Леша малость опешил. Физиономия изменила цвет с малинового на белый, а зрачки расширились и стали походить на глаза совы в зоопарке.

— Да вы че? Так сразу?

— Я так и думал, — кивнул Сергей. — Пройдемте, гражданин.

— Куда?

— На Литейный.

— Да вы что?! Я ж…

— Серж, — вмешался я. — Он на службе. Можно такое услышать из уст дорогого полковника…

— Мои проблемы.

— Хорошо. Но я в этом не участвую. Сонбаев просил помочь. Что-то у него там…

— О’кей. Гуд бай, браток.

— Адье. Черт, ну и холод! Пальцев совершенно не чувствую.

Посчитав, что мое присутствие более не требуется, я пошел к метро, стараясь не поскользнуться, а Теняков потащил Леху к троллейбусу.

История, о которой я начал рассказывать, случилась в стародавние времена. Квартиры тогда отапливались по «сниженной системе», то есть температура в них не поднималась выше тринадцати градусов. Город в состоянии раннего маразма мечтал об организации Олимпийских игр, а горожане ломали на улицах конечности. Синоптики — дамы, претендующие на звание лучшей топ-модели года, — безбожно врали, улыбаясь голливудской улыбкой. Темнело в четыре вечера, а рассветало в десять утра.

Одним словом, дело было в минувшем декабре.

Представьте себе небольшую комнату в знаменитом учреждении на Литейном. Здесь три стола, несколько стульев, небольшой допотопный сейф в углу. Одно окно. Правда, большое. На улице темно. В комнате тоже. Лишь над столом горит лампа.

Из всего вышесказанного можно заключить, что сейчас раннее утро, а перед вашим взором — одно из помещений, занимаемых вторым отделом Управления Уголовного розыска ГУВД.

В комнате нас трое.

В темном углу комнаты в потертом кожаном кресле пристроился передохнуть я, Никита Чернышев.

Второй обитатель кабинета — Павел Непринцев. Это молодой человек лет двадцати пяти. На нем новенькие синие джинсы, моднейший джемпер, галстук и ковбойские сапоги за двести двадцать тысяч. Лицо у него овальное, нос прямой, губы тонкие, искривленные извечной, едва заметной ухмылкой. Волосы темные. Глаза ярко-зеленые и блестят как у кота. В руках обычно газета «Скандалы».

В отдел Непринцев перешел из РУОПа (случай уникальный). В УУРе Паша прижился настолько прочно, что запросто хамил любому начальству, причем без всяких последствий. Работать Паша не любил, но раскрываемости добивался почти стопроцентной. Все проводимые им оперативно-розыскные мероприятия сводились к вороху бесполезных бумаг. Жил Непринцев на Авиационной в однокомнатной квартире «сталинского» дома.

Кроме этих очевидных фактов, больше о нем нельзя было сказать ничего.

Третьим обитателем был оперуполномоченный Уголовного розыска Сергей Тимофеевич Теняков — самый крутой человек в ГУВД. Он прошел Афган, но в отличие от большинства на нем это сказалось лишь положительно. Не урод, элегантен, в меру накачан, не глуп, отличается умением беседовать с людьми, в общем — супермен. На него оглядываются на улицах. Его уважает руководство. Поэтому я не люблю Сергея. Кроме уважения, он у меня вызывает другое чувство — раздражение. Паша как-то сказал, что это оттого, что летом Сергей ходит в футболке с надписью «New England» и номером 32. Возможно, он и прав.

За день до беседы с Анищенко и визита на Финляндский вокзал супермен Теняков явился в отдел жизнерадостный, словно мой знакомый негр в день седьмого ноября.

— Здравствуйте, господа учащиеся, как жись?!

Я зевнул, а Паша лениво сказал:

— During last three days i have no food, no sleep and neither sexual contacts.

— He понял.

— Три дня не жрамши, не спамши, не е…мшись.

— Хреново выглядите. Чекист должен быть… Тебе смокинг не идет.

Знаю. Потому и надел. Мне все давно известно.

— Ладно, господа учащиеся… Сюрприз. Заходи.

Сюрприз мало кому приносит удачу. К нему следует относиться настороженно, как к обещанию повысить зарплату.

Сегодня страшного ничего не намечалось.

