Найко не сразу понял, что уж она-то видит его, но не решился подойти: ему нравилось смотреть, как она танцует. Наконец, запыхавшись, Иннка сама подбежала к нему.

Они плюхнулись на скамейку, ничего не сказав друг другу - знакомые так давно и хорошо, что в этом просто не было нужды. Найко было очень уютно рядом с ней. Он смотрел на своих резвившихся друзей, чувствуя терпкий аромат горящих листьев. В голове у него слегка звенело, и всё вокруг казалось ему чуть-чуть ненастоящим, - как и всегда на закате, так как вставал он очень рано.

Он бездумно перевел взгляд на конец другой аллеи. Та упиралась прямо в открытые ворота - единственные в стальной, темно-синей стене, что поднималась высоко над кронами исполинских деревьев. Ещё месяц назад выходцы из Малого Хониара освободили Ана-Малау из-под Зеркала, но до сих пор она служила домом для тысячи двухсот невольных беглецов из прошлого. Это громадное здание в городе заняло бы целый квартал, но на десятки миль вокруг оно осталось единственной постройкой. Найко рассматривал венчавшие её крышу громадные шпили Генератора Зеркала, массивные стальные панели, скрывшие проекционные матрицы: всё, что осталось от привычного ему мира. Хотя на земле уже сгущались тени, верхняя часть стены казалась очень яркой в густо-синем небе.

Иннка неожиданно вскочила, потянув его за руку.

- Пошли! - быстрым шепотом сказала она.

- Куда? - спросил Найко.

Она улыбнулась ему - так, что у юноши вспыхнули уши. Она совсем недавно - всего несколько недель назад - стала его возлюбленной, и он ещё не успел привыкнуть к этому. Больше всего ему нравилась в ней непредсказуемость - она постоянно вовлекала его в затеи, часто совершенно неожиданные. Но сейчас эта часть её очарования для него несколько поблекла. Желание посещало её, как придется, - иногда и вовсе оставляло на несколько дней, - а иногда вспыхивало так жарко, что Найко просто не хватало сил. И он, не зная, что ожидать от подруги, ходил совершенно ошалевший.

Он помотал головой, отгоняя слишком яркие воспоминания. Иннка отпустила его руку. Она шла впереди юноши, так быстро, что он едва поспевал за ней. Они обошли Ана-Малау и начали спускаться вниз - в лощину, по тропам, пробитым вовсе не людьми.

Мир нового Джангра не был милостив к человеку: ядерное освобождение не прошло даром, и его леса населяли чудовища, почти неуязвимые, - но, к счастью, им принадлежала только ночь. День был отдан безобидной живой мелочи - и людям. И оба мира - Ночи и Дня - старались не встречаться друг с другом.

Склон круто пошел вниз, в темно-зеленый полумрак, - но, оглянувшись, Найко ещё видел сине-золотистую стену убежища. Здесь было прохладнее, но воздух столь густ, что он словно плыл в море запахов. Иннка же скользила сквозь заросли перед ним, совершенно бесшумно.

Они спустились на самое дно лощины, туда, где земля стала черной и топкой, и где сквозь завалы упавших стволов бесшумно струился поток темной воды. Он немного пугал Найко своей беззвучной мощью, заметной лишь вблизи: достаточной, чтобы сбить с ног и унести.

Здесь было уже почти совершенно темно. Он не видел девушки, - её смуглая кожа сливалась с сумраком, и грива её светлых волос казалась ему чем-то совершенно независимым. Она пробиралась вниз по течению реки, всё дальше, и Найко начал тревожиться: она вела его в места, куда нельзя было заходить даже днем. Конечно, ночные звери не выйдут до заката, но здесь, где уже так темно, могут быть исключения...

Юноша начал злиться. У них не было необходимости идти так далеко: никто не запрещал им быть вместе так и сколько, сколько им нравилось. Но Иннка любила приключения. Наконец, она остановилась возле громадного ствола - даже упавший, он был ей по плечо.

- Здесь, - шепнула она, повернувшись к нему.

Найко обнял её. Иннка выгнулась, откинулась на шершавую кору, позволяя ему целовать её лицо, шею, уши; её маленькие ладошки ласкали нагую грудь юноши. Ладони Найко скользили по её животу и бедрам; ткань, прикрывавшая их, уже была аккуратно пристроена на стволе.

