— Я зачем вам нужен?

— Ну, ты ведь психолог по специальности. И довольно талантливый.

— По специальности я — шахматист. А талантливый… Сильно сказано.

— Это уж вопрос второй. Тебя вспомнил Федин. Приказано подключить к работе.

— Увидим.

В пахнущем мочой подъезде с облезлыми стенами Иван Федорович остановился и указал пальцем:

— Вон, смотри.

Паша взглянул и злобно оскалился.

— Благодарствую. Век не забуду. Припомнится доброта и ласка ваша.

— Шестнадцать лет девчонке. На третьем этаже здесь жила. В семь пятьдесят пошла на уроки. И сразу крики. Эти суки все по квартирам попрятались, никто и носу не высунул. А когда ее стали… В общем, соседушка решил — к нему в дверь ломятся, испугался и давай звонить в отделение. Они сразу сюда, а тут… Найду, глотку перегрызу. Ублюдок.

Девочка была прибита гвоздями к двери. Лицо искажено. Пустота ушла из ее глаз. На горле чернела громадная рваная рана. Желтоватые длинные волосы, испачканные кровью спадали на грудь. Ноги были согнуты в коленях, и создавалось впечатление, что девочка парит в воздухе. Рядом, в шаге от пола, одиноко примостилась толстая темно-зеленая сумка. При жизни девочка была красива, насколько можно судить в такой обстановке. Даже сейчас в остекленевших глазах читалось что-то неуловимое, вызывавшее глубокую скорбь и жалость даже у Непринцева, не отличающегося особой чувствительностью.

Эксперты уже закончили свою часть программы, теперь дело было за санитарами. На дворе робко топтались два здоровенных амбала. Полковник махнул рукой и брезгливо отвернулся.

— Звать-то ее как?

— Доронина Анна. Десятый класс местной школы.

— Родители?

— Мать в больнице, отец в истерике. Его в квартире держат. Бред какой-то.

— Пойдем проветримся. Занятия отменили?

— Отменили, конечно.

— Жаль. Очень жаль. Что еще скажешь хорошего, Мазепа?

— А что ты хочешь услышать?

— Стоит ли тебя учить?

— Никто его не видел. Ни в доме, ни на улице. Вообще ничего. Глухо, как в танке. Молоточек забрал с собой. Насиловать не стал, тоже существенно.

— Молоточек, допустим, может где-нибудь в канализации валяться.

— Это факт или предположение?

— Предположение, дорогой, предположение. Кстати, почему «его»? Может, вовсе не «его», а «ее».

— Думаешь?

— Я редко думаю. Просто пришло в голову, и все. О девчонке известно что-нибудь? В смысле знакомства, характер, привычки…

Лалетин безнадежно покачал головой:

— Да и зачем. Видно же, маньяк. Выбрал первую попавшуюся. Ну, возможно, понаблюдал чуток.

— Не скажи. «Пять старушек — рупь». Все может быть. Подведем итоги. Где ошибусь, поправишь. Анна Доронина, шестнадцать лет, десятый класс. Потом знакомых разыщешь, узнаешь, какой характер: открытый, скрытный, общительный. Взаимоотношения с родителями — тоже важно. Далее… Вышла из дому в семь часов пятьдесят минут… Ты извини, просто вслух легче мыслится. Кстати, школа совсем рядом, а уроки начинаются в восемь тридцать. Запишем в загадки…

Об убийце сведений от добропорядочных граждан не поступало. Способ убийства странный — можно зацепиться. Орудие убийства искать. Реакция жильцов отсутствует. Забавно. Действовала эта скотина в перчатках. Специалисты нужны.

— Характер вычислять?

— Разумеется. Да, почти забыл, вероятность знакомства преступника с жертвой — процентов девяносто.

— Почему так думаешь?

— Интуиция. Чувствую. Я всегда чувствую. Иначе зачем она так рано в школу поперлась.

— Действительно, маловато будет.

— Тут уж… — Непринцев закашлялся, и приятели остановились. — Да брось сигарету, задолбал. Один Теняков чего стоит. «В темно-синем лесу…» Да, сосед затраханный чего говорит?

— А ничего.

— Правильно. Молчит. Теперь вот еще, я понимаю, что у тебя времени мало, но прикинь: отец с матерью дома сидели?

— Угу.

— А что, на третьем этаже криков не слышно? У нас, если алкаш орет, вся парадная сбегается.

