Кроме этих актеров, в третьем периоде Нижегородского театра, действовали следующие: Караулов, Немчинов, Санковский, Хрисанфов, Афанасьев, Трусова (бывшая Л. Вышеславцева, а потом Мочалова), Немчинова, (бывшая Чистякова из труппы князя Шаховского) и Вышеславцева, которая не раз оставляла нижегородскую сцену для других. В это же время на нижегородской сцене проскользнула незамеченною Косицкая, нынешняя любимица московской публики; она здесь выходила только в дивертисментах.
В этом периоде на Нижегородском театре были отдельные таланты, но не было уже труппы, которая могла исполнять пьесы с ансамблем, да не было уже и публики, постоянно наполнявшей театр; она являлась в его грязную обветшалую залу только в чрезвычайных случаях: или во время приезда артистов московских и петербургских, или в бенефисы Соколова, Трусова, Вышеславцевой, Стрелковой, Трусовой.
Напрасно антрепренер поднимался на разные хитрости: составлял афиши гиперболических размеров, выбирал пьесы с прегромкими заглавиями и приделывал названия, большей частью самые нелепые, почти к каждому явлению под рубрикой картин; напрасно его услужливые приятели расхваливали Нижегородский театр и бранили публику печатно, доказывая ей, что стыдно не любить театр, менять его на балы и преферанс[520]. Публика оставалась равнодушна: ее вкус, давно образованный лучшими сценическими представлениями, не мог сносить пошлого гаерства, которым вздумал угощать ее неловкий антрепренер.
Наконец дело дошло до того, что актерам часто приходилось играть почти для собственного своего удовольствия да для удовольствия двух-трех присяжных театралов (присяжные театралы водятся и в Нижнем Новгороде) и нескольких приятелей антрепренера, посещавших театр бесплатно.
К этому же несчастному периоду Нижегородского театра относится и заведение театральных вольных маскарадов. Обыкновенно они следовали за спектаклями. Мужчины, имевшие билеты в кресла и ложи, пользовались правом входа бесплатно, а не имевшие таких билетов платили за вход в театральный зал по 50 копеек с персоны; женские же маски впускались туда бесплатно. Сначала маскарады были очень многолюдны, но потом и они опустели вследствие неуменья Никольского обращаться с публикой.
Четвертый период Нижегородского театра начался после смерти Никольского, с апреля 1847 года, и кончился в январе 1853 года, когда сгорел городской театр почти со всеми принадлежностями. Этот период был также неудовлетворителен: Соколов перешел в Москву; его амплуа занял Башкиров, актер очень и очень дюжинный, хотя фамилия его печаталась в афишах чуть не полвершковыми буквами; Трусовы постоянно оставались здесь; Вышеславцева опять оставляла нижегородскую сцену. В драме постоянно свирепствовали Стрелкова и Милославский; последний так же артист со всеобъемлющим амплуа; он, как Макар Алексеевич Губкин, может сказать:
и заслуживает своего рода известность тем, что он, как и Стрелкова, играл все не задумываясь: для него спектакль начать Гамлетом, а кончить, пожалуй, Филаткой не составляло затруднений.
Есть ценители и судьи, которые восхищаются такими проделками и называют Милославского несомненным талантом, пишут ему панегирики и печатают их; но у людей со вкусом, глядящих беспристрастно на подобные, так сказать, сценические метаморфозы, невольно родится вопрос: талант ли это?.. не фокус ли покус?
После Милославского на нижегородской сцене первое драматическое амплуа занимал Рыбаков, актер с большими дарованиями; он также был хорош и в комедии: роли Скотинина («Недоросль») и Земляники («Ревизор») исполнял артистически. Жена его в некоторых драмах играла первые роли недурно; в комических же ролях перезрелых дев и вообще пожилых кокеток была очень хороша.
Для оперы была ангажирована Эвелина Шмидгоф, из провинциальных хорошая певица, но очень слабенькая актриса; она также часто бралась не за свои роли. К ней под пару был и певец Леонов. И вот Нижегородский театр огласился до того не слыханными звуками «Нормы», «Фра-Диаволо» и других; но все эти звуки были ни что иное, как слабо исполненные отрывки — клочья произведений великих maestro. Потом здесь же раздались на короткое время тоже отрывки: Ломбардов, Лючии, Лукреции Борджиа, Капулетга и Монтекки, Сомнамбулы и других; но эти музыкальные отрывки были получше первых, — их передавали Амалия и Луиза Корбари, Поццолини и Заруцкий[521].
