– Нет, – сказал я чуть быстрее, чем следовало. – Я не люблю снотворное. От него в голове начинают бормотать разные голоса. Если уж я схожу с ума, то, по крайней мере, хочу знать, до какой степени.
Доктор Шрайбер не улыбнулась.
– Не смешно, Маккарти. Вы невыносимый человек. – Сейчас она была сильнее меня и пользовалась этим. Я не мог дать ей сдачи. – Вы самый невежественный человек, какого я когда-либо встречала. Вы испорченный мальчишка. Вы пользуетесь своими связями, чтобы давить людей всмятку. Вы их позорите, доводите до отчаяния, до суда, губите их репутацию, а иногда убиваете. Я ненавижу вас. Ненавижу все, что вы делаете. Ненавижу, как вы это делаете. И я бы пальцем не пошевелила, чтобы помочь вам, если бы мне не приказала лично президент Соединенных Штатов.
Я бы мог многое сказать ей в ответ, но вместо этого промолчал. Шрайбер все еще держала наготове шприц.
– Я буду хорошим, – пообещал я. – Пожалуйста, не усыпляйте меня.
Она мне не поверила, но шприц все-таки убрала.
– Я не собираюсь нянчиться с вами. И никому не позволю тратить на вас время. Предупреждений не будет. В следующий раз кто-нибудь подойдет и уколет вас. И мы будем колоть вас до тех пор, пока не сможем сбагрить куда-нибудь подальше. Понятно?
– Я не причиню больше беспокойства, обещаю.
Она по-прежнему не доверяла мне. И правильно делала.
– Можно мне получить телефон? – спросил я. Шрайбер колебалась. Она явно прикидывала, какие неприятности я могу ей доставить, если дозвонюсь в Хьюстон. Или куда-нибудь еще.
– Клянусь, я не буду создавать помех никому.
– Я не хочу, чтобы вы обращались к кому-либо через мою голову.
– Это не в моем стиле, – успокоил я. – Я играю по правилам.
Доктор Шрайбер фыркнула: – Простите, но я не настолько вам доверяю.
Она нагнулась и вышла из палатки, оставив меня гадать, сколько нам еще осталось жить. Я сомневался, что мы протянем до вечера.
Туннели мандалы – не просто облицованные утрамбованной глиной ходы, ведущие вниз к различным камерам-хранилищам, резервуарам и выводковым зонам; на самом деде это кости, позвоночник и остальной скелет целого живого организма.
Вся поверхность туннелей целиком выстелена организмами, имеющими растительную основу, – мясистыми структурами, которые поддерживают в гнезде температуру, влажность, а в некоторых случаях – даже атмосферное давление. Другие структуры – толстые полые лианы, тянущиеся по стенам и потолку, – по своим функциям аналогичны нервам, кровеносным сосудам и кишечному тракту.
Эти живые трубопроводы снабжены сложно устроенными органическими насосами для перекачки жидкостей, питательных веществ, а также для передачи информации по всей колонии. Другие трубы служат для выведения отходов, фильтрации и очистки жидкостей, возвращая их в гнездо для повторного использования.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
42 ШОН
Если это не ваша спальня, то и не ваше дело.
Соломон Краткий
Времени у меня было в избытке, чтобы оценить юмор сложившейся ситуации. У меня отобрали мою работу, моих солдат, мою жену, связь с внешним миром и, наконец, возможность двигаться. Водим момент я деградировал до полностью зависимой вещи.
Осознавать это было невыносимо.
Хуже того – я пообещал самому презираемому мною человеку, что смирюсь с такой судьбой. Я гадал, как бы поступил Форман на моем месте, и мне страстно захотелось получить пистолет. Я сделал глоток из фляги, пожевал брикет «НЗ» и стал прислушиваться к звукам окружавших нас горячих и влажных джунглей. День был пасмурный, становилось все темнее.
Я подумал, не помолиться ли мне, но… это безнадежное дело. Один раз это сработало – когда я заблудился в розовой метели с Дьюком, но теперь кошмарный образ Дикого Билла Айкока стоял между мною и Богом. А кроме того, Бог в аду, так зачем же нужна молитва? Что мне очень было нужно – так это телефон, но он был той вещью, которую я мог получить в последнюю очередь.
Я как раз задумался, что буду испытывать, если сдамся, когда из-под полога палатки показалась голова Шона.
– Как вы себя чувствуете? Хорошо?
– По-разному – только не хорошо.
– Я принес вам подарок, – сообщил он и, оглянувшись, быстро проскользнул в палатку, держа одну руку за спиной. – Но это дорого стоит.
– Сколько?
– Один поцелуй.
– Шон… – устало прошептал я.
– Вам очень понравится подарок, – ухмыльнулся он.
– Ты ни за что не уступишь, не так ли? Он радостно ухмыльнулся.
– Нет, думаю, что не уступлю. – Он показал мне свой подарок. Телефон. – Это мой собственный, но он напрямую подключен к всемирной сети, так что, возможно…
– Откуда ты узнал, что мне нужен телефон?
