Впереди забрехали батареи. Кое-где я увидел вспышки орудийных залпов. Продолжали взлетать и лопаться ракеты. В роте все притихли. Кто-то храпел.
Разрывы осветительных ракет сместились вправо.
И надо же, чтобы именно в эту ночь, когда французы снова пошли в наступление, нам предстояло выйти на передовую!
Постепенно стрельба затихла, только дождь продолжал стучать по каскам. Я подсел к Цише на плащ-палатку. Все молчали. Текли часы. Дождь не переставал.
— Рота, встать! Надеть снаряжение! Строиться на дороге!
От холода и сырости я весь одеревенел. Плащ-палатка тоже стала твердой и холодной.
На дороге показались трое без походного снаряжения.
— Куда идти? — спросил Фабиан.
— Эта местность нам не знакома, господин старший лейтенант. Каждый раз мы выходим на передовую в другом месте.
— Хорош проводник!
Один из наших унтер-офицеров сказал, что он знает дорогу до перекрестка, а там, видимо, нужно будет взять влево.
Мы свернули с дороги на рыхлую пашню, чтобы обойти деревню, в которую нет-нет да постреливали. На пашне наш походный порядок вскоре нарушился. Сзади все чаще стало доноситься: «Стойте!»
Солдаты, большинство которых впервые попало на фронт и к переходу ночью по пашням не привыкли, растянулись редкой длинной цепочкой по вязкой глине. В такую непроглядную темень все вокруг — и земля, и небо — сливалось в единое целое.
— Господин старший лейтенант! — сказал унтер-офицер. — Я не знаю, где мы находимся. Все размыто да еще так разъезжено, что не понять — дорога под ногами или целина. Мне думается, лучше повернуть назад и отыскать большую дорогу.
— Хорошо, ведите! — Я подивился спокойствию Фабиана.
Мы свернули резко влево.
Опять подбежал кто-то, чавкая глиной:
— Господин старший лейтенант Фабиан!
— А, это вы, Шуберт?
— Я наткнулся на отставших из вашей роты и подумал, что вы не знаете дороги. Вы можете примкнуть к моей роте. До траншей нам по пути.
— По хорошенькому месиву приходится нам тащиться!
Дождь прекратился.
На какое-то мгновение повеяло трупным запахом. Неожиданно начался спуск — куда, понять вовсе было невозможно. Я поскользнулся и съехал на заду по мокрой глине в неглубокий окоп. Где-то поблизости, похоже, гнил еще один труп. Ощупью выбираясь из окопа, я натыкался на щебень, на куски рельсов.
Потом некоторое время мы шли поперек поля, вглубь. А затем повернули налево, на дорогу.
— Задержитесь здесь, Ренн, и посмотрите, вся ли рота в полном составе!
Сгорбившись, люди тащились по грязи мимо меня. Каждый спрашивал:
— Скоро придем? Передохнуть нельзя?
Неожиданно колонна кончилась. Последний сказал:
— Они уже давно отстали.
Я продолжал стоять и ждать.
Никто больше не появлялся. От ушедших вперед уже не доносилось ни звука. Я бросился догонять их.
Понемногу становилось светлее. Но продвигался я вперед с трудом. Твердое основание дороги было покрыто скользкой глиной. И плащ-палатка мешала. Наконец я догнал колонну и побежал дальше.
Старший лейтенант велел мне догнать лейтенанта Шуберта и попросить его остановиться еще раз.
Я побежал дальше. От дождя все на мне затвердело и стало тяжелым. Рота сильно растянулась.
Наконец я добрался до головы колонны. Пот катился с меня градом. Лейтенант что-то пробурчал, но все же приказал остановиться.
Когда наша рота подтянулась, колонна медленно двинулась дальше. Дорога пошла полого вверх на холм, откуда мы свернули направо в ложбину.
До нас здесь, по-видимому, останавливалось еще одно соединение. Подойдя ближе, я увидел две колонны автомашин, перегородившие дорогу. Только слева оставался узкий проход. Один за другим мы стали пробираться по нему.
Впереди, совсем неподалеку, шла жаркая перестрелка.
Несколько снарядов пролетело низко над нами и разорвалось позади на холме. Наши тяжеловозы стояли в упряжках спокойно, будто им все вовсе нипочем. Солдаты разгружали громоздкие снаряды, мы перешагивали через них.
Слева, на крутом склоне, нам открылась траншея, в нее-то мы и свернули. У развилки траншеи стоял лейтенант Шуберт.
— Я полагаю, вам теперь нужно направо, — сказал он. — А нам надо быстрее догонять свою роту! Скоро уже светать начнет.
