— Ты останешься здесь. И я не дам никому ни малейшего шанса хотя бы прикоснуться к тебе.

Он вышел, не дождавшись от нее ответа.

Леа какое-то время лежала на постели, вдыхая экзотический аромат, темный и пряный, которым были пропитаны простыни. Мысли вылетели из головы, на душе было пусто и мерзко. Едва передвигая ногами, она добралась до массивного чана с водой, забралась в него и, откинув голову на бортик, уснула.

Когда Терей вернулся, он осторожно вынул девушку из остывшей воды. Положил на свою кровать, завернул в шелковые простыни и присел рядом на корточки. Ее рука напоминала сорванный цветок лилии — хрупкая, красивая, белая. Он едва ощутимо прикоснулся к ней пальцами. Но она почувствовала. Вздрогнула, открыла испуганные глаза.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, еще раз переживая происшедшее, стараясь избавится от мерзких воспоминаний.

— Я не мог ничего изменить, — наконец произнес Терей.

— Я понимаю, — голос Леа ничего не выражал.

— Я действительно не мог. Когда-то очень давно, когда я жил далеко отсюда со своими родителями, наша семья попала в беду. Мои родители были влиятельными Волшебниками. Отец — видный политик, один из лидеров клана, мать — мастерица слова, с помощью звуков могла сотворить любое заклятие. Но они совершили огромную ошибку — откровенно не поддержали Магнуса, когда тот решил захватить Талисман.

— Талисман Богов? — Леа слабо встрепенулась.

— Да. И за это они поплатились жизнью. Однажды ночью к нам в дом ворвались, мать вытащили из постели, отца выволокли на улицу, даже не дав накинуть на себя одежду. Меня заставили смотреть на расправу над ними. Их убили чуть позже, после того, как долго мучали. На их крики сбежались все, кто жил в нашем селении. Но никто не пошевельнул и пальцем, не произнес ни одного заклинания. Все просто стояли и смотрели на их казнь, публичную расправу. Все боялись повторить их судьбу.

— А ты?

— Я был тогда не ровней могущественным Волшебникам, маленький мальчик, так и не постигший науку магии до конца. К тому же, мою силу изъяли, заключили в сосуд, чтобы я не смог мстить за смерть родителей. А позже продали … Мору. Он получил и тот стеклянный шар, в котором хранилась мои магические способности. Привез меня сюда, но не превратил в раба. Не знаю, что он во мне увидел, но много лет назад он предложил мне служить ему, охранять Дворец и распоряжаться в нем. Я стал кем-то личного прислужника, наделенного особыми полномочиями. Я не хотел убежать, мне некуда было возвращаться, поэтому я исполнял все, что он хотел. Узнав меня на деле, он разбил шар, вернул мне мои силы. Но, как оказалось, не все. Я не знаю, то ли Волшебники так сделали, то ли некоторые мои способности где-то заблудились, или же Мор каким-то образом постарался обезопасить себя, но я не могу убивать, не могу полностью взять подчинить себе волю человека. Очень многое в моей власти, но я не окажу ему достойного сопротивления. Он знает это. Отчасти поэтому и доверяет. Я не мог ничего сделать, Леа, — он опустил голову и поднес руку девушки к виску.

Леа молчала. Долго смотрела в расписанный потолок, а потом повернулась к нему.

— Что ты намерен делать, Терей?

— Оберегать тебя, как самое большое сокровище Хрустального Дворца.

— Перенеси нас в такое место на этой планете, где мы будем в безопасности.

Кира выпалила свое требование, даже не оглядываясь на прекрасного мужчину, стоявшего за ее спиной.

— Я не слуга тебе и не слушаюсь приказов.

Его холодный тон все же заставил ее отвести взгляд от Аргуса. Тэри стоял, скрестив руки на груди. И вся его поза выражала недовольство. Глаза гневно сверкнули, когда заметили тонкую девичью руку на широкой окровавленной груди Охранника.

— Ты же сказал, что мне достаточно лишь произнести твое имя, чтобы ты оказал мне помощь.

— Я готов был помочь другу. Но ты не выказала никакого дружеского расположения. Такими, как я, не помыкают! Ты забываешься!

— Я ранена и в смятении, — Кира попыталась унять нетерпение и исправить свою оплошность.

Тэри смотрел на нее свысока, вздернув бровь. И казалось, что нисколько не смягчился от ее слов. Поэтому она продолжила, положив руку на его предплечье.

— Ты ведь друг мне, — ее голос звучал мягко.

— Но не ему, — он кивнул на Аргуса.

— Он мне нужен. Он охраняет меня и рискует своей жизнью.

— Все эти функции с большим успехом могу выполнять и я.

— Значит, ты отказываешь мне?

Тэри на минуту заколебался.

— Нет. Не отказываю. Лишь напоминаю, что мною нельзя вертеть, как заблагорассудится. Я не твой раб и не ровня тебе или ему. А о дружеской услуге просят иначе. И за нее выказывают определенную признательность.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу твоего доверия, — смягчился Тэри. Он улыбнулся, и даже несмотря на лежащего без сознания Аргуса, сердечко Киры затрепетало. Перед ним действительно невозможно было устоять.

— Оно уже у тебя есть.

— Нет. Ты боишься меня.

— Я плохо тебя знаю.

— Но разве я не доказывал тебе свои добрые намерения столько раз?

— Да, но все-равно я почти ничего о тебе не знаю. А как можно рассчитывать на человека, о котором знаешь лишь две вещи — что он красив и благороден?

— Неужели? — лесть действует на всех живых существ и Тэри не был исключением.

— Но этого все-равно мало для полного доверия.

— Но ему же ты поверила, — Экстериал головой указал на Аргуса и немного поморщился.

— Не сразу.

— Так и мы не впервые встретились.

— Хорошо. Что мне необходимо сделать?

— Пообещай мне, что не солжешь о том, о чем я спрошу тебя.

— Спрашивай!

— Не здесь, не сейчас, — тихо рассмеялся Тэри.

— Отвечу честно на любой вопрос, — выпалила Кира, внутренне спрашивая себя, что же помешает ей солгать, если вопрос окажется неуместным или слишком личным?

— Я пойму, — еще громче засмеялся Тэри. — Твое сердце своим стуком раскроет тайну, пульс укажет на ложь, сбившееся дыхание станет свидетельством волнения. Я читаю твои мысли в глубине глаз, а подрагивающие губы выдают невысказанные вопросы.

— Так ли нужно тебе мое обещание?

Кира скептически смотрела на мужчину, который, наверняка, обладал нечеловеческими способностями. Она задалась вопросом, а не читал ли он мысли? В его ангельской улыбке проскальзывало то лукавство, то надменность, то искренность. Глаза опять стало резать. Прекрасен! Однозначно!