Для этого он приказал развести татар, содержавшихся до того времени в одной тюрьме, по разным местам. Сарайка понял его намерение и решился дорого продать свою жизнь: вырвавшись у стражи со всеми своими товарищами, он бросился в епископский дом, зажег его и начал обороняться.
К толпе убийц, посланных Василием, присоединился народ, закипела сильная драка; «стрелы татар сыпались» в русских, и одна из них едва не ранила св. Дионисия, который за год до того был поставлен св. Алексием Митрополитом в сан епископа Суздальского. Это еще более озлобило нижегородцев, питавших постоянную ненависть к татарам: Сарайка и все его товарищи погибли от рук воинов княжеских и народа. Безрассудное и ничем не оправдываемое убийство Сарайки дорого стоило князю нижегородскому[45].
Скоро толпы татар Мамаевых явились в областях нижегородских. Димитрий не был готов к бою с ними: войска его, как и Бориса Городецкого, находились тогда вместе с войсками Димитрия Московского под Тверью, против Михаила Александровича.
Димитрий Константинович мог противопоставить татарам только небольшой отряд своих воинов, но отряд этот был истреблен татарами около Пьяны, предводитель его боярин Парфений убит, и запьянская сторона предана опустошению. Татары, грабя и убивая жителей областей нижегородских, говорили: «Это вам за то, что князь ваш пошел на князя тверского».
Слыша о разорении Запьянья, многие жители Нижнего Новгорода бросились бежать за Волгу, и кажется, что столица Димитрия Константиновича также не избегла разорения.
Димитрий Константинович разгром земель своих решился вознаградить разорением Болгарии, в которой, вместе с Мехемет-Султаном, властвовал и Асан, как-то опять успевший сесть на престоле казанском и без ссоры поделиться им с Мехеметом.
Димитрий собрал большое войско, выпросил вспоможение у князя московского и двинул соединенную рать под Казань. Воинством суздальско-нижегородским предводительствовали сыновья Димитрия, Василий и Иоанн, московским — Димитрий Михайлович Волынский.
Мехемет и Асан употребили все меры для защиты своей столицы, даже пытались было испугать русских верблюдами, на которых выслали своих воинов навстречу княжеским конникам; но ничто не устояло против храбрости соединенной рати: русские не дрогнули при виде неизвестных им доселе животных, отразили татар, вогнали их в город и рассыпались по окрестностям Казани, предавая все огню и мечу.
Испуганные Мехемет и Асан купили у русских мир за пять тысяч рублей, из которых оба Димитрия получили по 1000 рублей, а 3000 были розданы воеводам. Впрочем, поход этот принес более пользы Москве, чем Димитрию Константиновичу, который удовольствовался только 1000 рублей, взятыми из откупа, да славой сыновей; Димитрий же Иоаннович, кроме полученной части откупа, поставил в Казани своих таможников[46]. Вообще же этот поход был предзнаменованием того влияния Руси на Казань, которое развилось впоследствии.
Оба Димитрия понимали, что успехи оружия их еще более раздражат Мамая, не удовлетворившего вполне гнева своего за убийство Сарайки разорением владений нижегородских, и потому усилили свои сторожевые полки на Оке, откуда ожидали нашествия татар.
Действительно, весной 1377 года в Нижнем Новгороде пронесся слух, что у пределов русских явился какой-то татарский царевич Арапша, по словам летописцев, «свирепый зело, и ратник велий, телом малый, но мужеством вельми». Это был сподручник Мамая, пришедший к нему на службу с берегов Синего (Аральского) моря.
Мамай, желавший напомнить Руси времена Чингисхана и Батыя, но удержанный в Орде свирепствовавшим там моровым поветрием, дал Арапше часть своего войска и велел громить земли русские. Мордовские князья, старинные враги владетелей Низовья, взялись проводить Арапшу в пределы нижегородские.
