В середине мая меня вызвал Михальченко.

— Пора, Станислав. Труба зовет. Вот тебе пятнадцать тысяч долларов. На всякий случай. Думаю, так много не понадобится, но… мало ли что. С Кузьмина расписку возьмешь. Иван Васильевич, правда, автографы раздавать не любит, но ничего — придется. Баксы переведешь в рубли по курсу. Пусть пишет любую ахинею, лишь бы сумма была указана точная. Здесь билет на самолет, с Юрой созвонись, он билет и суточные уже получил. Все. С Богом!

С Юрой меня познакомили вскоре после нашего сидения у Михальченко на Васильевском. Он мне понравился. Чем-то актера Евдокимова напоминал. Круглолицый, спокойный, уверенный в себе. Похоже, неприятностей у меня лично с ним не должно быть.

Акимыч позвонил мне раньше, на полминуты раньше, чем я успел поднять трубку, чтобы звонить ему.

— Ну что, Стасик, скоро выезжаешь?

— Завтра, Евграф Акимыч!

— Вот и молодец, если можно так выразиться. Твоя будущая приятельница Светлана уже на подлете к Вологде. Мы ее там задержим до твоего приезда.

Я, чуть ошалев, несколько секунд молчал, в который раз подозревая Акимыча в связях с потусторонним миром, поскольку уж больно часто реальность точь-в-точь совпадала с его планами, но такое вряд ли под силу даже обитателям темных и светлых миров.

— Как вы ухитрились, Евграф Акимыч?

— Да ничего особенного. Света твоя, оказывается, часто в Вологде бывает, всех музейщиков знает. Ей только намекнули, мол, в Светлозерске с коллекцией что-то неладно, она тут же и сорвалась. В Москве ребята говорят, вроде чистая она, энтузиастка русского искусства XVIII века. Но «подробности письмом», если можно так выразиться. Счастья тебе и больших успехов, дорогой господин Шестов.

В Вологде в гостинице мы заняли местный люкс, то есть номер из двух комнат. В первой на диване расположился Юра, в дальней — сразу на двух кроватях — я.

Обустроившись, я спустился к дежурному в регистрацию, спросил, живет ли у них Светлана Матвеевна Позднякова, и выяснил, что пока живет, но сегодня собирается съезжать к знакомым, потому что на второй день после приезда хотела уехать в Светлозерск, но из-за ливневых дождей автобусы еще два дня ходить не будут, а проживание в гостинице нынче дорого.

Я чуть было суеверно не перекрестился: неужто Акимыч со своими подручными из «того мира» может даже ливневые дожди и распутицу организовать? Но промолчал и только спросил номер комнаты.

Поднявшись на второй этаж, я постучал в двадцать первую. Дверь почти сразу распахнулась, и довольно приятная кругленькая блондинка небольшого роста с ходу заявила:

— Я уже ухожу, ну что вы на меня давите! Хамство какое!

Я вроде как смутился, но, глядя прямо в глаза блондинке одним из самых своих мужественных и вместе с тем нахальных взглядов, сказал:

— Прошу прощения, если не ошибаюсь, имею честь видеть перед собой госпожу Позднякову Светлану Матвеевну?

Несколько ошарашенная, но еще не остывшая, Светлана пыталась поддержать в себе боевой дух.

— Имеете! А с кем я имею, прошу прощения, столь высокую честь?

— Станислав Шестов, к вашим услугам, издатель и художник из Петербурга, — ответил я, в свою очередь пытаясь выдержать светский стиль прошлого века. — Много наслышан о вас как о ценителе и знатоке искусства здешних мест. Прошу прощения, не смог преодолеть искушения засвидетельствовать свое почтение.

— Слушайте, кончайте валять дурака. Что вам от меня надо?

— Ничего абсолютно. Только знакомство, ну, может, автограф на память… Хотелось бы, конечно, и перекинуться парой слов. Если неудобно здесь, в номере, рад буду пригласить в бар на сухой мартини.

— Ну ладно, заходите, я заканчиваю собираться.

В номере действительно стоял рюкзак, пока еще не завязанный. Светлана, бросая в него какие-то мелочи, продолжала сокрушаться:

— Мне жутко не везет, просто страшное дело! Вот нужно на пару дней в Светлозерск, а я, как дура, сижу здесь, да и денег на этот… отель — рассадник тараканов — никаких не напасешься. Койка — шесть тысяч в сутки! Я что, супруга президента компании «Хопер»? Вот и переезжаю к подруге. Неудобно, конечно, стеснять, но жить где-то нужно. Обещают дожди еще на два дня.

