Вот и хорошо. Пейте кофе, слушайте музыку и рассказывайте. Безвыходных положений не бывает.
— Так вот. Был я в командировке. Целых три месяца. Вернулся — нашел записку: «Не ищи. Прости. Таня». Конечно, кинулся я по знакомым. Никто ничего не знает. Вдруг на четвертый день звонят из милиции. Я перепугался страшно, кричу: «Что с моей женой?» Мне какой-то милицейский чин говорит: «Приезжайте, нам надо с вами поговорить».
В милиции задают какие-то дурацкие вопросы: хорошо ли мы жили, не пил ли я, не употреблял ли наркотики, потом говорят: «Ваша жена попала в дурное общество, мягко говоря». И показывают кассету с порнофильмом, в котором снята и моя жена. Правда, не в самом страшном виде, но… Я был в отчаянии. А они мне говорят: «Кассету мы взяли в притоне, в поселке Александровская, а жену вашу не нашли. Будем искать!»
Я домой вернулся, а мне звонят. Какой-то аноним предлагает вернуть жену за огромный выкуп. У меня и денег таких нет. Бросился к знакомым. Есть у меня ребята, которые, по моим предположениям, связаны с криминальными кругами. Они говорят: свяжем тебя кое с кем, называют какого-то Муксинова… — Я вдруг заметил, что голос мой отдаляется и звучит где-то в стороне, причем все глуше и глуше. Музыка обволакивала и затягивала. Я сделал усилие, чтобы вырваться из навалившегося вдруг оцепенения, увидел огромные глаза женщины, пристально разглядывавшей меня, услышал, как она спрашивает: «Любите стихи?», подумал: «А при чем здесь стихи?», а женщина тихо стала декламировать:
В огромном омуте прозрачно и темно,
И томное окно белеет;
А сердце — отчего так медленно оно
И так упорно тяжелеет?
Я почувствовал блаженную истому, хотел сказать, как мне хорошо, и не смог. Женщина прекрасная и совершенно неземная почему-то взлетела, а стихи все продолжали звучать:
Душный сумрак кроет ложе,
Напряженно дышит грудь…
Мягкое покрывало накрыло меня…
Глава тринадцатая
Очнулся я в комнате, залитой солнцем. Я лежал на кушетке. Во рту была страшная сухость, болела голова. Я приподнялся на локте и огляделся. Чистые беленые стены, на них несколько картин, дощатый стол «под село», такие же стулья вокруг него, окно забрано узорной металлической решеткой. Соображалось трудно. Я лег и закрыл глаза. Постепенно память возвращалась. Гадалка… Глаза… Стихи… Кофе… Кофе! Я глухо застонал. Меня опять опередили. Я сунул руку под пиджак, кобуры с пистолетом не было.
Я встал, подошел к окну. Сквозь голые ветви деревьев виднелся бетонный забор, дальше за такими же заборами краснели кирпичные виллы разнокалиберной архитектуры. «Похоже — Озерки, — подумал я. — Неподалеку, в доме-корабле живет мой давний приятель Валерий Кулешов. Да что толку…»
Дверь открылась, в ней стоял амбал с бычьей шеей, в просторном малиновом пиджаке, канареечной рубахе с черно-красным галстуком.
— Пошли, мент, раз очухался!
Мы прошли по короткому коридорчику и вошли в просторную гостиную, обставленную явно в подражание мексиканским «мыльным операм». В центре, лицом к зрителям диван, за ним справа лестница на второй этаж, слева дверь в другую комнату.
У правой стены — полированный столик на гнутых ножках. В кресле расположился человек лет сорока, в свободном сером свитере и джинсах. За ним чуть левее стоял еще один амбал в малиновом пиджаке.
«Униформа, что ли?» — подумал я.
— Прошу вас, Вячеслав Андреевич, присаживайтесь, — пригласил человек в свитере. — Меня зовут Валентин Леонидович, а фамилия Снетков. Прошу прощения, что пришлось доставить таким необычным способом, но в ходе разговора вы поймете, что выхода у нас не было.
Поскольку я молчал, Снетков продолжил:
— Итак, Вячеслав Андреевич, буду с вами откровенен. Впрочем, прошу прощения, за делами совсем забыл о законах гостеприимства. Могу предложить водку, джин, виски, пиво.
