… Самый большой из трех монстров открыл пасть и испустил такой леденящий кровь рокот, какого я еще никогда не слышал: «Ххтпта-арррррррггххх!» В нем одновременно кричало множество звуков и чувств. Я слышал стихийную ярость. Слышал душевную муку и сжимающий сердце ужас. Крик чудовища выходил за пределы восприятия и понимания, но общий смысл передавался невероятной глубиной вложенного в него чувства. Это был вопль предательства, безумия, смерти. Я физически ощущал, как он распарывает мое тело. Я слышал чувства, которым нет названия. Все в машине содрогнулись от ужаса.

А потом – черви ринулись в атаку. Все трое разом. Они врезались в толстую рыхлую мякоть гнезда как бешеные. Они вгрызались в красные пузыри, глотали визжащих слизней, рвали пульсирующие артерии, полосовали и бросали обрывки, поливающие струями темного сиропа все кругом. Черви рвали на мелкие куски все соединительные сплетения и паутины, размалывали их в конфетти – и все время кричали, ревели, выли как сумасшедшие.

Из корней волочащегося дерева текла кровь, густая и Черная, как нефть. Она текла отовсюду: капала с потолка, заливала стены, била из свисающих обрывков вен. Слизни на полу снова завизжали, остервенело кусая друг друга. Красные пузыри дергались и сокращались в эпилептических конвульсиях. Все гнездо вспенилось кровавым водоворотом. Изображение на экранах потеряло резкость и распалось на куски. Камеры озлобленно дергались. Из динамиков доносились выматывающие душу звуки.

Кровавая оргия затянулась на целую вечность. Она все продолжалась и продолжалась. Ярость чудовищ не знала ни пощады, ни границ. К горлу подступила топшота, к счастью, я не надел ВР-шлем.

– Зигель, – прохрипел я. – Ты в порядке?

– Я не в виртуальной реальности, если вы это имели в виду.

– Хорошо.

– Что происходит? – воскликнула Лопец. – Что они делают?

– Это явно не квартиранты, – сказал я. – И, наверное, не хозяева гнезда. – И обеими руками вцепился в спинку кресла «Рейли. – По-моему, они – мародеры, что-то вроде хторранских ренегатов. По какой-то причине они не хотят, чтобы гнездо жило и производило на свет…

– Конкуренция! – воскликнул Рейли, перебивая меня. – Вот что это такое! Они убивают конкурентов.

– О дерьмо! А ты ведь прав. Точь-в-точь это здесь и происходит. – Меня поразила страшная догадка. – Помните мертвого червя, которого мы нашли?.. Это они его убили. Все совпадает! Они, по всей видимости, наделены разумом, а тот хторр был неприручен. Они не могли позволить дикому червю свободно разгуливать по территории, которую собирались колонизировать. Сейчас происходит почти то же самое. Мы видим умышленное уничтожение.

– Нет, – запротестовала Уиллиг. – Этого не можех, быть. Червям нет смысла убивать друг друга и разрушать^ гнезда.

Лицо Уиллиг выдавало ее замешательство, но она явно готова была отстаивать свою точку зрения.

– Наоборот, смысл есть. Таким образом они не дают развиваться другим семьям червей. Тривиальнейшее явление. Они борются за генетическое превосходство. Больше пищи, больше шансов для спаривания – и в конечном итоге больше потомства. Люди постоянно занимаются тем же самым.

– Нет!

Одна только мысль об этом злила и расстраивала Уиллиг.

Я пристально посмотрел на нее: – Вы когда-нибудь работали в корпорации?

– Э… – Ее злость как рукой сняло. – Ладно, беру свои слова назад. – И она с несчастным видом замолчала.

Изображения на экранах заваливались набок, дергались, плясали. Рейли переключался с одного монитора на другой, но неистовство не оставило в гнезде ни одного спокойного уголка. Вся камера судорожно сжималась, пытаясь извергнуть захватчиков. Показания беспорядочно зажигались и гасли, не в силах справиться с противоречивыми потоками информации отдатчиков.

– Может, нам следует остановить их? – предложила Лопец.

– Зачем? – Я искоса бросил на нее взгляд. – И как?

– Э… – Она заволновалась в поисках ответа, но так и не смогла подыскать подходящего.

– Пусть продолжают, – решил я. – Все есть полезная информация. Просто мы узнали, что черви могут причинять друг другу такое же зло, какое причиняют людям.