Димитрий Константинович, узнав о появлении татар на границах своих владений, немедленно собрал войско и просил помощи у зятя. Князь московский, давно уже решившийся на открытую борьбу с монголами, сам явился со своими полками в Нижний Новгород, но так как слухи об Арапше замолкли, и он нигде не являлся, то Димитрий Иоаннович, оставя свое войско в Нижнем, возвратился в Москву. Вслед за его отъездом возобновился слух о татарах, которые появились уже в Запьянье. Соединенное войско под начальством Иоанна Димитриевича, сына Димитрия-Фомы, какого-то князя Симеона Михайловича и воеводы московского Федора Свибла, двинулось навстречу врагам.
Перешедши Пьяну, вожди получили сведение, что толпы татар, появившихся в Запьянье, очень незначительны, а сам Арапша находится на «волчьей воде», на Каме, в окрестностях нынешнего города Бирска[47], следовательно, еще очень далеко.
Этот слух распустила, вероятно, коварная мордва. Легковерные вожди, поверив ему, вздумали на степи Перевозской позабавиться, как дома в мирное время: скинули с себя доспехи ратные, оделись в легкое платье и «начата ловы за зверми и птицами творити, и потехи деюще, не имея ни малейшаго сомнения». Простые воины последовали их примеру: покидали в телеги и на землю шлемы, щиты, латы и прочее оружие, которое притом было в неисправности, и даже, по случаю зноя, спустили с плеч верхнее платье — «аки в бане растрепахуся», достали из окружных селений пива, меду, и весь стан, начиная от князей до последних ратников, предался бражничеству.
Все пили и храбрились; вожди, гладя на многочисленные полки, говорили: «Кто осмелится сразиться с нами?», а пьяные воины, гарцуя на лихих конях своих, кричали: «Всякий из нас один пойдет на сотню татар». А между тем враг не дремал и готовился воспользоваться беспечностью вождей и неустройством всей рати.
Настало 1 августа; кутеж в стане русских по случаю праздника еще более усилился: князья и воеводы продолжали гонять зверей да бить птиц; часть рати рассеялась по окрестным селениям. Татары и мордва только этого и ждали: 2 августа они ударили на русских с пяти сторон. Застигнутые врасплох предводители и воины, не успев взяться за оружие, побежали к Пьяне; враги преследовали их, «бьюще и секуще», никому не давая пощады.
Князь Симеон был изрублен, а Иоанн, бросившийся на коне в Пьяну, утонул в волнах ее. Ту же участь имели множество бояр и воинов.
В этот роковой день татары «трубили победу на костях христианских». Потом они, оставя пленных, разумеется, под надежной стражей, «пошли к Нижнему Новгороду поизгоном». Но страшная весть о побоище Запьянском долетела до Нижнего Новгорода прежде, чем они явились у стен его: немногие ратники, спасшиеся от смерти и плена, принесли ее.
Страшный ужас поразил столицу княжескую, никто не думал уже защищаться. Димитрий бежал в Суздаль; часть жителей последовала его примеру: кто водой, кто пешком, кто на лошадях, спешили удалиться в Городец и Муром.
Татары явились под Нижним 5 числа; беззащитные жители, остававшиеся в городе, молили их о пощаде, но варвары не знали ее: два дня лили кровь христианскую, разоряли и жгли церкви, монастыри и здания. По сказанию летописцев, тогда сгорело в Нижнем 32 церкви. Наконец 7 августа татары перестали жечь и разорять, потому что все предали уже огню и мечу, кроме женщин и детей, которых и повлекли в неволю. Запьянская битва породила поговорку: «за Пьяной люди пьяны».
«Забыта смиренные мудрости, яко Бог смиренным дает благодать и яко вси есми адамовы внуцы, они же гордостию величающеся, и Господь Бог смири гордость их», говорит сетующий летописец про оплошных предводителей, погубивших самонадеянностью и беспечностью рать и город.
Недели через полторы после выхода татар из Нижнего Новгорода явился Василий Димитриевич со своим сыном на пепелище отеческой столицы и послал отыскивать трупы брата и князя Симеона. Августа 18 привезли тела несчастных князей и погребли в Спасо-Преображенском соборе, который будто бы уцелел от разрушения[48].
