Занятия подходили к концу, когда Игнат Савельевич Хворостянкин, воровато приоткрыв дверь, уселся на своем месте. В этот момент Виктор Грачев, вытирая о тряпку сильно испачканные мелом пальцы, в последний раз отошел от доски и сказал:
— А теперь подведем итоги. Что мы сделали сегодня и что мы узнали? Во-первых, повторили прошлый урок и уяснили, что всякая сельская электростанция состоит из силовой части, будь то тепловой или гидравлической, электрического генератора и распределительного устройства. Мы изучили такие распределительные устройства, посредством которых производится все управление электрической частью станции. — Виктор посмотрел на Хворостянкина, увидел его большую, низко склоненную голову и продолжал: — Предметом же нашего сегодняшнего занятия была тема: «Измерительные приборы». Кто еще не успел записать, советую это сделать теперь… Этот мой совет особенно относится к Игнату Савельевичу Хворостянкину.
По классу ветерком прошумел смех. Послышались голоса:
— Он и без записей все знает.
— Если бы не знал, так не опаздывал.
— Ему Нецветова поможет.
— А, по-моему, чего опаздывать? Будто нынче никаких заседаний нету.
— У кого их нету, а у Игната Савельевича они завсегда есть.
— Тогда дело другое.
— Тихо, тихо! — Виктор приподнял руку. — Так какие ж нам нужны измерительные приборы? Во-первых, нужен прибор для измерения силы электрического тока. Здесь применяется… Кто мне подскажет? Варвара Сергеевна, вы хотите сказать?
— Для измерения силы электрического тока, — волнуясь, негромким, охрипшим голосом заговорила Аршинцева, — применяется амперметр.
— Правильно. Садитесь. — Виктор снова покосился на Хворостянкина: тот лег широкой грудью на парту, что-то с трудом записывал, по лбу у него катились, поблескивая на свету, крупные капли пота. «Вот кому жарко», — подумал Грачев и обратился к слушателям. — Во-вторых, нам нужны приборы для измерения напряжения электрического тока.
— Я скажу!
— Прошу, товарищ Родионов.
— Для измерения напряжения электрического тока, — поглаживая усы, баском заговорил Родионов, — применяется вольтметр.
— А как по-вашему, Игнат Савельевич? — спросил Грачев, теперь уже не в силах скрыть насмешливую улыбку.
— Точно так и по-моему! — ответил Хворостянкин, смахнув рукавом капельки со лба.
Снова смех в классе.
— Хорошо, пойдемте дальше. — Виктор посмотрел в темный угол, на чубатого парня и на его соседок. — В-третьих, нам нужны приборы для измерения мощности электрического тока. Из беседы мы узнали, что мощность в цепи постоянного тока равна произведению силы тока на напряжение, а поэтому ее можно определить по показаниям амперметра и вольтметра. И еще нам нужен прибор для измерения количества израсходованной энергии. Допустим, что в течение месяца в колхозе «Красный кавалерист» работали механические кузницы, электродойки, пилорама… Как же нам узнать, какое количество электрической энергии мы израсходовали?
Почти все курсанты подняли руки.
— Могу я ответить! — послышался слабый голос Хворостянкина. — Такой приборчик уже висит у меня в доме.
— А как же он называется?
— Называется просто — учетчик.
— Это у тебя в конторе учетчики!
— Счетчик!
— А какие счетчики бывают?
— Тише! — Грачев постучал по столу. — Кто еще не успел записать? Все записали? И Игнат Савельевич? Хорошо… Тогда советую до следующего нашего занятия повнимательнее прочитать книжку Златковского и Шустова, — она у вас есть…
После занятия, выходя из школы, Игнат Савельевич Хворостянкин взял Виктора Грачева под руку и угостил папиросой.
— Виктор Игнатьевич, — заговорил Хворостянкин, когда они вышли за ворота, — на эту ночь прошу ко мне, буду очень и очень рад. Жене дано задание — изготовиться и быть на часах. По этой домашней причине я малость припозднился… Но записи успел сделать, это я смог.
— А мне все равно, у кого ночевать, — с грустью в голосе ответил Виктор. — С помощью моего друга я уже привык к такой скитальческой жизни, и, вы знаете, кажется, она мне на пользу. А далеко ваш дом?
— Не очень. Через три переулка, на четвертом. — Игнат Савельевич с таким старанием топтал мерзлый снег, что под подошвами его больших сапог сухо потрескивал мороз. — Виктор Игнатьевич, прошу тебя по-товарищески… Ты хотя человек беспартийный, но меня ты поймешь…
— А в чем дело?
— Да, понимаешь, прошу тебя — ты меня не очень спрашивай на людях: человек я стеснительный, и тут еще, понимаешь, как руководителю, необходима настоящая авторитетность, — это же всякому понятно.
— А мне непонятно, — чистосердечно признался Виктор. — Если я вас не буду спрашивать, то как же я смогу дать оценку вашим знаниям?
— Да ты спрашивай, не давай мне никакой пощады, только не на людях, а так, со мной один на один. На людях, понимаешь, лучше обойти… — Хворостянкин приостановился. — А вот и мой домишко. Прошу в калитку… Сядем за стол и я тебе все поясню, так сказать, с нужных позиций… Антонина Федоровна, открывай!
Прерванный у калитки разговор не возобновлялся. Игнат Савельевич угощал гостя настойкой, приглашал закусить жареной в сметане курятиной; сам и пил и ел охотно, поглаживая замасленные усы, и рассказывал о погоде, о значении снегозадержания, о зимовке скота, об охоте на волков.
— Да, Виктор Игнатьевич, если присмотреться, — сказал он, — то можно заметить — жизнь у председателя хлопотная… Сколько разных беспокойств, нервы трещат! А тут еще, как на грех, не везет мне с партийным руководством. Изберем одного секретаря партбюро, только привыкнет к делам, поймет и уяснит мою хозяйственную линию, тут бы только и работать дружно, — ан нет! Забирают, переводят. Так случилось и с Татьяной Нецветовой.
— А что с ней? — спросил Виктор.
— Да разве ты не слыхал? А-а! Да, я и забыл: ты беспартийный! Ну, ничего, я тебе поведаю, тут никакого секрета нету! Позавчера на районной партийной конференции Татьяну Николаевну избрали секретарем райкома.
— А Кондратьев? — удивился Грачев.
— Да нет же, не первым, — Хворостянкин даже сочувственно покачал головой, — и не вторым, а просто секретарем. Наш второй секретарь Петр Петрович Кучеренко уехал учиться — умнейшая была голова! Так теперь вторым избран Алдахин Павел Степанович; был он до этого просто секретарем, а на его место утвердили Нецветову… Эх, беда! Всем радость, а Хворостянкину опять горе.
— Игнат, — вмешалась в разговор Антонина Федоровна, — а давно ли ты проклинал Татьяну Николаевну — она тебе жизни спокойной не давала! Разве забыл?
— Помню, помню… А потом она мою линию все же уяснила.
— А может, не она твою, а ты ее линию уяснил? — спросила жена.
Хворостянкин тяжело вздохнул:
— То все одно… А теперь она секретарь райкома, тоже надо понимать!
— Ох, смотри, будет она тебя еще гонять, попомни мое слово. — Поглядывая на Виктора, Антонина Федоровна добавила: — Теперь она и совсем жизни тебе не даст.
— Тоня, а ты в это дело не вмешивайся. Побеспокойся насчет чайку. — Хворостянкин наклонился к столу. — Виктор Игнатьевич, вот к этой славной куриной ножке присовокупи огурчик — не пожалеешь!
38
Поднявшись из-за стола, Хворостянкин сказал жене, что гость за день намаялся, пора ему и на отдых. Антонина Федоровна проводила Виктора в соседнюю комнату, где постель была уже готова, и, пожелав спокойной ночи, вышла.
«Вот тут я один полежу пораздумаю. Что-то неспокойная стала у меня голова», — размышлял Виктор, снимая пиджак и вешая его на спинку стула.
Не успел Виктор раздеться и подлезть под толстое прохладное одеяло, как вошел хозяин дома, уже в одной нательной рубашке и с расстегнутым на брюках поясом. Поставив поближе к кровати стул, он уселся, положил на колени широкие ладони, — на суставах пальцев пучками росли рыжеватые волосы.
— Так я, Виктор Игнатьевич, не досказал свою мысль, — начал он, рассматривая свои пальцы, — а досказать должен. Да, так в чем же моя главная мысль? — сам себя спросил Хворостянкин и выжидающе посмотрел на Виктора. — Всякая учеба, если на нее смотреть с определенных позиций, дело, конечно, хорошее, нужное. Но притом же, если вдуматься, то зачем вся эта электрическая премудрость хлеборобу, одним словом, тому человеку, каковой знает свое дело — растит хлеб? Я понимаю так…