И Непринцев, исподтишка бросая косые взгляды на генералитет, двинулся по снегу дальше.

Лалетин бросил окурок, выгнал сержанта местного отделения с территории, охраняемой ОМОНом и отправился на розыски психолога-практика. Объект розыска обнаружился в учительской закрытого учебного заведения копающимся в классных журналах.

— Какого хрена?..

— Здорово. О, десятый класс. Понимаешь, старый стал, ленивый. Думал вспомнить адрес — никак. Зрительная память подводит. На слух удачно воспринимаю, а увижу и напрочь забуду. Издевательство, честное слово. А давеча вообще крутой маразм. Трубку телефонную снимаю, а оттуда: «Это Павел Александрович?» — «Нет, — говорю, — ошиблись номером». — «Это телефон 293…?» — «Да, но никакой Павел Александрович здесь не живет». Только потом дошло: это ж я! А ты говоришь, «Танакан»! Не спасет.

— Что ты здесь делаешь? — раздельно, по слогам спросил полковник.

— А ты?

— Ищу.

— Значит, полагал, что я здесь? Зачем же удивляешься?

— Я везде искал.

— Угу, и в запертом доме. Некогда с тобой лясы точить. Тут серьезное дело. А адрес забыл, хоть убей.

— Во-во.

— Да успокойся. Клянусь здоровьем Марка Наумыча, все в порядке. Адрес я переписал, спокойно удаляемся.

— Чей адрес?

— Секретного агента.

— Сдурел, несовершеннолетних стучать заставляешь?

— Во-первых, он сам вызвался, во-вторых, он агент. Фильм про Джеймса Бонда видел? Только он гораздо умнее. Моментально ответит на все вопросы. «Кто сидит, на сколько лет и даст ли потрогать пистолет». И знаешь, какой будет мой первый вопрос? Только что видел зверски убитого человека и почти ничего не почувствовал. А люди, жившие с убитой девушкой много лет, и даже ее родители, слыша, как ее убивают, заперлись в квартирах. Отчего такое происходит?

— Хочешь, с тобой пойду?

— Нет, он вообще людей боится. А чужих — тем более. Ты потом документы по этому делу мне покажи.

— Условились.

— Счастливо.

— Да, зачем надо было на коленях ползать?

— Руководство смущенно отводит взоры. А больше никак не избавиться от его пристального внимания.

— Конечно, не надо было этого мудака трогать. Но я уже взбесилась. Он, козел, Маргариту Ивановну избил, завхоза нашего, и завуча. Я только его увидела, а они с Дашкой сцепились. Он мать хотел ударить, Дашка ему в волосы вцепилась, он ее ногами, а я сзади этого урода трясти стала…

— Кто такая Дашка?

— Да сестра его. Вы знаете, как Фиму изнасиловали с Любкой? Они возле «Крестов» с троллейбуса слезли, там пивнуха такая, знаете? Рядом Чиж выступал, они в принципе на концерт шли. Фима в жизни ни на одном концерте не была, дискачей боялась, блин. А тут им навстречу человек десять, уже обкуренных, и пивко-водочка с собой. Окружили их, Любка орет: «Чего надо?» — а эти ржут. Потом стали за юбки дергать. Фима ногтями им в рожу. Да разве за всеми усмотришь? А народ мимо идет, время раннее — всем до лампочки… Ира, как не стыдно, у тебя же Яковлев есть.

— Яковлев… Он так, для души. А Димочка для сердца. Правда, май лав?

— Ну.

— Яковлеву скажу, что ты ему изменяешь.

— Отвали от нее. Дима — это временно. Он ее не удовлетворяет.

— Скорее уж наоборот. Глянь, прилипла. Ирка, ты не Яковлеву, ты мне изменяешь, предательница.

— Ой, Женя, тебе парней мало?

— А кто рискнет запретить. В ваши дела не лезу, прошу взаимности.

— Подробнее, если можно.

— Хочешь большой, но чистой любви?

— Нет уж. Наслушалась. Их самих учить приходится. А правда, Евгения, тебе мужчин мало? Или ты такая ненасытная?

— Где уж нам уж. Вообще, у меня пять мужей, один любовник и один мужезаменитель. Короче, не хватает.

— То есть ты живешь с пятью, а еще один уже к тебе ходит. При таких условиях на хрена тебе еще кто-то?