Про себя я сосчитал до трех, а потом погасил экраны и включил свет.

Я перевел дыхание и посмотрел на застывшие лица.

– А теперь я скажу вам, что, как я думаю, мы только что видели. До вас эти кадры просмотрели генерал Ти-релли, доктор Зимф и президент Соединенных Штатов, и все сошлись на том, что необходимо соблюдать исключительную секретность. Я скажу вам, что по поводу этих кадров думаю я. Боже, как я хочу ошибиться! Надеюсь, кто-нибудь встанет и предложит другое объяснение – очень хочется оказаться неправым.

То, что мы здесь видим, все эти метаморфозы различных хторранских видов – никакие не мутации, не адаптации, не генетические дефекты и даже не естественная вариантность в пределах одного вида. Нет. Здесь мы наблюдаем намеренную трансформацию видов в новые формы. Я сказал, намеренную. Значит, за этим должно что-то стоять. Это либо какой-то разум, либо какой-то феномен, который происходит только тогда, когда ман-дала разрастается до определенных размеров и плотность населения в ней достигает предела. Я не знаю. Но эти кадры свидетельствуют, что мандала каким-то образом воздействует на своих обитателей, трансформируя их для своих нужд. Исключений здесь нет.

Кое-кто из нас уже привык рассуждать о червях как об исконных хторранах – том разуме, который стоит за заражением. Если это действительно так – что пока не доказано, – тогда мы имеем дело с биологическим ви-. дом, который не боится переделывать себя в соответствии со своими нуждами.

Но эти кадры доказывают, что какое бы хторранское существо ни вызывало эти трансформации, оно также хочет и может вызывать значительные трансформации и в биологии человека. – Я посмотрел в их испуганные глаза, и мне захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. – Это и есть реальное будущее человечества – мандала.

Мы не ложились спать допоздна.

Совещание продолжалось весь день. Капитан Харбо через некоторое время исчезла, чем-то немного озабоченная, наверное, какими-то процедурными вопросами с бразильским правительством. Потом она снова появилась, но когда стало ясно, что научная команда намерена проанализировать, проверить и переиначить даже самые мелкие детали предстоящей операции, опять тихонько выскользнула из зала, обильно снабдив нас бутербродами, прохладительными напитками и пивом на всю ночь. Совещание иссякло само по себе в половине третьего ночи. И не потому, что все было сказано, обсуждено и решено, – просто его участники слишком устали, чтобы продолжать.

Нас опьянило богатство новой информации, а ее ценность эмоционально истощила. Моя голова гудела от звуков, образов, в ней по-прежнему эхом отдавались обрывки фраз и споров, отказываясь улечься и успокоиться.

Я присел на край кровати, слишком уставший, чтобы двигаться.

– Ты не заболел? – спросила Лиз.

– У меня болит мозг.

– Тогда тебе надо выговориться.

Она села рядом, обняв меня за плечи. Некоторое время мы сидели молча, прижавшись друг к другу, не разговаривая и не шевелясь.

– Я устал, – признался я. – Так устал, что у меня нет сил даже умереть.

– Я знаю, что ты имеешь в виду.

– Это касается не только экспедиции, дорогая. Это касается всего. – Она погладила меня по голове, и я продолжал: – Эти постоянные споры. Если бы можно было просто договориться и делать дело, то нам не было бы так тяжело. Иногда это даже… – Я почему-то вдруг вспомнил Уиллиг. – Иногда это кажется каким-то развлечением. Но меня сводит с ума наше постоянное «я не знаю». Когда же начнутся реальные ответы?

– Я не знаю.

– Зато я знаю, – заявил я. – Точно знаю, что мы начнем получать нужные ответы, когда кто-нибудь отправится в центр мандалы, останется там и будет передавать данные оттуда. И ужасно боюсь, что это буду я, потому что больше никто не сможет. – Я пристально посмотрел на нее. – Пожалуйста, не допусти этого, Лиз, как бы все ни обернулось. Обещай, что никогда не позволишь им послать меня в мандалу. Никогда.

Она не задумывалась ни секунды.

– Я обещаю. Никогда этого не допушу. Можешь рассчитывать на меня.

Ее слова подействовали лучше любого обезболивающего. Теперь я позволил себе расслабиться в ее руках.

– Давай ложиться, – прошептала Лиз.

– Хорошо.

Но ни один из нас не пошевелился.

– Я все думаю, – осторожно начал я. – Дядя Аира снова выиграл.

– Да, – согласилась Лиз.

– Бразильские ученые дискредитированы. Бразильское правительство дискредитировано. А бразильский эксперимент – с ним теперь все ясно. Дядя Аира не смог бы спланировать лучше, если он вообще это планировал.

– О, он планировал, все в порядке, – сказала Лиз. – Даже не сомневайся. Он предупредил меня перед отлетом: «Ты должна взять Маккарти только для того, чтобы он сорвал бразильцам их эксперимент. Не знаю, как он это сделает, но можешь на него положиться: он найдет способ».

– Он этого не говорил.

– Нет, сказал.

– Я никогда не понимаю, шутишь ты или нет.

– Давай просто скажем, что дядя Аира очень верит в твою способность ломать все там, где надо.

Я покачал головой: – Я слишком устал, чтобы волноваться по этому поводу.

– Давай спать.

– Ладно.

– На этот раз тебе придется пошевелиться.

Лиз встала, подняла меня на ноги, начала раздевать, а я расстегивал ее пуговицы.

– Хочешь, наденем ночную рубашку? – предложила она немного смущенно. – Или мне снова завернуться в американский флаг?

– Я предпочел бы просто лежать рядом с тобой, крепко обнявшись, пока не засну, если не возражаешь.

– Звучит райски. Не возражаю.

Мы погасили свет, забрались в постель и постарались устроиться рядышком как можно удобнее.

– У кого-то из нас слишком много локтей, – пробормотала Л из.

– Виноват. Просто у тебя больше мягких мест, чем у меня.

– Вот и положи голову на это мягкое место. Посмотрим, не полегчает ли тебе.