Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Хоть бы налил пол стакана, — заикнулся я, поддерживая имидж.

— С утра не пьем, — отрезал Домовой.

На метро мы доехали до площади Александра Невского. Домовой подошел к гостинице «Москва», передал мне сумку.

— Поднимешься на четвертый этаж. Номер четыреста двадцать один. Постучишься: два коротких, два длинных. Сразу входи, дверь будет открыта. В номере отдашь мужику иностранного вида сумку — получишь кошелек, на руке его носят, с ремешком, «педерасткой» зовется. Все.

— Ты же говорил, без криминала. Не пойду, — уперся я.

— Пойдешь, — прошипел мой «шеф». — И криминала тут никакого нет, понял! Свободный бизнес! Совместное предприятие.

— Не пойду!

— Ну, волчина, связался я с тобой! Как выйдешь, стакан получишь! Ступай. И не перечь мне!

Я вошел в гостиницу. Охранник мельком глянул на меня и отвернулся. Я нажал кнопку лифта. На четвертом этаже на ручке нужного мне номера висела табличка: «Просьба не беспокоить».

Я постучал, как было велено. Войти не успел. Дверь открылась, на пороге стоял мужик самого заштатного вида. Иностранного в нем было столько же, сколько во мне от представителя племени банту.

— Проходи, — сказал «иностранец».

В номере он взял у меня сумку, открыл ее, увидел то же, что и я в лифте: три иконы, по моему разумению — XIX века, закрыл, вынул из ящика стола сумочку-«педерастку», протянул мне.

— Видал! И всех делов! — встретил меня Домовой. — Сейчас поедем ко мне, а хочешь, бери бутылку, пей сам, один! Кто при капусте — тот свободу ценит! — Домовой протянул мне десятитысячную бумажку. Потом снисходительно хлопнул меня по спине: — Ладно уж! Угощаю! Но в первый и последний раз! У меня принцип: заработал — пей на свои!

По дороге домой мы прихватили пару бутылок, две пачки пельменей и колбасы.

В метро Домовой беспрерывно болтал.

— И заметь, Славик, никакого криминала. Поехал я в гости к тетке старушке в Псковскую губернию, привез от нее пару иконок, передал человечку. И всем польза. А человечек тот, может, иконную лавку откроет. Опять же польза! И ему, и народу православному.

Несмотря на мои нейтрализующие таблетки, за пару часов сидения в квартире Домового на Звездной я не то чтобы опьянел, но изрядно отупел. Реальность воспринималась тяжело, звуки голосов гостей за столом шли как бы сквозь вату. Поэтому я был несказанно рад, когда Домовой объявил пьянку законченной, абсолютно бесцеремонно заявив:

— Все, мужики, кончай базар! Разойдись!

Алкаши молча встали, побрели на улицу. Я, изобразив чрезмерную перегрузку, пробормотал:

— Ладно, мужики, я пошел, — и, вяло махнув рукой, отвалил в сторону.

Усевшись во дворике, за линией кустов, я стал ждать и пытался размышлять.

Юра до сих пор дома не появился. Милиция, как обычно в таких случаях, проводит рутинные мероприятия, устраивая облавы на предполагаемые наркопритоны, одновременно имея в виду свои плановые профилактические рейды.

Мать пытается уговорить мужа обратиться в частный сыск. В городе действительно есть пара контор, кроме всего прочего, занимающихся розыском детей.

Я, в свою очередь, надеюсь, что если сегодня-завтра не найду Юру, то Евграф Акимович Стрельцов, после первого опыта сотрудничества с частным сыском, время от времени берущийся за то или иное дело, согласится возглавить следствие, говоря официальным языком. Кроме того, любопытно, поверил мне Домовой или не поверил? Коли поверил, то я, пожалуй, продолжу «сотрудничество» с ним, даже после того как доставлю Юру домой, поскольку мой инстинкт розыскника показывает, что дела Домового попахивают весьма дурно, а я, хоть и не работаю в розыске, не могу остановиться, если нападаю на след. Поработаю, а там и передам все розыску. Если дело будет того стоить, конечно. Я не жадный! Пользуйтесь результатами работы великого сыщика!

Размечтавшись, я чуть было не прозевал Домового. Он вышел, остановился у парадной, не спеша вынул сигарету, закурил, спокойно огляделся и направился на улицу Ленсовета. Сел в первый вагон двадцать девятого трамвая. Я успел вскочить во второй.

Вышел он на Московском проспекте у «Зенита», пересек проспект и исчез за дверью кафе «Роза ветров».

Я входить в кафе не рискнул. Пожалел, что нет напарника.

Вышел Домовой минут через пятнадцать, снова пошел на переход к трамваю. Обратно мне с ним было ехать ни к чему, и я решил заглянуть в кафе. Здешний халдей по кличке Хват был моим давним знакомым. Годика три назад я помог ему избежать отсидки и получить «условно» ценой весьма важной для сыска информации. С тех пор я пару раз обращался к нему за помощью, но не злоупотреблял.

Хват был на месте, мы поприветствовали друг друга, я взял банку «коки», оглядел зал. Когда Хват услужливо наливал мне воду в высокий бокал, я спросил, с кем Домовой балакал.

