– Итак, капитан, – заявила она, – начиная с этого момента между нами сугубо служебные отношения. Я – генерал Тирелли. Вы – капитан Маккарти. Вы спите в одной комнате. Я – в другой. Полагалось бы разместить вас где-нибудь еще, но все остальные каюты были заняты, пока вы раздумывали, присоединиться ли к нам. – Она подняла руку. – Нет, помолчи. Я еще не закончила. Если абсолютно честно, то я не жаждала твоего присутствия. Ты бросил меня, когда я больше всего нуждалась. Я не могу полагаться на тебя…

– Тогда почему я здесь?

– Этого хочет дядя Аира, а не я.

– Дядя Аира говорил другое.

– Он ошибался.

– Сильно сомневаюсь, – резко отпарировал я, чувствуя, как внутри поднимается гнев, но я собирался держать свое слово, даже если это убьет меня. Я с трудом проглотил ком в горле. – Дядя Аира не совершает глупых ошибок.

Лиз уловила перемену в моем тоне, остановилась и внимательно посмотрела на меня.

– Хорошо, – согласилась она, перевела дыхание и тоже понизила тон. – Да. Я хотела, чтобы ты приехал, но это было тогда, когда я этого хотела. Сведения дяди Аиры устарели. Сейчас я не хочу видеть тебя здесь. Я передумала.

Пожав плечами, я направился к балкону и ударил по кнопке, открывающей окна.

– Что ты делаешь?

– Ты не хочешь меня. Я ухожу. Я – попрыгунчик. Не беспокойся, дорогу в Панама-Сити я найду.

– Не будь глупцом, Джим. Я пожал плечами.

– Я и не могу. Окна заперты, пока мы не снизим скорость до сорока километров. Придется подождать захода солнца и тогда спрыгнуть. Тебя это устроит? – Она не ответила. – Или ты хочешь, чтобы я вышиб стекло креслом? Думаю, я еще не забыл, как это делается.

Лиз покачала головой.

– Опять твои дурацкие остроты. И ты еще удивляешься, почему никто не хочет иметь с тобой дело.

– Подожди. – Я поднял руку, сосчитал до одного… Она с интересом смотрела на меня.

– Что?

– Я дал обещание дяде Аире…

– Он рассказал мне.

– Вот как?

– Я попросила его не беспокоиться и не посылать тебя. Он ответил, что уже поздно, ты в пути, Я сказала, что отошлю тебя назад. Он посоветовал решить это, когда ты появишься здесь. Этим я сейчас и занимаюсь. Я решаю. Я – генерал Тирелли. Ты – капитан Маккарти. Я сплю здесь. Ты спишь там. И конец дискуссии.

– Конец? И у меня даже не будет возможности извиниться?

– Я уверена, что извинения подготовлены прекрасные, Джим. Ты всю жизнь учился тому, как надо извиняться. Ты способен извиниться лучше, чем любой мой знакомый. Ты мог бы преподавать курс извинений. Но я уже это видела. Я слышала все твои извинения. Снова, снова и снова. Я видела эти представления, Джим, и устала от них. Ты не можешь сказать ничего, чего бы я еще не слышала, и никакие слова ничего не изменят.

– Я люблю тебя, – мягко сказал я.

– Я тоже люблю тебя, – ответила Лиз, но тон ее не изменился. – Ну и что? – Она скрестила руки на груди с неприступным видом. – Это работает только в кино, Джим, но мое решение неизменно. Только ради того, что наши гормоны совпадают, я не собираюсь отключать свой мозг.

Я опустил взгляд на свои руки. Костяшки пальцев побелели – так крепко я сжимал спинку кресла. Почти наяву я видел, как оно летит в ближайшее окно. Но капитану Харбо это не понравится, дядя Аира расстроится.

– Я дал слово. – В горле жгло так, что я едва выдавливал слова. Мой голос дрожал. – Поклялся дяде Аире, что если он даст мне шанс, я сделаю все возможное, чтобы утрясти все с тобой. И он дал мне понять, что ты тоже хочешь этого.

Ее тон по-прежнему оставался чересчур резким.

– Если ты ждал, что я встречу тебя с распростертыми объятиями…

– Я ждал, что ты заткнешься и выслушаешь меня, – грубо оборвал я, удивляясь сам себе. – Я услышал все, что ты хотела сказать. Теперь моя очередь.