– Но это – я не нахожу слов – отвратительно!

– Согласен. Ты испытываешь такое же почтение к жизни, как и мы все, как и большинство профессиональных солдат. Не важно, какого рода жизнь, просто ненавистно наблюдать, как ее уничтожают.

– Э… Да… – согласилась Лопец с редким для нее румянцем смущения. У нее были длиннющие ресницы. Она украдкой взглянула на меня и отвела глаза, смутившись еще больше. Лопец так усердно старалась выглядеть образцовым солдатом, так тщательно скрывала от окружающих свою мягкость, что терялась, когда кто-нибудь указывал на ее тайное «я» и говорил: «Ага! Вот и ваше сострадание». Это было нетрудно заметить. Иногда я и сам продолжал испытывать такие же чувства. Теперь это происходило не так часто, как когда-то, но все же иногда случалось.

Я не мог оторвать взгляд от ужасов, творящихся на экранах. Густые потоки начали иссякать, вены гнезда истощились. Теперь кровь волочащихся деревьев растекалась по камере. Темные лужи разливались, заполняя впадины на неровном полу. Зрелище напоминало сумерки над умирающим болотом. От лихорадочно подергивающихся в жидкой слякоти обрывков измочаленной плоти летели брызги. Но потом – наконец – конвульсии яростной борьбы начали ослабевать. Гнездо проиграло битву и теперь умирало; непроизвольные судороги перешли в редкие, слабые сокращения и подергивания.

Все три червя упивались победой. Исчерченные черными полосами, страшные и свирепые, они продолжали бросаться в разные стороны, но теперь они ели, жадно глотали самые мясистые органы маточного гнезда в оргии ненасытности. Их бока заметно раздулись. Ходили слухи, будто желудок у хторран безразмерный и по своей вместимости превосходит черную дыру среднего размера. Сейчас мы видели тому доказательство.

Неожиданно раздался голос Зигеля: – Капитан, нас просят принять радиограмму.

– А? От кого? Хотя какая разница… – Я включил связь. – Капитан Джеймс Эдвард Маккарти на связи. С кем я говорю?

Ответил мужской голос с ленивым протяжным техасским выговором: – Вы просили об эвакуации?

– Да, просил. Кто вы?

– Э… скажем, меня послал один ваш хороший друг.

– Этого не может быть. У меня нет никаких друзей.

– Ладно, пусть нет, но ваше оборудование еще имеет кое-какую ценность как утиль. Вы хотите, чтобы мы вас забрали, или нет?

– Хотим! – ответил я, наверное, чуточку поспешнее, чем следовало бы.

– Хорошо. Слушайте внимательно. – Голос звучал с обманчивой ленцой. – Примерно через семь минут мы будем прямо над вами…

– Мы ничего не ловим своим радаром. На чем вы летите? – усомнился я. – Вам известно, какой толщины слой розовой пыли?

– У нас высотный грузовой скример. Мы находимся примерно на милю выше пыли. Теперь слушайте меня. Мы сбрасываем спасательную гондолу, так что держите канал связи открытым. Гондола будет наводиться по вашему лучу и приземлится как можно ближе к вам.

– Мы здесь не очень-то свободны в передвижениях, – сказал я. – Приклеились намертво. Нам придется добираться до нее на своих двоих. Что вы подразумеваете под «как можно ближе»?

– Постараемся опустить ее прямо к вашему порогу, – пообещал голос. – Парашютом будет управлять оператор-человек. В зависимости от ветра радиус приземления – от двадцати до тридцати метров.

Я на секунду прикрыл глаза, пытаясь зрительно представить, как это будет выглядеть. Хотя все равно. У нас нет выбора. Открыв глаза, я обвел взглядом мой экипаж. У всех было одинаково озабоченное и тревожное выражение. Самой трудной частью была не сама эвакуация.

– Все в порядке! – рявкнул я. – Чего расселись? Собирайтесь! Надеть кислородные маски и накидки. Зи-гель, ты отвечаешь за контейнеры с пробами. Захвати все. Локи, Валада, вы поможете Зигелю. Лопец, понесешь блоки памяти. Рейли, отвечаешь за огонь. Стрелять только замораживающими ракетами. Вы с Уиллиг прикроете Наш отход. – В микрофон я сказал: – Мы будем готовы.