На сегодня мы можем только предполагать, что каждая экспансия – это Ътвет на достижение порога критической плотности населения. По достижении порога начинается новый тип поведения. Мандала трансформируется – выходит на новый уровень эффективности. Потом следует новый выплеск.

По нашему мнению, сейчас мы наблюдаем предпоследнюю стадию, когда все отдельные составляющие хторранской экологии наконец становятся активными, и следующая трансформация будет не просто физическим расширением лагеря, а чем-то большим. Возможно, мы станем свидетелями вулканического взрыва хторранской жизни, приливной волны, которая сметет на своем пути все столь же безжалостно и столь же неумолимо, как весенний паводок смывает все в речной дельте. – Лиз замялась. – Это самое большее, что мы можем предположить. Я молю Бога, чтобы мы ошибались. Но… самое удивительное в хторранах то, что, какой бы большой беды мы от них ни ожидали, они всегда умудряются преподнести нам еще большую беду. Они не просто хуже, чем мы их себе представляем. Они хуже, чем можно представить.

В зале долго стояла тишина. Потом Лиз заговорила снова: – Наш маршрут пройдет над заражением Карабина-ри. Мы собираемся воспользоваться этим и посмотреть, как черви отреагируют на наше присутствие в небе. Прошлый опыт полетов на аппаратах легче воздуха показал, что гастроподы видят в дирижаблях и воздушных щарах некое подобие ангелов, возможно, даже Бога. Кто знает? Однако если япуранские черви похожи на своих североамериканских сородичей – а у нас нет причин сомневаться в этом, – первой их реакцией будет оцепенение и растерянность. После короткого периода паники они быстро перейдут в состояние общения – по двое, трое и четверо. Потом, закончив общение, они долгое время смотрят наверх. Похоже, воздушные корабли производят на них такое же впечатление, как явление Девы Марии над куполом собора Святого Петра на Пасху на толпу римских католиков. Тот же благоговейный восторг и страх, поклонение и массовая истерия. Представьте себе, что бы вы чувствовали, находясь в толпе во время подобного события. Верующий вы или нет – безразличным вы не останетесь.

Мы хотим извлечь пользу из этого феномена. Некоторые из вас уже знают, что наружная оболочка «Иеронима Босха» представляет собой, по сути, один огромный дисплей, не имеющий аналогов. Даже небоскреб Мацу-сита в Нью-Йорке не имеет такого электронного табло. Мы собираемся поэкспериментировать с разными рисунками и сочетаниями цветов на бортах и днище корабля и проверить все возможные реакции червей. Покажем им цвета, к которым наиболее привычно их зрение, попробуем разные ритмы и звуки, сложные сочетания бегущих узоров. Мы хотим выяснить, какие изображения воздействуют на хторранскую нервную систему. Разработана программа циклических изображений – фрактальные, хаотичные, имеющие аналитическое выражение, случайные, гармонические, построенные на основе музыки – все, что могли придумать в детройтских лабораториях. Может быть, удастся погрузить лагерь в некое подобие гипнотического транса. Заражение Карабинари станет нашим пробным камнем. Там мы позволим себе некоторый риск, который над япуранским лагерем будет запрещен.

В карманах ваших кресел вы найдете сборники инструкций. Можете взять их прямо сейчас. Вы увидите, что это довольно объемистые документы. И конечно, каждая страница должна быть изучена.

Меня постучал по плечу адъютант, Дэн Корриган, один из помощников Лиз. Он держал пачку книг с моей фамилией на наклейке сверху. Я поблагодарил его и, разорвав бандероль, быстро пролистал тома.

Это были прекрасно подготовленные документы. Они содержали информацию в основном на уровне готового решения. Значительную часть экологических материалов, что приятно, написал я, но раздел, касающийся оборудования экспедиции, как научного, так и военного, поражал. Он был полон сюрпризов. Я и не представлял себе, что нанотехнология достигла такого уровня. Правда, многие вещи были разработаны явно до появления хтор-ран, но только сейчас с них сняли гриф высшей секретности. Я в изумлении листал страницы. Некоторые датчики вполне могли сразиться в шахматы с гроссмейстером. Читать эту книгу было интереснее, чем рождественский каталог «Товары – почтой». Мне хотелось изучить каждую цифру в таблицах.

Но Лиз продолжала выступление, и я, неохотно закрыв книгу, снова стал слушать.

– А теперь давайте немного поговорим об услугах, которые предоставлены в наше распоряжение на «Иерони-ме Босхе».

Ее слова были встречены одобрительным смехом, разрозненными хлопками и парой-тройкой сальных острот.

– Да, шикарный корабль, – сухо согласилась Лиз. – Да, мальчики и девочки, которые провожали вас в ваши каюты, будут только счастливы продемонстрировать, какие удовольствия имеются в вашем распоряжении. Да, вы все заработали право развлечься. Учитывая то, какая вам предстоит работа через несколько дней, было бы жестоко, глупо и совершенно бесполезно просить вас отказаться от удовольствий. Мы находимся в летающем саду земных наслаждений, и вы всего лишь люди. Поэтому… – Она замолчала и медленно обвела взглядом зал. На этот раз мне показалось, что ее глаза задержались на мне, но уверен я не был. – Поэтому вот что я вам скажу.

Пожалуйста, отвечайте за свое поведение. Здесь не публичный дом, а вы не студенты, празднующие окончание пасхальных каникул. Вас ждет работа, много работы. Я надеюсь, что вы выполните ее с присущей вам самоотверженностью и вдохновением. Не позволяйте себе отвлекаться. Отдыхайте после того, как выполните дневное задание, а не перед этим и не вместо этого. Мне не хочется издавать приказы, которые всем нам создадут трудности. Пожалуйста, отвечайте за свое поведение, и мне не придется этого делать. Благодарю всех за внимание. На этом все.

Она сошла со сцены и направилась по проходу к задней двери зала. Буксиры поспешили следом за ней. Я любил ее, но ненавидел ее профессиональное второе «я». Оно было чертовски безликим.

Меня так разозлило ее невнимание, что я готов был сечас же вызвать Шона, чтобы она застала нас в постели.

Но потом я вспомнил ухмыляющуюся физиономию Рэнди Данненфелзера, и на этом моя мысль иссякла.

Хорошо, что «Иероним Босх» был наполнен гелием, а не водородом, иначе мы бы взорвались. Спор в каюте А-4 был не просто горячим – он обжигал. Его нельзя было оценить по шкале Рихтера.

Дело было не в словах. Здесь и не пахло театром. Слова маскировали бушующие под ними страсти. Еще никогда не испытывали мы такой ненависти друг к другу.

Лиз ворвалась в комнату, как айсберг, пропоровший борт «Титаника». На ее лице была написана решимость и непреклонность.