– Доктор Шрайбер приказала даже близко не подпускать вас к любому средству связи.
– Значит, ты нарушаешь приказ? У тебя будут неприятности.
– Я не работаю на доктора Шрайбер. Меня наняла экспедиция. Если вам нужен телефон, то, наверное, для чего-то важного.
– Ты прав. Я попытаюсь спасти жизнь Лиз. Шон вдруг помрачнел и опустил голову.
– Что ты скрываешь от меня? – спросил я. Его слова тянулись болезненно медленно.
– Нашли яшик с последними записями бортового журнала, который она хотела забрать с собой. Он лежал в самой исковерканной части салона. И ее телефон тоже нашли.
– Но?.. – Я еще был не готов расстаться с надеждой.
– Ее не нашли. Дальше они пройти не смогли. Мне жаль, Джим, – неохотно сказал он, – но ее перестали искать. Людей не хватает. Каждый на счету.
– По чьему приказу? Он замялся.
– Доктора Шрайбер.
– Так я и знал. – Потом я вспомнил: – Где капитан Харбо?
– Она получила травму при крушении. Кома. – Нижняя губа Шона дрогнула. Казалось, он вот-вот заплачет. – Неизвестно, выживет ли.
– Она выживет, – пообещал я. – Она сильная леди. Шон с надеждой кивнул.
Он вложил телефон в мою руку. Потом, наклонившись еще ближе, понизил голос до шепота: – Можете не целовать меня, если не хочется. Я пошутил.
– Неправда. Ты надеялся. Он смутился.
– Иди сюда. – А?
– Ты слышал.
Он опустился на колени перед моей койкой. Приподнявшись на локте, я вплотную придвинулся к его лицу. Погладил его волосы. И в самом деле, красивый мальчик. Я облизнул губы и закрыл глаза.
Ничего не последовало.
Я открыл глаза. Шон смотрел на меня со странным выражением. Его глаза блестели от слез.
– Что с тобой? – спросил я.
– Вы ее действительно любите?
– Больше всего на свете. Он вздохнул: – Если бы меня тоже кто-нибудь так любил… Грусть и страстное желание в его голосе потрясали.
Шон поднялся с колен.
– Подожди, – сказал я. – А как же поцелуй?
– Вы не хотите…
– Уговор есть уговор.
Я взял его за руку и потянул обратно.
Сначала Шон колебался, но я не отпускал его. Наконец он понял, что не выйдет из палатки, пока сделка не состоится, и с растерянным видом наклонился надо мной. Я потянулся, нежно поцеловал его в губы и почувствовал, что не могу оторваться. На вкус он был таким же приятным, как и на вид. Наконец мальчик отстранился и посмотрел на меня удивленно, восхищенно и вопросительно.
– Удивлен? А я думал, ты специалист. Он покачал головой: – Я тоже так думал.
– Секрета здесь нет, – объяснил я. – Просто я поцеловал тебя как самого дорогого мне человека в этом мире, потому что в этот момент ты и был таким человеком.
– О-о, – снова удивился он. – Это что-то новое. Надо запомнить. – Он снова опустился на колени и еще раз поцеловал меня в губы, на сей раз быстро и дружески, но я видел, что он уже вошел во вкус. – Спрячьте телефон. Я вернусь попозже.
И Шон исчез.
Самое поразительное заключается в том, что живое гнездо – это непрекращающаяся симфония органических звуков, шумная, восторженная, сложная и не поддающаяся описанию. Гнездо пульсирует звонкой и громкой жизнью, как будто каждое живое существо в нем имеет собственный голос и использует его для выражения полного диапазона своих эмоций.
Стены туннелей сокращаются в замедленном ритме сердечных биений. Сквозь толщу земли можно почувствовать постоянную глухую вибрацию. В туннелях эхом отдаются исходящие из глубины колонии бульканье и бормотание, напоминающие бурчание переполненного желудка. Другие существа всех размеров добавляют к этому свои собственные звуки – они крякают, взвизгивают, щелкают и жужжат, издают постоянный шелестящий шум насекомых; вверх и вниз по туннелям прокатываются волны тихого щебета. Из ближайших камер доносится топот кроликособак и сопение гнусавчиков, а время от времени – даже пурпурный вой потревоженной гастроподы. Высокочастотные звуки скорее чувствуются, чем слышатся – ультразвуковой писк пузырей и слепых крысоподобных существ, живущих на потолках и в складках мясистых стен туннелей и камер.
А поверх всего этого и под всем этим, пронизывая все, проникая в любой уголок гнезда, отдаваясь эхом, вибрируя, резонируя, слышится неумолчный гул гастропод. Черви всех размеров – от самых маленьких до необъятных – участвуют в этом хоре. Постоянно рокоча, каждое животное присоединяет свою собственную, отчетливую ноту к песне. Ее звук не похож: ни на один из известных ранее. Он опьяняет, возбуждает, вызывает тревогу – ив конечном итоге захватывает целиком. Человек при этом приходит в ужасное состояние.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)