— Диагноз? Да, я пьяна. Чуть-чуть. Са-амую малость. Не настолько, чтобы испугаться урода, которого ты выгнал, но…

— С кем ты оставляла ребенка, когда приезжал Чернов?

— С предками! С родителями, бабушкой и дедушкой. У них двухкомнатная квартира и дача в Мурине. Мурино! Это же хлев! Свинюшник. Димка в восторге. Он больше любит дедушку и меньше — бабушку. А еще меньше — маму. Зато он оч-чень самостоятельный.

— Пускай родители его забирают. Звони им.

Она сурово погрозила мне пальцем и подмигнула.

— Это я успела, прежде чем собралась нажраться. А ты что — остаешься на ночь?

— Посмотрим. — Я зевнул. — Еще только полдень. Срок огромный. Вагон и маленькая тележка.

Родители Юли мне не понравились. В отличие от машины, серых «Жигулей»-семерки, на которой довольного до поросячьего визга внука увезли восвояси. Отец Юли, крепкий еще дедок, сперва затеял со мной перебранку, коронной фразой коей являлась:

— А, еще один выкопался? Откуда, сволочи, беретесь-то?

Я резонно возразил, что, дескать, не выкопался, а взялся, и у красивой женщины и поклонников много. Отец пытался с помощью кулаков отстоять свою точку зрения, однако я от диспута уклонился, затолкав родителя в салон и нежно посоветовав заводить мотор.

Юля, безучастная ко всему, дрожа от мороза, стояла рядом. Я буквально впихнул ее в квартиру, включил душ, раздел под иронические смешки и положил в ванну, больно ударившись коленом о раковину. Тело Юли было красиво.

Выдернув Юлю из ванной и завернув в белый махровый халат, я уложил ее в постель и велел спать. Она немедленно подчинилась и провалилась в сон, как ребенок.

Я отыскал в соседней комнате телевизор «Шарп» с микроскопическим экраном и, грызя завалявшуюся в хлебнице черствую буханку, принялся глядеть на лоснящегося лидера партии, любимца московских интеллигентов.

— Но ведь семьдесят процентов населения России недоедает… — робко вещала ведущая.

«Кто недоедает, пусть мне отдаст. Чтоб тебе всю жизнь на СУ-27 над Камранью летать». Приглушив звук, я принялся размышлять о том, что телевизор — подарок Чернова.

Однажды летом в кабаке я стал свидетелем разговора между четверкой «бультерьеров», гоняющих по залу крашеных официанток и вяло почесывающих здоровые волосатые ручищи, торчащие из рукавов гавайских рубах:

— Ко мне тут прокурор местный накатывал.

— Ну? Че ему надо?

— Меня не было, так он мать достал совсем. «Я, — орет, — не позволю на государственной земле самоуправничать». И ордером, козел, размахивает. А у меня участок фиговый совсем, воды нет, на даче-то. А тут речка в метрах двухстах, за лесом. Ну, я лес порубил к чертовой матери. Чего ж, без воды сидеть? Прокурор раскомандовался, так я наших подговорил, они тоже лес снесли до речки к едрене фене.

— Чего баба-то твоя, как она?

— О! Слушай, я ей деньги даю-даю, даю-даю… Куда она их сует, а?

— Да она их проедает.

— Сколько ж можно есть?!

Похоже, Чернов тоже снабжал Юлечку энными суммами. Молодец, активист. Забавная личность этот Чернов. Жаль, мы не смогли познакомиться поближе.

Затем я связался с журналистом газеты «Время-пшик» Дианой Ли, наговорил комплиментов и мимоходом спросил, помнит ли уважаемая Диана, изумительнейшая в мире женщина, аферу в игорных домах трехлетней давности, а коли помнит, нет ли фотографий обвиняемых в ее супермасштабной и объемной картотеке.

— Еще бы нет! Никита, это эпохальное творение человечества, а не суд. Вали ко мне домой, я жду.

— Дорогая, я не совсем в форме сейчас. Перенесем на завтра, умоляю.

— Мерзавец. Ладно, договорились. Звякни еще, о’кей?

Вот на какие жертвы вынужден идти ради правды. Цените, потомки.

Юля проснулась под утро. Кутаясь в халатик, шлепая босыми ногами по полу, тихо подкралась ко мне, задремавшему час назад:

— Здравствуйте…

— О! Сядьте, а то простудитесь. Держите тапки.

