— Ты намеки удерживай, кореш, — заметил Шура, — это ж не моча все-таки… Короче, ты хочешь сказать, что тетя Булка тебе прикинула программу действий и ты ее должен до нас довести? То есть ты — как бы магнитофон, который ее словами говорит. Ладно. Заслушаем!

— Без проблем! — развел руками Витя. Теперь все повернулись в сторону Кныша.

— Значит, так, — сказал Кныш, — сегодня днем я с ней разговаривал по телефону. Чувствует себя нормально, всем приветы передает, пензенским — соболезнования и извинения за то, что не смогла на поминки прийти. На девять дней тоже не сможет, а на сороковины обещала быть обязательно.

— Можно и без преамбул… — вякнул Бегемот.

— Дальше, — не обратив внимания на реплику, продолжил Кныш. — Шухер, который поднялся после истории на Партизанской, она из Москвы загасила. Как — не сказала, но комиссии уже сваливают, с понтом дела «ничего не нашли». Вопрос к Вите: ты так можешь?

— Нет, не могу, кореш… — проворчал Басмач.

— Приятно, когда откровенно… Продолжаю. Партизанская — дело Шкворня. Но он не сам по себе. За ним — московские дяди, с большими связями и хорошей силой. Если мы сейчас будем дружно держаться за Светулю — ни хрена они не смогут. Начнем вразброд — положат всех, как Крюка и Леху. Теперь вопрос к Тромбону: ты согласен, братуха, что за Крюка надо отвечать?

— Командир, — мрачно отозвался Тромбон. — Я в этом деле — полный профан. Только сейчас расчухал через Царцидзе, что Шкворень с Конем наняли какого-то афганца, который соорудил мину и поставил в «мерс». Потом то ли сумма не устроила, то ли еще чего-то. Короче, этот взрывник Коня сжег в избе, а сам смылся. Шкворень это место нашел и приехал обратно. Тут Царцидзе узнал, что в ресторане, где Шкворень с Конем этого самого Ерему подряжали, прослушка стояла от Крюка. Вычислили, что это Аркаша поставил, электрик. Но то ли не довел до Крюка, то ли еще как получилось, но мину не нашли, и она грохнула. Тогда Шкворень взял Брыня с бригадой и опять поехал вроде бы в Самсоново, разбираться с этим козлом-электриком. С тех пор Шкворня никто не видел. Ни «Паджеро», ни ребят. Как корова языком слизнула. Конечно, на Витю грешили, но он, если Медведь правду сказал, сам ни фига не знает, к тому же у него на родной земле Вася Хряп пропал. В том же районе. С «Тайгой» и тремя пацанами.

— Самсоновский треугольник, блин, — пробормотал Фыра почти суеверным тоном, — навроде Бермудского…

— Насчет Шкворня я точно ничего не знаю, — сказал Басмач, — а Вася ездил как раз после того, как мне сообщили, будто Шкворень в Самсонове крутится…

— Погоди, братан, — перебил Тромбон, — Шкворень уже сутки как пропал, когда твои искать его поехали. Сам же Медведя посылал со мной толковать. Разве не сказал он тебе?

— Машину его там видели, — нахмурился Басмач. — Через сутки после того, как он у вас пропал.

— Машина — это машина, — сказал Тромбон. — А самого-то видели?

— Самого не видели, — согласился Витя. — Но только ты прикинь, кто мог его из нее высадить, если этого я не сделал? Их там сколько было? Шестеро? И все при пушках, между прочим.

— У тебя там тоже, между прочим, не один Вася пропал, — заметил Тромбон. — И тоже вооружены были, по-моему, даже с автоматом. Конечно, можешь подумать, будто Шкворень ваших там почикал. Но не полез бы он на автомат — я его знаю.

— А это… — воспользовавшись паузой спросил Фыра. — Их там травануть не могли? Чучмек этот, который «Липочку» держит? Налил по 150 метанола — и привет родителям. Машинки и оружие толкнул землякам, обашлился тыщ на пятьдесят баксов. А сам молчит: «Слушай, дарагой, нычэго нэ видэл!»

— На кой хрен ему это делать? — презрительно поглядев на Фыру, хмыкнул Басмач. — Дзобладзе не самоубийца. На хрена ему рисковать, когда мы его на такое доходное дело поставили. Тем более — на хрена травить и Шкворня, и наших? К тому же, это деревня, друг дорогой. Там все насквозь видно…

— Много там твой Швандя увидел? — буркнул Тромбон. — Дзобладзе ни хрена не сказал, мужики только слышали, как Саид: «Стреляли…»

— Уже немало, — веско произнес Казан.