И он побежал налево. А мы двинулись дальше направо. Стрельба становилась все слышнее. Темные облака освещало багровое зарево.
Фабиан поднялся на стрелковую ступень и выглянул из окопа.
— Это что там — Буррэн?
Мы тоже выглянули. Впереди на расстоянии двухсот-трехсот метров от нас горела деревня, и над ней беспрерывно рвалась шрапнель.
— Это не Буррэн, — сказал один из провожатых. — Но что это, я не знаю.
— Там слева лес. Судя по карте, это Буррэнский.
— Нет, это не Буррэнский.
— Пошли дальше! — сказал Фабиан.
Слева, у блиндажа, взад и вперед ходил часовой.
— Как называется деревня там, впереди?
— Не знаю.
— Кто размещается в этом блиндаже?
— Штаб нашего батальона.
— Что это значит: штаб нашего батальона? Ренн, пойдите узнайте!
Я, спотыкаясь, спустился по узкой лестнице. В тусклом свете я с трудом разглядел тощего офицера в грязной шинели. Он сказал мне, что перед нами действительно Буррэн, только мы забрали слишком далеко вправо — попали в расположение соседнего полка.
Я выскочил наверх.
— Всем из окопа! — приказал Фабиан.
Мы ползком выбрались из окопа возле часового. От спешки плащ-палатка попала мне под ноги, и я скатился вниз.
Вся земля была взрыта воронками в рост человека, и мы пробирались по гребням воронок, сворачивая то вправо, то влево. Ни былинки не осталось на земле. Воронки кончились, и потянулся ровный луг.
Мы шли неподалеку от леса, а потом резко свернули к его нижнему краю. Там стояла санитарная повозка. В упряжи лежали две убитые лошади.
Из леса вышел солдат.
— Я должен передать господину лейтенанту блиндажи. Наша рота ушла несколько часов назад, чтобы засветло добраться до запасных позиций.
Шш-ш-ш-п! — пролетел над нами снаряд и врезался в землю, не разорвавшись.
Шш-ш-шп! — второй.
— Вперед! — крикнул Фабиан. — В траншею!
— Здесь, слева, — сказал дожидавшийся нас солдат, — расположен санитарный блиндаж и блиндаж для командира роты. Остальная рота — в лесу.
Неподалеку разорвался снаряд.
Мы кинулись в окоп, сплошь усыпанный кусками глины и ветками.
— Вы свободны, — сказал Фабиан проводникам холодно.
На ходу распределили блиндажи. В середине леса окоп заканчивался черной дырой. Вниз вела лестница.
— Здесь туннель, — сказал солдат. — И здесь размещается остальная часть роты с командиром взвода.
— А я? — спросил Фабиан.
— Там, на нижнем конце леса, где убитые лошади.
— Это вы могли сказать сразу!
Возможно, Фабиан пропустил это тогда мимо ушей.
Мы находились в тесном окопе, другая половина роты — позади нас. Стрельба участилась.
Мы выбрались из окопа. Лес был густой, весь усеянный обломанными ветками. Пройдя несколько шагов, мы наткнулись на колючую проволоку, которой не видно было в сплетении ветвей. Звонко потрескивали деревья. Валились сучья. Впереди, перед лесом, на лугу, то тут, то там видны были вспышки разрывов и небольшие облачка дыма, стлавшиеся по земле в предрассветных сумерках. Грохот и треск сливались под каской в сплошной гул, в котором уже не различимы были отдельные звуки. Я понимал только, что это шрапнель и гранаты. Снова наткнулись на проволоку. Я увидел на земле кожух пулемета и серое бледное лицо в каске. Пост находился в щели, прикрытой ветками. Мы вышли из леса, чтобы быстрее добраться до цели. Но здесь снова оказалась колючая проволока высотой по колено. Когда продирались через заграждение, шнурок моей плащ-палатки зацепился за колючку и, высвобождаясь, я вырвал клок из рукава. Мы побежали вдоль опушки. На бегу я все поглядывал по сторонам — смотрел, куда ложатся снаряды. Мы достигли окопа, который проходил у самой опушки леса, прыгнули в него и побежали дальше. Вскоре он вывел нас на дорогу. Скользя по глине, мы обогнули мертвых лошадей, стараясь не слишком далеко забирать при этом в сторону, и, запыхавшись, скатились в нашу нору. Туда вела лестница, блиндажа как такового там не было. Слева на довольно большой высоте из двух горизонтально укрепленных ящиков было сооружено нечто вроде нар. Пространство между нарами было настолько узким, что просунуться на нижние нары было нелегко.
