Возгласы «ура!», звон бокалов. Хор голосов: «Приятного аппетита!» И хотя Фогельзанг громким голосом энергично старается привлечь к себе внимание, дверь из столовой открывается. Т р а й б е л ь  и  О т т о  проскальзывают в гостиную. Они закрывают за собой дверь, за которой начинает говорить Фогельзанг.

Ф о г е л ь з а н г (за дверью). Господа! Наш любезный хозяин провозгласил здравицу в честь армии и связал с армией мое имя. Я испытываю отвращение к промежуточным ступеням и вообще к феодальным пирамидам. Это средневековье. Мой идеал я вижу в плато с одним-единственным, но над всем возвышающимся пиком. Это трон и корона. Согласно моим политическим взглядам, все наше спасение, все возможности к улучшению монархической демократии, сторонником которой, насколько я знаю, является и наш коммерции советник, наш хозяин, а также наш гонфалоньер, который несет нам знамя.

Голос Фогельзанга затихает.

Т р а й б е л ь (пока Мютцель подносит ему и Отто сигары). Ну так, Отто, только скорее, пока не пришли остальные: как тебе нравится мой Фогельзанг?

О т т о. Знаешь, папа… (ждет, пока уходит Мютцель)… говорить этот парень мастак, но, только не сердись, его политическая программа никуда не годится.

Т р а й б е л ь. Годится.

О т т о. Верхом на коне в эпоху железных дорог просто смешно.

Т р а й б е л ь. Хозяин фабрики берлинской лазури должен стоять на стороне сил, охраняющих государство.

О т т о. Но военные и дворяне никогда не примут тебя всерьез. Промышленник в качестве кандидата консервативной партии. Если бы у тебя было хоть поместье… (Слегка приоткрывает дверь, чтобы было лучше слышно.)

Г о л о с  Ф о г е л ь з а н г а. Господа! Я солдат. Более того, я боец, который служит идее. Есть две великие силы, которым я служу: народность и монархия. Все другое мешает, вредит, сбивает с толку. Английская аристократия, которая независимо от моих принципов противна мне лично, олицетворяет собой такую вредность. Если мы восклицаем: «Да здравствует король!», то делаем это совершенно беззаветно, чтобы обеспечить господство великого принципа. Но если некоторые другие восклицают: «Да здравствует король!», то это всегда означает, что должен здравствовать тот, кто заботится о нас, наш кормилец, ведь, кроме своих выгод, они ничего не признают. Им не дано раствориться в идее, они опираются на тех, кто считается лишь с самим собой, а это означает отдать наше дело на гибель. Наше дело не только в том, чтобы побороть прогрессивного дракона, но и в том, чтобы побороть дворянского вампира, который без конца сосет нашу кровь! Долой всю эту политику узких интересов! (Затихает.)

Н е л ь с о н (врывается в гостиную). Oh, for shame![26] Этот человек! No…

П р о ф е с с о р (идя вслед за ним). К этому, мистер Нельсон, вы должны в Пруссии привыкнуть. Если у нас заходит речь о политике, то разъяснять ее должен по меньшей мере лейтенант. (Искоса поглядывает на Трайбеля и Отто.) Даже королевским коммерсантам. (Проходит с Нельсоном дальше, в направлении зимнего сада.) И пусть это лишь ощипанный в сорок восьмом году орел.

Н е л ь с о н. Какой там орел, это какаду!

П р о ф е с с о р. Метко сказано. Однако вернемся к адмиралу: вы сейчас говорили…

Нельсон и профессор уходят в зимний сад.

О т т о (глядя вслед профессору). А это тесть Леопольда…

Т р а й б е л ь. Что меня не очень радует.

О т т о. Хелене очень обижена. С маминой стороны это было некрасиво.

Т р а й б е л ь. Откровенно говоря, и я бы предпочел Хильдегард.

О т т о. Да? Тогда поговори с Леопольдом. Остальное сделает Хелене.

Т р а й б е л ь. Я с ним уже говорил.

О т т о. Ну и что?