— За вторым столиком от входа, тощий, прыщавый. Здесь Майклом кличут, — ответил всезнающий Хват.

Я не спеша выпил «коку», расплатился, вышел и стал ждать. Майкл появился довольно скоро… Через плечо у него висела спортивная сумка, шел он уверенно, не оглядываясь. По Гастелло дошел до улицы Ленсовета и свернул налево к парку Победы. Неподалеку от улицы Фрунзе свернул во двор и исчез в парадной. Двор был большой, зеленый. Я уселся на скамеечку у песочницы. Однако на этот раз, прождав минут пятнадцать, я решил, что сидеть дальше бесполезно, и надумал позвонить все тому же Гене Смолину. Описав Майкла, я спросил, чем замечателен сей субъект и стоит ли его ждать по данному адресу.

— Насчет ждать — не знаю, — ответил Гена. — Живет он вовсе в Автове. Адрес, который ты назвал, для нас новый. Но известен Майкл тем, что если приходит куда-нибудь в гости, то надолго. Держим его на примете по подозрению в снабжении юнцов наркотиками. Пойман, правда, ни разу не был.

Попрощавшись, я позвонил Дьяконовым, узнал, что Юры пока нет, попытался утешить мать и, озлобившись, обругал себя «бесчувственным пентюхом», «бездарью». После такого грубого с собой обращения я еще позвонил Евграфу Акимовичу.

— Поезжай домой и проспись, коли злобишься, — сказал сыщик. — На себя злобиться — последнее дело!

И я, чувствуя на душе великую смуту, поехал домой, решив, что и впрямь после моих питейных подвигов следует проспаться.

Если бы мы оба знали, как были не правы!

Глава четвертая

Майкла ждали давно. Их было шестеро. В эту квартиру он привел их накануне. Настя — изящная девушка с распущенными черными волосами, которую в компании звали Циркачкой — год назад она поступала в цирковое училище, но не прошла по конкурсу, — нервно ходила по комнате, время от времени выглядывая в окно. Иногда она останавливалась и говорила:

— У кого-то осталась заначка. Не может быть, чтобы не было. Мальчики, колитесь!

Кроме четырех парней, здесь была еще одна девушка — Танька Эйфория, но Циркачка ее в расчет не брала. Они вместе еще утром разделили пополам последнюю дозу.

— Отстань наконец, — вяло огрызнулся Серый. — Без тебя тошно.

Он лежал на ковре, который вчера вечером они сняли со стены. Здесь же на ковре лежали еще двое парней, бездумно глядя в потолок: Васька Сыч и Длинный, которого никто не называл по имени. Собственно, именами здесь вообще никто не интересовался. Возможно, что и Сыч вовсе не был Васей, а Танька Эйфория — Татьяной. Только Циркачку действительно в нормальной жизни звали Настей. В кресле, вытянувшись, с закрытыми глазами полулежал Юра Дьяконов, который в компании получил кличку Попович. В отличие от остальных, Юра думал не только о приходе Майкла, но о том страшном, что только что произошло у него в жизни. Несколько дней тому назад он ушел из дома. Вернуться уже не мог. Ведь он предал отца. Стыд, страх, нет, не страх — ужас терзали его. Сердце временами, казалось, готово было выскочить из груди. Глотать было трудно, горло пересохло, слюна казалась вязкой, как смола. Почти полгода тому назад его впервые уговорили попробовать выкурить папироску с планом. Он ничего не почувствовал и в следующий раз смело курил с парнями анашу. Его «проняло» с третьего раза. «Видно, перекурил», — подумал он тогда. Его вырвало и долго трясло, пока парни не уговорили «похмелиться». Он выкурил еще одну «дозу» и после этого не отставал от остальных. Иногда в их компании появлялись взрослые, которые, как он вскоре заметил, выделяют его из остальных. Помело и Майкл подчеркнуто уважительно обращались к нему только по имени и никогда не называли Поповичем. Часто его угощали бесплатно, добродушно посмеиваясь и приговаривая: «Такой важняк, как ты, всегда в почете. Рассчитаешься как-нибудь». Ему льстила показная избранность, он все чаще оставался в компаниях на ночь. А потом появилась Настя… Ради нее Юра готов был на все. Впрочем, в любви Насти к нему Юра часто сомневался. Иногда ему казалось, что она подсмеивается над ним, над его наивностью, над религиозностью, один раз в сердцах даже «мамкиным сынком» и «сосунком» назвала, но отлепиться от нее Юра не мог и даже, случалось, просил взрослых благодетелей давать ей порошок бесплатно, зачитывая долг ему. Как он будет рассчитываться, Юра не задумывался. Во-первых, ему казалось, что не так уж много он и задолжал, а во-вторых, был уверен, что родители всегда дадут нужную сумму, если он «нажмет» на них. Настя первая в их компании «села на иглу» и говорила, что «кайф» получает такой, какого они от «травы» никогда не получат. Юра боялся за нее, но надеялся, что все образуется само собой. Он мучился от страха за нее и за себя, терзался ревностью. Особенно врезался ему в память случай, когда он увидел, что Настя целуется с Длинным. Он тогда подбежал, схватил ее за руку, закричал что-то обидное, унизительное. Но Циркачка вырвала руку, усмехнулась и сказала:

3
{"b":"558440","o":1}