В дверь просунулась незнакомая девчонка экстравагантного вида. Зеленая блузка и юбка длиной два пальца. Количество макияжа на лице едва ли соответствует качеству. Встрепанные платиновые волосы. Черные туфельки на босу ногу. Короче, шлюшка низшего пошиба.

Я изобразил восхищение, чуть приподнявшись с места:

— Тимофеич, где такое чудо раскопал?

— В гостинице. Прям из номера. Намеревалась приступить к работе.

— И в таком виде по морозу ее волок?

— Нет… Дуреха, где твое пальто?

Девица что-то пискнула голоском грудного ребенка.

— Что?

— В коридоре. А вы обещали, что мы одни поговорим.

— Не боись. Садись, — Сергей подвинул ближе один из стульев, — и рассказывай.

— А кто они?

— Ты мужиков первый раз видишь?

— Ну-у…

Прямо под окном кавказец старался сдвинуть с места угодивший на корку льда «жигуленок». Ребятам из ОМОНа, что изредка дежурят при входе в наше заведение, захотелось развлечься, и они предложили южному человеку свою помощь. Судя по жестикуляции, тот отнюдь не испытывал большого желания прибегнуть к силам посторонних, но большинство все же победило. Машина въехала на тротуар, а кавказец остался объясняться с подбежавшим инспектором ГАИ.

— В общем, в тот день работа не очень шла. Здесь рядом, я в гостинице «Южная» на этаже работаю. Место не очень доходное, но жить можно. Лучшее-то все занято уже. И только сунься — голову оторвут. Одна из наших рискнула, ей так и сказали. И еще кой-чего. Короче, хреново работа шла. Чувствую, сегодня облом. И тут этот тип подваливает. Он у нас не живет, может, в гости заходил. Ценами поинтересовался, договорились, нормально все. Ну, минут двадцать он у меня отсидел. Я телек включила, а там про покойника с Васькиного острова талдычат. Мол, большим авторитетом был. А парень — он Лехой назвался — как заржет. «Что ржешь?» — спрашиваю. А он: «Шлепнули козла, вот и весь авторитет». — «Ты, что ль, шлепнул?» — я ему. «Не, приятель мой». — «Крутой?» — «Был бы крутой, — смеется, — ездил бы на „мерсе“, а не на автобусе, и в шалмане „До кондиции“ не сидел». Потом ушел. Я Люське рассказала, а она, сучка, — вам.

— Еще чего-нибудь?

— …А больше ничего не было.

— Не, лапонька, так не пойдет. Сколько ему лет, как выглядит, к кому заходил, во что одет? Ты, милочка, взрослая уже, соображать должна, — возмутился Паша и даже отложил газету.

— Мне почем знать, к кому он шел. Ох, ё… Мало ли всякой швали в гостинице живет. Лет двадцать. Стриженый. Одет… Как одет… Джинсы, куртка джинсовая на меху, воротник такой белый. Шапка черная. Прям горшок. Мужик и мужик.

— Опознать-то сможешь?

— Господи, да они все на одно лицо. Ни рожи ни кожи. Кто ж их различит? На улице мимо пройду — не замечу. И потом, я проститутка, а не художник. На физиономию внимания не обращаю. Вот вы — мужчина видный.

— Горе ты мое. «Друзья мои, я опечален. Водка „Распутин“ такая популярная, что многие стали использовать мое имя и копировать этикетку». Хоть что-то ты запомнила?

— Кольцо у него было.

— Какое, ё-моё?

— Такое. Вроде из золота.

— С камнем, без?

— Без. Точно. Гладкое, в общем. На малыше. Ну, в смысле на мизинце. Левая рука.

— Ладно, дуся. Когда это было?

— Вчера, днем.

— А подружкам когда сболтнула?

— Да вечером. Собрались вместе, трепались ни о чем, вот и…

— Больше точно ничего? Может, еще что запомнила?

— Нет.

— Ладно. Иди, любимая. И бесплатный совет: если что интересное рассказать хочешь, из гостиницы предварительно уйди.

— Значит, Верка стукнула? Или…

— Ступай, дорогая.

— Э-э… — вмешался я. — У тебя имя-то есть?

— Просто Мария, дорогой. Доблестной милиции — скидка.

И девчушка растворилась в темноте коридора.

Теняков достал сигареты и закурил.