— От ста грамм не откажусь, — решительно сказал я.
— Прекрасно. — Он сделал знак амбалу за моей спиной.
Тот отошел к стойке, принес мне водку в стаканчике, поставил на столик тарелку с солеными орешками, из банки налил хозяину сок, судя по цвету — грейпфрутовый, мне из другой — томатный.
— Угощайтесь! Составить компанию не могу. Сожалею. Много дел. Необходима ясная голова.
Я выпил, подавил легкий приступ тошноты, запил соком, взял горсть орешков.
— Внесем ясность, — продолжал Снетков. — Пока вы со Стрельцовым искали убийцу Семенова и Новожилова, нам было любопытно. Вы нам ничуть не мешали. Напротив. Найти маньяка, убивающего для того, чтобы остановить стрелки на определенных цифрах, что, очевидно, ассоциируется у него со временем начала какой-то личной трагедии — дело почетное и для общества полезное. Но когда нам позвонила Анна Сергеевна Курдова и сказала, что вы отдыхаете у нее, это нас насторожило. Кстати, кто вас вывел на Курдову, господин Батогов?
Я пожал плечами:
— О ней полгорода знает. Гадалки нынче в моде.
— Вячеслав Андреевич, давайте конкретнее. Мы люди деловые, не будем вилять. Сразу вы бы не пошли к гадалке. Итак, я буду краток: вы нам выкладываете всю информацию, собранную до сих пор, показываете все истории. Для начала. Потом продолжим.
— Прежде чем продолжать, я бы хотел предупредить, что обо всех моих шагах знают в Конторе.
Снетков рассмеялся:
— Не надо. Уж вы совсем нас за идиотов считаете. Квартира на Васькином, где вы были, уже пуста. Вы здесь сгниете, и никто абсолютно не узнает. От вас зависит только — в муках примете смерть или тихо и незаметно для себя. Но, между прочим, можете и вовсе здоровеньким уйти.
— Это в каком же случае?
— Только после того, как дадите нам полную информацию о деле, мы ее оформим на бумаге, которая, как известно, все стерпит, затем вы своей писательской ручкой припишете, что информация дана вами добровольно, за нее получена тысяча долларов и вы обязуетесь сотрудничать с фирмой «Амур и Психея», доставляя все необходимые ей сведения по просьбе руководства фирмы, при этом ваш месячный оклад, независимо от ценности и объема информации, составит четыреста долларов США. После этого мы составим трудовой договор и примем вас на работу в фирму, скажем, на должность рекламного агента, с окладом в один миллион рублей, с индексацией оного ежемесячно и премией семьдесят пять процентов также ежемесячно.
— А чем занимается фирма «Амур и Психея»?
— Самыми невинными и полезными вещами. Как то: подбором женихов и невест.
— Зачем же вам информация о расследовании серийных убийств?
— Пока вы не стали нашим сотрудником, вам придется ограничиться чисто официальными сведениями. При этом учтите, что вы и без того далеко зашли. Сыщиков у меня в доме не бывало и, надеюсь, не будет никогда. Так что выхода у вас нет. Или закончите здесь, в погребе, свой полный событий жизненный путь, или в чести и материальном благополучии продолжите его. Кстати, любые расследования, которые вы будете вести по линии Конторы, нас не будут интересовать, если они не коснутся непосредственно наших интересов. Разве что к нам обратятся родственные организации, и мы, естественно за определенную мзду, дадим им те сведения, какие сочтем возможным. Решайте. Я слишком долго говорил. Вот вам диктофон, бумага, договор. Или… — и он сделал знак амбалу. Тот подошел ко мне вплотную.
— Давайте сначала я напишу то, что надо от руки, и заключим договор. Потом спокойно надиктую.
— Идет.
Амбал скрылся в соседней комнате и вскоре появился оттуда с бумагой.
Я быстро написал требуемое, Снетков самолично заполнил бланк договора, я подписал, лихорадочно размышляя, что делать дальше. Ничего толком не придумав, я попросил еще водки, выпил и сказал:
— Ну а надиктую я у себя.