Небо Мюнхена заволокло тучами, начинается гроза, и мы решаем, что пора заканчивать с покупками. Когда в шесть часов вечера Марта привозит меня домой, Эрика еще нет. Симона сообщает, что он уехал в офис, но не планирует там задерживаться. Я быстро отношу покупки наверх в нашу комнату и прячу их в глубине шкафа. Я не хочу, чтобы он их видел. Но, прежде чем переодеться, я смотрю в окно. Льет, как из ведра, и я вспоминаю о том, что видела рядом с мусорными контейнерами выброшенного на улицу пса.

Не раздумывая лишний раз, я иду в комнату для гостей и беру там одеяло. Я куплю потом другое. Спускаюсь на кухню, беру из холодильника немного тушеного мяса, кладу его в пластиковый контейнер, разогреваю в микроволновке и выхожу из дома. Я уверенно иду мимо деревьев, и подхожу к воротам; открываю их и приближаюсь к мусорным контейнерам.

- Трус…- так я назвала собаку. – Трус, ты здесь?

Из-за контейнера появляется голова тощей борзой коричнево-белого окраса. Он дрожит. Он очень напуган, и по его внешнему виду видно, что, должно быть, он голоден и очень сильно… а еще он ужасно замерз. Животное подозрительно смотрит на меня и не подходит, и я оставляю тушеное мясо на земле, уговаривая его поесть:

- Давай, Трус, ешь. Это вкусно.

Но пес прячется, и прежде чем мне удается до него дотронуться, он насмерть перепуганный бросается прочь. Это меня огорчает. Бедняжка. Как же он боится людей. Но я знаю, что он вернется. Я часто видела его у мусорных баков и, решив не пускать все на самотек, сооружаю ему из деревяшек и ящиков подобие будки. В середину ящика я кладу одеяло, принесенное с собой и тушеное мясо и ухожу. Я надеюсь, что он вернется и поест.

Дома я опять поднимаюсь в свою комнату, переодеваюсь и возвращаюсь в гостиную с коробкой, в которую упакована елка. Флин играет в PlayStation. Я сажусь рядом с ним и ставлю перед собой на пол огромную разноцветную коробку. Уверена, что это привлечет его внимание.

Я наблюдаю за ним минут двадцать, все это время он, не говоря ни слова, продолжает играть, позволяя чертовой оглушающей музыке разрывать мои барабанные перепонки. Наконец, я сдаюсь и, пытаясь перекричать грохот, ору:

- Хочешь собрать со мной новогоднюю елку?

Флин смотрит на меня и, слава богу, выключает музыку. О, какое счастье! Потом он переводит взгляд на коробку.

- Елка лежит здесь? – удивленно спрашивает он.

- Да. Она сборная. Ну, как тебе? – отвечаю я, открывая крышку и доставая первую деталь.

Надо видеть его лицо.

- Мне не нравится, - быстро заявляет он.

Я улыбаюсь, иначе я могу дать ему подзатыльник. Я предпочитаю улыбаться.

- Я решила сделать нашу собственную елку. А чтобы быть оригинальными и сделать то, чего ни у кого больше нет, мы украсим ее листочками, на которых напишем желания, и прочитаем их, когда будем убирать елку. Каждый из нас напишет по пять желаний. Как тебе такая идея?

Флин моргает глазами. Мне удалось привлечь его внимание и, показав ему тетрадку, две авторучки и разноцветные ленты, я добавляю:

- Мы поставим елку, а потом на маленьких бумажках напишем наши желания, скрутим эти бумажки в трубочки и перевяжем их цветными ленточками. Правда, здорово?

Ребенок смотрит на тетрадь. Потом внимательно смотрит на меня своими темными глазищами и шипит:

- Это ужасная идея. И, кроме того, новогодние елки зеленые, а не красные.

У меня внутри все сжимается. Да у него совсем нет никакого воображения! Если этот недомерок такое говорит, то что скажет его дядя? Флин снова принимается за игру, и музыка грохочет вновь. Но я твердо намерена поставить елку и наслаждаться ею. Я встаю и настойчиво кричу ему так, чтобы он меня услышал:

- Я поставлю ее здесь, у окна, - говорю я, наблюдая за тем, как льет дождь, и надеюсь, что Трус вернулся в будку и поел.

