Однажды, незадолго до выхода в море на боевое задание, наш корабль стоял в Ваенге у причала, а на другой стороне причала стоял эсминец «Деятельный». И вот мы в море. Вскоре соединились с транспортами для их конвоирования. Идем с погашенными огнями. Глубокая темная ночь. Сильный мороз. Море штормит, и корабль постепенно обледеневает. Покрылись сплошным льдом леерные ограждения, обледенели и отяжелели, грозя оборваться провода антенн. Все свободные от вахт на верхней. палубе обкалывают лед. Я на вахте внутриэскадренной связи, при которой работаю на УКВ радиотелефоном. Прошло более 8 часов, как мы в море. В радиорубке мягкий свет, тепло и уютно. Ничто не напоминает о том, что творится за бортом. В наушниках радиостанции негромкий шумок. И вдруг в этой, казалось, мирной спокойной обстановке раздался как бы сильный металлический удар по нашему корпусу. Мы уже знаем — значит, где‑то недалеко произведен подводный взрыв, ударную волну от которого почувствовал и наш эсминец. Через короткое время в наушниках раздался взволнованный голос. «Корабль торпедирован, торпеда попала в район второй турбины, пытаемся укрепить водонепроницаемые переборки и завести пластырь, чтобы закрепить пробоину». Я тут же обо всем этом доложил на мостик командиру. Рация «Деятельного» молчит. И вдруг снова голос в эфире: «Водонепроницаемая переборка не выдерживает напора воды, пластырь завести не удалось, вода поступает очень интенсивно, корабль потерял ход и погружается. Начинаем опускать спасательные плавсредства. Прощайте, товарищи». Это были последние слова радиста. Мы увидели, как на одном из спущенных катеров зажгли огонь, чтобы их было видно, но корабли, не обнаружив подводной лодки, продолжали ходить противолодочными курсами. Остановиться для спасения было смерти подобно, корабль сразу же становился мишенью для необнаруженной и находящейся где‑то рядом немецкой подводной лодки. Через некоторое время огонь погас, и все погрузилось в сплошную темноту. Радиолокационным и аккустическим установкам лодку обнаружить не удалось. В чем дело, почему ее не слышно? Возможно, она легла на грунт и ждет пока один из кораблей остановится и приступит к спасательным работам. Но боевым корабельным Уставом кораблям запрещена остановка, пока не обнаружена и не уничтожена вражеская лодка, иначе может быть поражен любой остановившийся корабль. Радиолокатором наблюдаются только корабли конвоя. Через 50 минут после торпедного поражения локатор прекратил показывать «Деятельный». Корабль пошел ко дну. И все же одному из наших кораблей удалось спасти 7 человек, всего семерых из двухсот членов экипажа. Это были сигнальщики, рулевые и старший помощник командира корабля, то есть те, кто ушел с корабля самыми последними. Они были на мостике до тех пор пока корабль не стал погружаться почти вертикально и тогда они сбросили спасательный понтон, сели в него и отошли от борта погружавшегося корабля. Командир с мостика не ушел и утонул вместе с кораблем. Сесть на понтон он отказался, считая это бесполезной мерой, но оказалось, что когда они немного отошли от тонущего корабля, мимо, выполняя противолодочный зигзаг, проходил один из наших эсминцев, который услышал крики, находящихся на понтоне моряков, рискнул остановиться и поднять их на борт.