В том же периоде появились: в драме — Мочалова, в водевиле — Стрелкова 2-я и Глазунова; последняя была очень талантливая актриса.
В этот период, во время ярмарки, из артистов императорских театров играли Щепкин, Марковецкий, Живокини, Самарин, Бантышев, Немчинов, Самойлова, Косицкая, Немчинова и Мартынов; последнему, в 1852 году в его бенефисе на ярмарке, за исполнение роли Скакункова в «Мнимой Фанни Эльслер» почитатели его таланта поднесли золотой браслет с драгоценными каменьями.
После пожара почти два года в городе не было театра: он открывался только в ярмарку. С 1855 года он поступил в заведование дирекции, что имело очень выгодное влияние и на труппу, и на публику; на нем в ярмарку 1855 года играли Щепкин, Живокини, Марковецкий, Лазарев, Леонидов и Иванова.
В городе театр открылся 1 декабря 1855 года, в доме крестьянина Бугрова на Верхнебазарной площади. В театральном зале всех лож в двух ярусах 44, кресел 65, мест за креслами 59; в верхней галерее может помещаться человек сто, в парадизе столько же. Театр расположен довольно удобно; он чист, тепел и хорошо освещается. Первоначально цены местам в обыкновенные спектакли были назначены: ложам бельэтажа 4 рубля, 1-го яруса 3 рубля, литерным 2 рубля, креслам 1 и 2 ряда 1 рубль 50 копеек, 3, 4, 5 и 6-го — 1 рубль, местам за креслами 75 копеек, галерее 40 копеек, парадизу 20 копеек.
Труппа зимнего сезона (с 1 декабря 1855 по 27 февраля 1856 года) состояла не более как из тридцати персонажей обоего пола; в ней находились: Трусов, Платонов, Башкиров, Александров, Афанасьев, Вышеславцева, Трусова, Мочалова, Башкирова, Эвелина и Люция Шмидгоф и другие.
Все сценические аксессуары Нижегородского театра очень хороши; обстановка пьес делалась тщательно, а самый выбор их — со вкусом и глубоким соображением средств труппы; роли раздавались сообразно с талантами и способностями каждого персонажа, разучивались и выполнялись добросовестно, от чего все спектакли шли очень удачно, а некоторые даже превосходно.
Кроме постоянной труппы на Нижегородском театре, во время зимнего сезона 1855–1856 года, играли по нескольку спектаклей Сахаров и Бантышев, да аматер Кулебакин[522], который порядочно исполнил роль Подколесина («Женитьба»); также в этот сезон дана была новая пьеса нижегородского автора Вильде, под названием «Женихи, или Седина в бороду, а бес в ребро», и автор был вызван.
Публика вполне оценила заботливость дирекции, не жалевшей ни трудов, ни издержек, чтоб поставить сцену во всех отношениях в удовлетворительное положение, и постоянно наполняла театр снизу доверху, а в бенефисы, на Святках и на Масленице, так же, как и при Распутине, недоставало мест. Значит, напрасно говорили и даже писали и печатали господа защитники нижегородской сцены третьего периода, или точнее, защитники Никольского, что публика охладела к театру, что преферанс убил любовь к сценическим представлениям. Напротив, тогда нижегородскую публику охладило к театру неудачное распоряжение управлявших сценой — вот вся тайна.
Театр существует в Нижнем Новгороде пятьдесят семь лет[523]; в течение пятидесяти пяти лет (до пожара) он, при всех своих видоизменениях, а иногда стеснительных обстоятельствах антрепренера, не закрывался ни разу несвоевременно, даже не пропускал ни одного обычного и не отказывал ни одного объявленного спектакля. На его сцене играли все лучшие артисты Московского театра и многие Петербургского; с его сцены артисты находятся на многих сценах, а также и на московской, как то: Соколов, Сахаров, Немчинов, Здобнов, Косицкая и Немчинова[524].
