Когда его включили, под ним выжили лишь дети до шести лет. Росли они совершенно как обычно, но, достигнув совершеннолетия, не начали стареть. Зеркало что-то меняло на молекулярном, а может, и на атомарном уровне их тел. Те, чей организм ещё только начинал развиваться, смогли как-то к этому приспособиться, а остальные...

Рано или поздно, в зависимости от возраста, но неизбежно, они как-то скучнели, становились вялыми и малоподвижными, потом погружались в сон, во сне цепенели и умирали. А может, и не умирали. Их тела словно каменели, и с ними ничего нельзя было сделать. Разложение их не брало, и, может, при отключении Зеркала они могли ожить. Вот только никто не имел ни возможности, ни даже желания отключать его - никто ведь не знал, что станет с ними, привыкшими к жизни под Зеркалом, если оно вдруг исчезнет. И, главное, каким окажется тот, внешний мир...

Все здесь знали, что Зеркало было построено затем, чтобы спасти остатки их народа от безмерно страшного Нашествия Мроо, - именно поэтому под ним оказалось так много детей. Весь остальной мир был разрушен падением одной из малых лун Джангра, - защитники планеты прибегли к этому чудовищному средству, как к последнему. Никто не знал, что стало с Мроо за эти двести лет, - сгинули ли они в многолетней зиме или, напротив, превратили мир в нечто невообразимо чудовищное. Жители мира посвятили Вторжению множество книг. Они заполняли весь первый этаж Библиотеки, но сейчас туда уже мало кто ходил, - Вторичный Мир был всё же более привлекателен.

Лэйми тоже не любил бывать там, - даже в атмосфере этого помещения ему чудилось порой нечто мрачное. В основном, там были истории "со щупальцами", как говорил Охэйо, то есть страшилки с монстрами, безо всяких стилистических изысков, - бесконечные "я пошел", "она сказала"... Иди речь о вещах обыденных, читать всё это было бы невыносимо скучно. Но там говорилось о вещах, которых в этом мире нет, и безыскусность авторов придавала их творениям страшную достоверность, - словно самый обычный человек пытался рассказать о том, что описать невозможно - о несказанном. Впрочем, чтобы снять с полки "Хроники расстрелянной луны" - любимую его книгу о Вторжении - достаточно было протянуть руку. Лэйми не знал, правда, насколько она соответствует реальности, и даже кто её автор, - однако она казалась ему наиболее правдивой из историй гибели их мира. Но мир оказался бесконечно разнообразнее, чем он мог представить себе, и Лэйми мог только с восхищением принять этот факт.

Игроки Джангра

Усть-Манне, 0-й год Зеркала Мира,

Третья Реальность.

1.

Найко в одних плавках лежал на постели, читая седьмую главу "Приключений Изгнанника". Он перечитывал её уже в пятый или в шестой раз, и когда вдруг погас свет, буквы, казалось, были видны ещё несколько секунд. Юноша опомнился лишь, когда его глаза расширились в темноте, и внезапный мрак стал просто сумерками позднего летнего вечера. Он был один дома, - его родители уехали на юг, и Найко уже второй день наслаждался одиночеством, - это было что-то вроде рая. Вообще-то он очень их любил, но быть всё время вместе... иногда это утомляет. В конце концов, он впервые почувствовал себя свободным взрослым человеком.

Положив книгу на столик, Найко несколько секунд смотрел в смутно белевший потолок. Неразборчиво-уютное бормотание настенной телепанели утихло, - а, прислушавшись, юноша понял, что стихли и звуки музыки, доносившиеся из открытых окон других квартир. Похоже, что без света остался весь район.

При других обстоятельствах Найко просто перевернулся бы на живот и заснул, - но он выспался днем и спать сейчас ему совершенно не хотелось. Лежать без дела было скучно. Он поджал пятки к заду и одним рывком вскочил.

Несколько секунд юноша сладко потягивался, балансируя на пальцах босых ног, потом встряхнул волосами, и подошел к окну, занимавшему всю стену спальни. Две центральных панели были раздвинуты, и Найко выглянул наружу через квадратный проем.