Я притащил из коридора тапки без задников.

— А лучше — оденьтесь. Здесь мало общего с Африкой.

— Вы из-за Димы, да?

— Да. Есть хотите?

Она ойкает:

— Господи, вы голодный. Извините, я сейчас…

Убегает на кухню. Возвращается, тащит тарелки.

— Вы уже приготовили… Скажите, верно, что Дима был убийцей и главарем мафии?

— Вранье.

— Слава Богу.

Она крестится, и я только теперь замечаю золотой крестик на серебряной цепочке. Юля перехватывает мой взгляд.

— Это он подарил. Давно, месяцев семь назад. Он верующим не был, его забавляла церковь. Его вообще многое забавляло. А крестик подарил. Я его заставила всю службу отстоять, пока меня крестили. Димка у родителей?

— Да.

— Вы еще чуть папу не избили. Он решил, что вы — Дима.

— Он Чернова никогда не видел?

— Никогда. Его, по-моему, вообще никто никогда не видел. Я имею в виду… истинного Диму. Он кого-то изображал. Постоянно скучал, старался развлечься, заботился обо мне… и все равно скучал. Знаете, у него не менялось выражение лица. Впечатление, будто он болен болезнью Паркинсона. То есть он здоров, но эмоции отсутствуют. Когда он играет, веселится, смотришь в глаза, а там пустота. Страшно…

Я задал глупый вопрос:

— Он любил вас?

— Он так утверждал.

— А вы?

— Да.

— Боялись?

— Очень. Знакомые… они Диму обожали, боготворили. Ах, какой он умный, какой добрый, какой общительный. Милашка. Им не пришлось жить с ним. Иначе старались бы никогда не попадаться ему на пути. Мне кажется, его за это и убили. Кто-то понял, что он собой представляет… Человек ведь не умеет вечно прятаться. Даже внутри самого себя.

— Как вы познакомились?

— В метро. У Димы случались приступы… меланхолии, что ли. Он начинал метаться по городу. Бросал этот мерзкий автомобиль и катался в транспорте. Со всеми ссорился или наоборот. Было стыдно. А первый раз… Я ехала в гости, к подруге. И меня зажали в давке перед эскалатором. Дима всех растолкал, извинился, провел меня вперед. Все разулыбались. Волшебство. Российский способ заводить романы. У эскалатора станции метро «Василеостровская».

— Дима часто здесь бывал?

— Когда как. Он предпочитал возить меня куда попало. Куда я попрошу. Иногда, куда сам хотел.

— В казино «Unplugged»?

— И туда тоже. Познакомил с владельцем. Валерий Викторович — милый пожилой человек. Чрезвычайно любезный.

— Сомневаюсь. У Димы еще кто-нибудь был?

Юля изумилась. Изумилась сильно. Брови поползли вверх, а губы в стороны. В результате уголки губ достигли ушей.

— Кто-нибудь? Да он их каждый месяц менял. И мужиков, и баб. Разного возраста, разного роста, разной внешности.

— Вы ревновали?

— С чего это? Он говорил, что любит меня. Этого достаточно.

— А в «Найт-клабе» вы бывали?

— На Гагарина? Иногда. Не понимаю, что Дима там нашел. Местечко не фонтан. Стиль чужой. Прилично, конечно, но он в таких заведениях обретается, что это…

— С хозяином он болтал?

— А как же. Всегда. Но недолго, пару минут. Хозяин там отвратительный… Знаете, я уверена, что Дима чем-то незаконным занимался. Но ведь он не убийца! Правда ведь? Не убийца…

— Конечно, нет. Да забудьте вы. Меньше смотрите телевизор. Они его и в захвате Буденновска обвинят.

— Спасибо…

— Прекратите. Лучше закройте за мной дверь.

Я заторопился уйти, проклиная себя за то, что вообще сюда явился. В такие минуты всегда чувствую себя неловко. Ерунда какая-то.

— Вы уходите?

— Да. До свидания. Извините за беспокойство.

— Ну что вы… А…

— Что?

— Нет, ничего. До свидания.

— Всего доброго.

— Постойте! Как вас зовут?

— Какая разница… Еще раз извините.

И я ушел. По-моему, я поступил жестоко. Или я ошибаюсь?

— Никита, твой источник тебе все соврал. Вовсе эти жулики не были мужиками, а обыкновенными бабами. Прошу заметить, без особых комплексов.