— Мало! — проворчал Басмач. — Выстрелы там слышат, а где стреляли, в какой стороне — фиг поймешь.

— У тебя же начальник райотдела свояк. Пусть бы пошустрил немного, — полушутя предложил Кныш. — Зря, что ли, бабки отстегиваешь?

— Не найдет он ни хрена. Там сейчас паводок, полрайона затопило. И потом, кого искать-то? Трупы разве что…

— У нас, Витя, — вступил в разговор Зубр, — к тебе свой вопрос. Никто в тех местах насчет моторки не слышал?

— Мы с Ромой уже все утрясли. Спроси у него еще раз, если не лень. Не валили мы Леху и даже не собирались. Крест могу поцеловать.

— Да все ясно, братан! — поспешил поддакнуть Рома. — На фига их приплетать? Пидор этот, Женя, навел. И слинял куда-то, сука.

— Что за Женя? — спросил Кныш с интересом.

— Да Леху, понимаешь ли, на экзотику потянуло… — произнес Рома с легкой брезгливостью. — Снял в Питере «голубого», привез на дачу и стал помаленьку дрючить. В одежде — хрен от бабы отличишь. Сиськи — во! Ноги — по ниточке, волосинки не найдешь. Но с прибором.

— Ни фига себе! — восхитился Фыра.

— Леха, блин, прилип к нему, аж противно. Понимаю, конечно, на зонах к «машкам» привык, но на воле, когда баб пруд пруди — на фиг нужно? Сам же говорил, что это западло по понятиям…

— Ладно, короче! — попросил Кныш. — С чего ты думаешь, что он, этот Женя, навел?

— Потому что, блин, он тогда позвонил Лехе и на дачу его вызвал! — произнес Рома раздраженно. — Мол, спасай, миленький, вода подступает, утонуть боюсь! И на берег тоже он Леху вывел. Дескать, погляди, насколько тут залило. А лодка уже ждала. Чпок! — и нету Лехи… И сразу же — фырр! — понеслась. Ну, мы пару очередей дали — для очистки совести, скорее. Но разве в темноте попадешь?! Конечно, Женя этот самый истерику устроил — точно, как баба! Вдова, блин, неутешная! А на следующую ночь его как корова языком слизнула. И сорок тысяч баксов, которые у Лехи в заначке лежали, тоже.

— Вот сука! — простодушно произнес Фыра.

— А ты что скажешь, Зубр? — поинтересовался Кныш. — Что-то у тебя на физии какое-то недоверие читается? Или я ошибаюсь?

— Фиг его знает… — вяло пробормотал тот. — Темное дело. Я этого гомика не видел и не знаю, там Рома ошивался, ему и карты в руки. Только одного не пойму: как этот самый Женя мог наводить, когда он безвылазно сидел на этой даче? И Рома с братками его сторожил как зеницу ока. Ведь он хоть разок должен был за забор выползти, чтобы столковаться со своими и все согласовать! А там, между прочим, даже если люди проспят, фиг от собак уйдешь…

— Интересно, — прищурился Кныш, — а как же это Женя сумел вообще слинять?

— Е-мое! — обиженно произнес Рома. — Я уж объяснял десять раз! Через подвал дачи можно в канализацию вылезти. Пройти по коллектору и через люк — наверх… Так он и на встречи ходил, и навовсе слинял.

— Ром, — серьезно посмотрел на него Зубр, — ты сам-то лазил в канализацию когда-нибудь? Нюхал, какой там запашок?! Неужели б никто, особенно Леха, который с ним спал, ничего не учуял бы?!

— Господи! — изображая полное утомление от надоедливых вопросов, вздохнул Рома. — Да у него, этого козла, целый чемодан всяких шампуней, лосьонов и дезодорантов был. Они какой хошь запах отобьют… А ванну ему Леха предоставил отдельную.

— Ну, хорошо, — продолжал настырничать Зубр, — а как он в подвал-то попадал? Сам же говорил, что подвал на замке держали.

— Откуда я знаю? Может, отмычку имел или ключ у Лехи спер.

— Да, — глубокомысленно заметил Кныш, — дело ясное, что дело темное…

В это самое время в дверь кабинета три раза постучали. Народ стих. В дверь всунулся один из Булочкиных гвардейцев, охранявших «саммит». Он показал жестом, что ему срочно нужен Кныш.

— В чем дело? Говори, не стесняйся…

— Какой-то тип пришел, говорит, что от хозяйки. Из Москвы. Просил бумажку передать. Морда незнакомая.