Т р а й б е л ь. Кажется, он питает склонность к Коринне.

О т т о. Вздор. Леопольд и сам не знает, чего он хочет. Погоди-ка… (Снова прислушивается к тому, что происходит за дверью.)

Г о л о с  Ф о г е л ь з а н г а. Пусть все будет по милости народа до того момента, когда начинается божья милость. При этом следует строго различать полномочия. Обычное, массовое пусть будет вершиться массами. Необычное, великое пусть будет вершиться великим. (Далее на заднем плане.) Под знаком абсолютной самоотверженности мы должны победить, а для этого нам нужен народ, не Квитцовы[27], которые опять преуспевают и хотели бы взять власть в свои руки. Поэтому — да здравствует наш коммерции советник Трайбель! (Смолкает).

О т т о (восторженно). Великолепная риторика! Его демагогия подкупает! Такие люди нужны нам в партии прогресса как предвыборные ораторы. Отдай его мне, и я поговорю с Хелене насчет Хильдегард.

Т р а й б е л ь (самодовольно, но решительно). Фогельзанг неподкупен. Он принадлежит мне вместе со своей затеей, которую он называет монархо-демократией. Даже если бы она существовала лишь для того, чтобы позлить твою мать. Мать не любит его из-за денег, которых он стоит.

О т т о. Я ведь хочу тебе лишь помочь. Представь себе — Фогельзанг против Хильдегард. Если ты выйдешь из этой истории победителем, мама будет смотреть на тебя с восхищением.

Т р а й б е л ь. Вся эта помолвка — сомнительная шутка. А Фогельзанг несомненно мой человек, что бы там ни произошло.

В столовой слышны аплодисменты, шум двигаемых стульев. Шумно входит  Ц и г е н х а л ь с.

Ц и г е н х а л ь с. Скажите, дорогой Трайбель, где откопали вы это привидение? Кажется, он все еще живет во времена до сорок восьмого года. В эпоху странноватых лейтенантов. Но он их переплюнул. Карикатура, да и только!

Т р а й б е л ь. Он политик, драгоценная моя.

Ц и г е н х а л ь с. Этого не может быть. Он способен лишь служить предостерегающим знаком перед принципами, которые, к их несчастью, он представляет.

О т т о (выпроваживая беседующих Трайбеля и Цигенхальс в зимний сад). В этом госпожа майорша ошибается. Люди такого сорта многое могут сделать на улицах и площадях. Каждая произнесенная ими фраза воспринимается как аргумент. Немец любит, когда с ним говорят военным языком. У таких, как Фогельзанг, есть будущее, если их правильно ввести в действие и держать под контролем. (Уходя.) Возьмите, например, моего отца, этого убежденного штатского…

Когда они уходят, появляются  Ж е н н и,  К р о л а  и  Ф о г е л ь з а н г.

Ж е н н и. Мне, собственно говоря, надо бы позаботиться о нашей юной парочке.

Ф о г е л ь з а н г. Да кто же они, наконец? Вечно эта игра в тайны!

К р о л а (пытается загладить солдатскую грубость Фогельзанга). Все женщины любят тайны, дорогой лейтенант. (Целует Женни руку.) Потому что они сами тайна.

Ж е н н и (благодарно). Но у Вагнера утверждается обратное, мой друг Лоэнгрин подтвердит это, не правда ли?

К р о л а (выразительно напевая). Не спрашивай же ты меня…

Ф о г е л ь з а н г (раздраженно). Тайны — ну да: «Саисское изваяние под покровом» — Шиллер. Тоже знаю. Такого рода пьесы отвратительны. Занавес падает, а я не понял ни одного слова тайны! И это, милостивая государыня, это разрушает основы солидной политики. (Уходя.) Король приказывает — все ясно! Принципы! Верность и вера…

Когда они удаляются в зимний сад, из столовой выходят Х е л е н е, Б о м с т  и  Х и л ь д е г а р д, которая то и дело оглядывается.

Х е л е н е (на ходу). Если я вам все же скажу, любезная фрейлейн: я ничего не знаю.