Его голых плеч коснулся легкий ветерок. Хотя солнце уже давно зашло, и палящая жара дня спала, воздух оставался очень теплым. По контрасту с холодным, темно-синим небом это тепло казалось ему чем-то волшебным. От взгляда вниз с последнего, шестнадцатого этажа огромного дома у него закружилась голова. Глубоко под ним лежал широченный проспект Революции. По нему вдали брело несколько группок легко одетой молодежи, но вот никаких машин видно не было, - кому и куда ехать в первом часу ночи июльской субботы?..

Не горело ни одного окна, ни фонарей, ни светофоров, - но Найко ощутил не страх, а что-то вроде возбуждения. Окна громадного дома напротив - наискосок вправо от него - тоже были сплошь темны. Неосвещенный город стал таинственным, и юноша замер, удивленно рассматривая его. Рассеченный полосами газонов проспект был похож на взлетную полосу, сжатую двумя рядами длинных зданий, разделенных лишь узкими переулками и совершенно одинаковых. Его квартира выходила на восток, и верхние этажи домов напротив ещё розовели, отражая сияние заката, в то время как нижние уходили в синеватый сумрак, сгущавшийся на гладком дне улицы, словно на дне каньона. Далеко справа, за поперечным проспектом Лета, она обрывалась куском более плотной тьмы - городским парком.

Всего полдня назад Найко с тоской смотрел на его плотную зелень, выглядывая из этого вот окна в раскаленное марево улицы, залитой беспощадным сиянием полуденного солнца. Теперь же призрачно фосфоресцирующий мрак показался ему почему-то зловещим. Вообще-то городской парк был самым странным местом в Усть-Манне, - среди его старых корявых деревьев зияли глубокие карстовые воронки с зеленой застоявшейся водой на дне. Сейчас под кронами наверняка царила почти абсолютная тьма, и Найко не хотел бы стоять сейчас там... хотя тут же подумал, что туда было бы интересно пойти.

За парком проспект не кончался, и всего лишь вчера Найко любовался россыпью мельчайших желтоватых огней на стенах далеких зданий. Они мерцали в потоках теплого воздуха, подобно крохотным звездам. Сейчас эти здания казались окутанными дымкой скалами. Итак, катастрофа явно носила глобальный характер, - и от этого Найко стало ещё интереснее.

Если смотреть прямо на восток, на другую сторону улицы, он видел неровную полосу земли между квадратным озером-карьером и сумрачной стеной Теневика, - ещё одного бесконечно длинного шестнадцатиэтажного дома, тянувшегося вдоль его южного берега. Лишь ранним утром свет солнца падал на неё, и тогда отблески окон на ней смотрелись очень красиво. В остальное же время она была такой вот темной. Отсюда Найко видел её всегда под острым углом, в отличии от стены Созвездия, - дома напротив. Вечером или ночью его окна и впрямь походили на созвездие, и с раннего детства Найко очень любил смотреть, как они загораются и гаснут. Став чуть постарше, он, под видом астрономических наблюдений, выпросил у отца мощный бинокль, - но его занятия носили куда менее благородный характер. Он уже знал, что подглядывать неприлично, - но именно осознание этого делало его наблюдения почти мучительно приятными. Ему нравилось следить за людьми, когда те не подозревают об этом, - впрочем, он ни разу не видел там чего-то действительно непристойного. Больше всего ему нравилось наблюдать за людьми одного с ним возраста - сначала детьми, но, как и он, они постепенно взрослели. Некоторые из них исчезали, зато появлялись новые. Многих он видел в школе и мог бы с ними познакомиться, - но это было просто неинтересно ему. Куда больше ему нравилось представлять, как они там живут.

Найко рано понял, что реальность чаще всего разочаровывает, и ему хотелось хотя бы отчасти жить в мирах, рожденных его воображением. Встречая героев своих фантазий на улице, он немного пугался, словно видел людей, сошедших с экрана телевизора. В раннем детстве ему казалось, что ничего, что показывают там, в реальности не существует - как, например, мультфильмы. С тех пор его кругозор сильно расширился, но детские представления по-прежнему лежали в основе. Отчасти они сместились в подсознание, но Найко было жаль расставаться с ними. Он одновременно хотел и не хотел становиться взрослым.