Наконец она успокоилась, мы спустились в тот самый бар, куда я ее приглашал. Стойка здесь действительно была, но вместо сухого мартини нам предложили кофе из бачка, импортное печенье и «сникерсы».

По ходу разговора я честно признался, что очень хотел познакомиться со Светланой, потому что был в Светлозерске, видел тамошнюю коллекцию и слышал, что некая аспирантка из Москвы занималась ею.

— Ну и что из этого следует? — поинтересовалась Светлана. — Вы что, тоже готовите какой-нибудь труд по русскому провинциальному фарфору?

— Да нет, конечно. Но, во-первых, — здесь я решил использовать легенду Димы Семенцова, — мы в Питере организовали общественную организацию по оказанию помощи провинциальным музеям, а вы, очевидно, знаток этих музеев. А во-вторых, там же, в Питере, мне в одной частной коллекции показали тарелку, причем владелец утверждает, что ее в Светлозерске нет, хотя она из того же сервиза. Мне, конечно, еще больше захотелось встретиться с вами, но в Москву съездить не удалось, а здесь вот свел счастливый случай, поскольку я приехал по издательским делам, но, кажется, теперь, после такой встречи, придется рекламно-торговый бизнес пустить побоку.

Тут Светлана разволновалась:

— Да нет, не может быть. Светлозерский сервиз полный, там не может быть недостачи. Скорее всего в Питере тарелка похожая, но другого завода, или копия.

— Может быть. А пока мы вынужденно сидим в Вологде, может, прогуляемся по городу?

— Под таким дождем? — ужаснулась Светлана.

— Ну, во-первых, местные торговые организации мне машину предоставили, а во-вторых, у нас зонты есть.

Я поднялся в номер, предупредил Юру, что час меня не будет, и мы поехали.

Светлана оказалась хорошим гидом, я с удовольствием выслушал историю города и отдельных зданий, но больше всего меня заинтриговали слова Светланы по поводу одного довольно мрачного деревянного дома на улице Советской. Часть дома, похоже, когда-то горела.

На мой вопрос, что это за дом и почему в городе, где наверняка есть нужда в жилье, никто не претендует на него, Светлана как-то неохотно рассказала, что дом принадлежит местному краеведу-любителю Кузьмину, но два года назад случился пожар, сгорел флигель, и, хотя основная часть дома уцелела, Иван Васильевич не пожелал здесь жить. Дом он заколотил и купил домик поменьше на соседней улице у своего родственника, уехавшего в Архангельск.

— Надо сказать, дом выглядит вполне как замок с привидениями! — без всякой задней мысли ляпнул я.

У Светланы почему-то окончательно испортилось настроение, и она зло сказала:

— А вы поговорите с местными старухами, они все ваши самые страшные фантазии подтвердят.

— Как это? — искренне удивился, я.

— А так! Об этом доме никто и вслух-то не говорит, а если кого спросите, скажут шепотом, что нечистая сила здесь водится!

— Да откуда такая репутация? — продолжал настаивать я.

— Ох, ну не знаю я, — совсем расстроилась Светлана и замолчала. Потом, когда мы уже возвращались в гостиницу, тихо сказала: — Люди здесь сгорели. Два человека. По пьянке. Одного вытащили пожарные уже мертвого, а второй еще жив был. В местной больнице лечить отказались, отправили самолетом в Московский ожоговый центр, там он и умер. — Она помолчала, потом добавила: — Это был сын Ивана Васильевича Николай Иванович Кузьмин.

Светлана произнесла это так, будто говорила о каком-то очень значительном или известном человеке.

Я не стал настаивать и расспрашивать, какая связь между жертвами пожара и слухами о нечистой силе, но Светлана сама уже в гостинице, когда мы шли в номер за ее пожитками, закончила рассказ:

— Вот с тех пор старухи и мальчишки, которым до всего дело, — почему-то раздраженно сказала она, — и говорят, что время от времени по дому расхаживают покойники. Есть одна старая карга, которая «собственными глазыньками» видела упыря, когда ходила смотреть дом, собираясь перекупить его у старика Кузьмина.