Флин не отвечает. Он не смотрит на меня. Поэтому я решаю взять все в свои руки.

Но меня убивает скрежещущая мелодия, и я решаю ее как-то заглушить. Я включаю айпод, который ношу в кармане джинсов, надеваю наушники и уже в следующую секунду напеваю:

Euphoria

An everlasting piece of art

A beating love within my heart.

We’re going up-up-up-up-up-up-up[34]

Наслаждаясь музыкой, я сажусь на пол, достаю елку, раскладываю ее части вокруг себя и читаю инструкцию. Я мастер на все руки, и через десять минут дерево собрано. Оно выглядит вызывающе, красное, сияюще-красное. Я смотрю на Флина. Он продолжает играть перед телевизором.

Я беру тетрадку и ручку и начинаю писать в ней желания. Написав свои, я осторожно вырываю листы из тетради, рисую рядом с ними рождественские картинки. Когда с работой покончено, я сворачиваю в трубочки свои записки и перевязываю их золотой ленточкой. Я занимаюсь этим больше часа, когда вдруг вижу рядом с собой чьи-то ноги, поднимаю голову и встречаюсь с нахмуренным взглядом своего Айсмена.

Вот я попала!

Я быстро встаю и снимаю наушники.

- Что это? – говорит он, указывая на красное дерево.

Я собираюсь ответить, когда ребенок с раскосыми глазами подходит к своему дяде и с таким же серьезным выражением лица, как у него, отвечает:

- Она утверждает, что это новогодняя елка. Я говорю, что это какашка.

- То, что ты называешь это какашкой, не значит что он думает так же, - жестко отвечаю я.

Потом я смотрю на Эрика и добавляю:

- Ладно, может оно и не подходит к твоей гостиной, но когда я его увидела, то не смогла устоять. Правда, оно красивое?

- Почему ты не позвонила и не посоветовалась со мной? – бросает мне мой любимый немец.

- Посоветоваться? – ошеломленно повторяю я.

- Да. По поводу покупки елки.

Класс!

Вот послать его к черту или обидеться?

Наконец, прежде чем что-либо сказать, я решаю глубоко вдохнуть воздух в легкие, но, не удержавшись, расстроенно шепчу:

- Никогда бы не подумала, что мне нужно советоваться с тобой по поводу покупки новогодней елки.

Эрик смотрит на меня, смотрит и понимает, что я обижена, и, пытаясь успокоить, берет меня за руку.

- Послушай, Джуд, рождественские праздники – не самое мое любимое время года. Мне не нравятся ни елки, ни новогодние украшения, от которых никуда не скрыться. Но если ты хотела елку, я мог бы заказать прекрасную натуральную ель.

Мы втроем снова смотрим на мое красное дерево и, не дав Эрику продолжить, я возражаю:

- Мне жаль, что тебе не нравятся рождественские праздники, а я их обожаю. И уж точно мне не нравится, когда рубят деревья, просто потому что сейчас Рождество. Они живые существа и растут долгие годы не только для того, чтобы их срубили, и люди украсили ими свои гостиные, потому что это новогодняя традиция.

Дядя с племянником переглядываются, и я продолжаю:

- Конечно, некоторые из этих деревьев можно посадить обратно, но большинство из них засохнут и закончат свою жизнь в мусорном контейнере. Я так не могу! Я предпочитаю искусственное дерево, которое будет стоять у меня во время праздников и которое я потом уберу до следующего года. По крайней мере, я буду знать, что оно не засохнет и не умрет.

Уголок губ Эрика поднимается вверх. Он оценил мою пламенную речь в защиту хвойных деревьев.

- Оно тебе, правда, не нравится, не кажется оригинальным? Разве не здорово, иметь елку не как у других? – спрашиваю я, воспользовавшись моментом.

- Нет.

- Она ужасна, - шепчет Флин.

Но я не сдаюсь. Я игнорирую реплику мальчика и нежно смотрю на своего великана.

- Оно тебе не нравится, даже если я скажу, что это наше дерево желаний?

- Дерево желаний? – спрашивает Эрик.

Я киваю головой, и Флин отвечает, касаясь одной из бумажных трубочек, которые я повесила на дерево: