Леа восхищенно ахнула. В покоях матери девочки царила роскошь. Стены цвета кости, с многочисленными узорами и вырезанными искусным мастером картинами. Темно-красные, цвета крови ночью, шторы закрывали все окна, такими же были покрывала на кроватях, обивка диванчиков и небольших пуфов, расставленных повсюду. Леа подумала, как же ей противна любовь местных жителей к этому отвратительному цвету, символизирующему смерть. Она с тревогой поглядывала на кровавые следы своих босых ног на светлом полу. Но, казалось, их никто не заметил. А через мгновение служанки вытерли все, включая и ее грязные ноги.

В покоях было много зеркал. Огромные, от потолка до пола, они висели на стенах, создавая иллюзию тоннелей, провалов в пространстве. Какие-то были занавешены тканью, переливающейся и струившейся на пол, будто сама Красная река. Другие отражали великолепие покоев, увеличивая их визуально в несколько раз.

На небольших столиках лежали сладости, стояли графины с водой и винами, шкатулки с драгоценными украшениями и маленькие флаконы всевозможных цветов.

Движением головы хозяйка апартаментов отослала всех слуг вон. Они исчезли, как призраки, шелестя одеждами. Девочка на диване поднялась и пошла в угол комнаты, где за ширмой сняла перепачканное платье.

К огромному удивлению Леа, маленькая шалунья сделала несколько шагов и нырнула в пол. Оказалось, что прямо на уровне полов здесь же находится и бассейн с молочно-белой водой. Рассмотреть его Леа удалось только тогда, когда девочка нарушила недвижимую гладь, погрузившись туда с головой. Леа только поразилась, как малышка может спокойно нырять, когда только что чуть не утонула.

— Я Шакту, — заговорила женщина. — Это моя дочь Рами.

— Вы — одна из наложниц Мора?

— Можно и так сказать, — женщина как-то недобро усмехнулась.

— Так вот, значит, куда попадают наложницы, когда рожают Мору детей.

— Не всегда, — засмеялась Шакту. — Такая честь выпадает лишь немногим. А ты, я смотрю, не очень жалуешь своего повелителя.

— Он меня пленил, купил, как скотину, и обращается со мной не лучше. Мне не за что его любить.

— Да, не за что, но не из-за любви ты должна относиться к нему уважительно, а из-за страха.

— Я не люблю это чувство.

— Оно вложено в души, чтобы оставлять нас живыми. Страх напоминает, что следует бежать, когда на тебя несется большой зверь, и следует молчать, когда находишься под властью человека, который легко может убить.

— Видимо, у меня больше гордости, чем страха.

— Тоже полезное чувство. Но не здесь.

Шакту взяла кусок воздушной пушистой ткани с низкой тахты и поднесла его Рами, вылезшей из бассейна. Девочка энергично ею растерлась, накинула легкое прямое платье белого цвета и подпоясалась серебристым пояском.

Леа подумала, что ей, гостье и спасительнице собственной дочери, по правилам хорошего тона можно было бы тоже предложить платье вместо простыни. Но Шакту не предложила даже присесть. В этой женщине чувствовалась властность, непокорность, нечто скрытое от глаз, тайное, что давало ей силу. Она тоже не знала страха, зато гордыни у нее было побольше, чем у Леа.

— Рами — дочь Мора. Его первый ребенок, рожденный в рамках закона. От официальной наложницы.

— Так вы его жена?

— Ты что, совсем недавно здесь? Все знают, что женой повелителю станет только та, кто родит ему сына.

— Тогда кто вы? Что значит «официальная наложница»?

— Это титул, который заслуживает женщина, которую он взял девственной, родившая Мору больше одного ребенка. Ну, и оставшаяся в живых, конечно, — Шакту забросила в рот сочную ягоду.

— И много таких здесь?

— Нет.

— А как вы попали к Мору? Вас тоже продали?

— Нет. Когда-то давно он увидел меня на празднике нашего народа, посвященного плодородию. Я была жрицей, меня, согласно нашим традициям, раздели догола, обвили мое тело цветущими лианами, на голову водрузили венец из колосьев — символ богатства наших земель — и купали на закате солнца в священном озере Джалтырь. Мор был молод, он влюбился в меня и захотел забрать с собой. Но старейшины не позволили ему этого. У меня был предначертанный судьбой жених, наше потомство стало бы продолжать традиции рода, возглавило бы наш народ в будущем. Мы оба были из знатных и влиятельных семей. Но Мор плевать хотел на запреты, моего жениха и старейшин. Он уже тогда был горячим и решительным. Я пожалела его, сказала, что не перенесу, если его убьют во время попытки меня похитить. И пообещала, что приду к нему сама, как только поравняются луны. Он поверил и стал ждать.

— И ушли?

— Да. Я ушла. Я любила его и готова была идти за ним хоть через тысячи миров.

— Я бы никогда не бросила свою семью, — Леа покачала головой, не понимая, как этот жестокий тиран смог соблазнить юную девушку, которую все почитали и любили.

— Тогда мне казалось, что он — моя судьба. Мы были счастливы, хотя и не во всем. Кроме меня не было других женщин в его сердце и в его постели. Но все изменилось, когда я ждала нашего первого ребенка. Он встретил Провидицу. Она предсказала ему, что только сын сделает эту страну поистине великой, превзойдет его в умении править и прославит Край Песка и Крови среди сотен других измерений. Мор стал словно одержим этим предсказанием. Когда у нас родилась дочь, он так расстроился, что не приходил ко мне, пока полная луна не сменила месяц. Он успокоился, даже взял Рами на руки и вынес на самую высокую башню дворца, чтобы все люди могли увидеть его первого ребенка, но мысль о сыне не покидала его. Я забеременела, когда еще не отлучила Рами от груди. У меня родилось пятеро детей. Двое из них умерли в младенчестве, самые младшие. И все — девочки. Тогда-то, после смерти нашей последней малышки, он и решил, что должен во что бы то ни стало исполнить пророчество, должен зачать сына. А меня посчитал непригодной, ведь у меня рождались одни девочки. Появились толпы наложниц, а он, словно семенной бык, оплодотворял их, поставив это своей главной целью.

— Как давно это продолжается?

— О, не смотри на возраст Рами, — улыбнулась Шакту. — В нашем мире время тянется медленно. Звезды сделали сорок полных циклов по небосводу. Во многих землях этого бы хватило для достижения расцвета жизни, а у нас это всего лишь ее начало.

— Так долго? Неужели за все это время ни разу не было ребенка мужского пола?

— Нет, даже среди мертворожденных. И это так гнетет Мора, что он боится, не проклят ли он. Мор одержим, и эта одержимость изменила его, взрастила в нем жестокость. Он забыл о ценности человеческой жизни, он забыл о милосердии и любви, зато вспомнил о самых древних и темных традициях своего Края — поклонении Красной реке, почитании крови.

— Зачем вы все это мне рассказываете?