А жизнь продолжалась, до конца войны было еще далеко, и еще много боевых эпизодов отложилось в памяти об этих грозных годах. Однажды в составе экипажей эсминцев «Разумного» и «Дерзкого» мне довелось участвовать в уникальной операции, которая называлась свободным поиском вражеских подводных лодок. Глубокой темной ночью идем с погашенными огнями. Наш «Разумный» ближе к берегу, а «Дерзкий» чуть мористее. В это время суток вражеские подлодки обычно всплывали на поверхность для подзарядки своих аккумуляторов. Боевая задача состояла в том, чтобы имеющимися средствами радиолокации и акустики обнаружить их и уничтожить. Первым фашистскую лодку обнаружил «Дерзкий». В это время я находился на вахте и принял от «Дерзкого» сообщение по внутрн- эскадреиной связи: «Вижу подлодку визуально на очень близком расстоянии. Выхожу на таран». Обнаружил он лодку перед самым свои носом и у него не было другого выхода для атаки кроме тарана. И командир повел корабль на таран. Перед этим он дал команду повесить над лодкой осветительные ракеты и было хорошо видно, как корабль своим носом врезался в подводную лодку, сбавил ход и даже застрял в ней, хорошо были слышны автоматные очереди. Там шел настоящий ближний бой. Потом было видно как «Дерзкий» дал задний ход и отошел от лодки, она сразу же скрылась под водой, а он снова пошел в атаку и теперь уже сбросил на протараненную лодку серию глубинных бомб, после чего на поверхности появились обломки этой лодки. 3 эту же ночь и наш экипаж запеленговал лодку локатором, она сразу же погрузилась под воду, тут же обнаружили ее акустической установкой, после чего вышли в атаку и сбросили несколько серий глубинных бомб. Вскоре увидели большое соляровое пятно и всплывшие обломки, что подтвердило, что наши бомбы достигли цели. Через некоторое время потопление лодок подтвердила и наша разведка. А чуть позже газета «Правда» сообщила, что «корабли Северного флота уничтожили две подводные лодки противника».

Потом было много еще других эпизодов, других ратных дней, и память цепко держит события тех лег. День Победы я встретил в Мурманске, когда служил на американских тральщиках, которые мы привели на Северный флот из США в начале 1945 года. Для меня война в тог день не кончилась.

С наступлением мирного времени началась боевая работа для тральщиков. Во время войны и нами, и нашими союзниками, и нашим противником были установлены многочисленные минные заграждения. Причем все минные поля были строжайшим образом засекречены. И вот после войны все карты с минными постановками легли на стол победителей, районы минированных заграждений были во всех международных лоциях объявлены запрещенными для мореплавания, и каждая страна — победительница в своих территориальных водах должна была ликвидировать минные поля и открыть эти районы для мореплавания. Эту колоссальную работу должны были осуществить боевые тральщики или, как их называли моряки, «пахари» моря. До самой демобилизации в 1950 году, долгих пять лет продолжалась эта работа. И после она велась еще несколько лет. Очень много минных полей было на главных морских путях в Арктике. Тральщики — «пахари» моря — действительно по много дней буквально круглосуточно «пахали» на море.

И это была не просто будничная мирная работа. Все пять лет после войны были ее продолжением, так как мы вели боевое траление, которое для нас, его исполнителей, несло смертельную опасность.

Мне за время моем службы пришлось, особенно во время войны, попадать в разные ситуации, но никогда я, даже в мыслях не думал, что погибну.

28 июля 1972 года во время памятной встречи на Соловках, в один нз счастливейших дней моей жизни, глядя на счастливые лица моих товарищей — бывших юнг, я понял, что флотская жизнь и закалила и воспитала людей, сделала их намного богаче духовно, щедрее, добрее и еще тогда я подумал, и это чувство не покидало меня потом никогда, о том, что если бы мне пришлось выбирать свою судьбу заново, я выбрал бы только этот путь и никакой другой.

Годы идут. Морская слу жба давно позади и возможно я что‑то упустил, что‑то забыл, но все это второстепенное, главное же — события и люди, открывшие так много для меня, навсегда останутся в моем сердце. На Соловках в те памятные дни 1972 года я встретился со своим прошлым, со своей юностью, увидел многих своих товарищей, услышал их рассказы. Передо мной пронеслись судьбы моих друзей и, может, только тогда впервые я понял, что от самого человека зависит насколько насыщенной будет его жизнь, какой курс изберет он для жизненного плавания, как воплотит он в свою жизнь, все то, что было заложено в него флотом, морем, будет ли до конца он предан морю. А море — море не обманет. Оно должно сделать тебя Настоящим человеком.

Соловецкие юнги выполнили свой воинский долг перед Родиной. Всюду, где бы ни сражались, они показывали образцы мужества и воинской доблести, в огне боев закаляли свои характеры.