Это было явно не лучшее место для любви: босые ноги пары по щиколотку ушли в топкую грязь, к тому же, Найко, лаская подругу, постоянно осматривался. Ему очень мешала возня шагах в сорока: наммат, водяной ящер, уже приступил к трапезе, совершенно не стесняясь их.

Это создание числилось безвредным, - но оно было ростом ему по пояс и длиной метров в пять, и его толстая темно-зеленая туша могла привлечь хищников. Иннка же забыла обо всем: она откинула голову на грубую кору, её ресницы опустились, она судорожно вздыхала, выгибаясь под прикосновениями его губ к её нагой груди.

Найко пришлось ласкать её вполглаза, прислушиваясь и осматриваясь из-под падающих на лицо волос. И вдруг он понял, что всё это очень ему нравится. Здесь, возле реки, деревья расступались, и пара оказалась словно бы в громадном зале. Его стенами служили черные склоны лощины, крышей - шумящий зеленый свод, и глаза Найко то и дело косили на единственную брешь, - клочок пронзительно-синего вечернего неба.

Наконец, Иннка крепко обвила его руками и ногами; он обнял её, двигаясь быстро и упруго. Теперь он ничего не замечал, но это не продлилось долго: всего через минуту он вскрикнул в ослепляющей наслаждением судороге, и уткнулся в волосы подруги, стараясь перевести дух.

Мир вокруг медленно обретал очертания, словно бы всплывал из-под воды. Руки и ноги Иннки всё ещё крепко оплетали его, и он чувствовал всё её тело своим. У моря, на пляже, где они были наедине с небом и золотым песком, где у них было сколько угодно времени для обстоятельных, неторопливых игр, ему почему-то никогда не бывало так хорошо.

Он уже подумывал о продолжении, когда лес огласили трубные, переливчатые звуки, от которых по коже пошли мурашки: йахены приветствовали заход солнца. Пока ещё далеко, но, раз солнце зашло...

Иннка ловко выскользнула из его объятий, обернув вокруг бедер полосу ткани; ничего больше для перехода в приличный вид ей не требовалось. Найко нагнал её, затягивая повязку на ходу.

Назад они шли очень быстро, внимательно осматриваясь. Острота явной опасности и мысль о том, что они возвращаются домой, возбуждали. Эта ночь была последней перед первым его путешествием здесь, и ему хотелось сохранить в памяти что-нибудь необычное.

Они достигли Ана-Малау без помех, хотя в зарослях вокруг уже что-то подозрительно шуршало; это прекратилось лишь, когда они поднялись на холм, и впереди показалась монолитная стена здания. Она призрачно темнела, занимая, казалось, полнеба. Очень высоко наверху на её гладкой стали ещё лежали розоватые отблески заката.

Вокруг уже никого не было, и пара побежала вдоль зиявшей бездны расчерченного балками рва: с закатом ворота Ана-Малау закрывались, - а солнце уже зашло. Они понимали, конечно, что их не закроют, пока все не окажутся внутри, - не должны, - но страх остаться ночью снаружи, был уже как инстинкт. Ещё никто на побережье не смог встретить утро, оставшись вне стен селений-крепостей.

Бездумно взявшись за руки, они проскочили в портал, в просторный, во всю высоту здания, ангар со стенами из стали, освещенный мертвенно-синими проекционными матрицами. Здесь стояли машины хониарцев, столь странные, что Найко не мог понять, как они летали, - и ещё несколько десятков человек.

Их встретили насмешки: исчезновение пары и его причины вовсе не были ни для кого тайной, и ушам юноши вновь стало очень жарко. Он увлеченно разглядывал пальцы своих босых ног, - не выпуская, впрочем, руки подруги, - пока Вайми проводил перекличку. Все оказались внутри, - хотя в прошлом несколько раз не досчитывались заигравшихся детей, и молодежь бежала искать их. Найко всегда был среди добровольцев: однажды ему удалось разыскать ревущего малыша после получаса отчаянных поисков, когда стало уже почти темно, и он весь следующий день ходил в героях. Пока погибших здесь не было; Найко казалось, что смерть оставила их, и что ушедшие от них сейчас живут в каком-то другом месте, поистине чудесном.