Удивительно, но Лиз замолчала. Это стоило ей труда, но она замолчала. Со скрещенными на груди руками, она закусила губу и посмотрела на ковер так, словно он был не тем местом, на котором можно стоять, затем, подыскивая более подходящее место, отступила к стене и прислонилась к ней спиной, по-прежнему скрестив руки на груди. Она смотрела на меня ледяным взором и ждала.

Я набрал в грудь воздуха и попытался вспомнить, что собирался ей сказать.

– Всю дорогу сюда я старался представить, что могу сказать тебе и что ты можешь мне ответить. Я не считал, что ты будешь счастлива видеть меня. Но и не мог вообразить такой нескрываемой враждебности. Я думал, ты выслушаешь то, что я должен тебе сказать. А теперь я остался в дураках, потому что не могу придумать ни одного слова. Ты не хочешь слушать мои извинения. Тебе известно, что я пообешал дяде Аире. Больше мне сказать нечего. И даже если бы я мог придумать что-нибудь еще, ты все равно не пожелала бы выслушать. Раз мои слова ничего не изменят, тогда зачем вообще говорить? Итак, я сойду в Амапа и буду ловить самолет домой. Спасибо за каникулы.

Мне казалось, что я сказал все, как вдруг появилась еще одна мысль: – Знаешь, Лиз… генерал Тирелли, мне казалось, что я могу кое-чем помочь в этой операции. Я заработал должность офицера по науке. Но вместо этого мне дали под зад ногой. Да, я сошел с ума. Но дядя Аира сказал, что ты действительно ценишь мою работу и что планировалось повысить меня в чине. Ладно, хорошо, я был идиотом. Законченным занудой. Задницей. Уверен, ты можешь добавить к этому целый букет таких наименований, которые я даже не могу себе представить. Ты всегда ругалась лучше меня. Но тем не менее я все-таки считал, что могу принести здесь пользу. А сейчас ты заявляешь, что я не способен и на это. Так что мое пребывание здесь бессмысленно.

Теперь все стало совершенно ясно. Я смотрел прямо на нее и говорил так спокойно, как только мог Лиз бесстрастно выдерживала мой взгляд.

– Ты всегда казалась мне единственным человеком, на которого я могу положиться, несмотря ни на что. Я рассчитывал на твою силу, твою выдержку, твою мудрость – с самой первой нашей встречи. Я восхищался тобой. Мне казалось, что ты всегда знаешь, как справиться с любым делом. Ты была для меня примером для подражания, мне нравилась твоя манера держать себя и командовать людьми, я хотел быть похожим на тебя. Каждый раз, когда ты обращалась ко мне, я словно получал награду. Каждый раз, когда ты хвалила меня, я воспринимал это как Божье благословение. Я бы сделал для тебя все. Не потому, что люблю тебя, а потому… просто потому, что ты – это ты. А после того, как мы стали спать вместе, я был чертовски удивлен. Чем больше я узнавал тебя, тем лучше ты мне казалась. И тем больше мне приходилось работать над собой, чтобы быть достойным тебя.

А потом ты пригласила Дуайн Гродин, и я решил, что потерял твое доверие. Не могу выразить, как мне было больно. Я так расстроился, что готов был провалиться на месте. Ну, и потерял контроль над собой, потому что стал недостаточно хорош для тебя. Залез в ванну и орал до тех пор, пока меня не стошнило. Не помню, когда еще я так орал.

А потом дядя Аира, который, как оказалось, пережил смерть, только в мягкой форме, пришел и объяснил, что ты не утратила веру в меня, а просто разозлилась, как и я. До меня дошло, как беспросветно глуп я был. Итак, я сел на самолет, думая, что, может быть – повторяю, может быть, – мы сядем и поговорим, и, может быть – повторяю, может быть, – ты поймешь меня и простишь. А теперь я обнаруживаю, что ты не хочешь понять, не хочешь выслушать и не хочешь простить. И после всех усилий собрать себя заново из кусочков я снова рассыпаюсь на части. Единственный человек, которому я могу сказать об этом, это – ты, а тебя для меня нет. Невозможно объяснить, как мне сейчас больно.

– Ты закончил? – спокойно спросила Лиз.

– Да.

– Для человека, которому нечего сказать, ты наговорил достаточно. – Она грустно покачала головой. – Мне жаль, что ты мучаешься. Но и мне не легче. Прости меня, Джим. Я пыталась, правда пыталась. Но мы не можем собирать все по кусочкам снова и снова. Быть рядом с тобой – все равно что танцевать в обнимку с тикающей бомбой. – В ее голосе появилась такая усталость и скука, что мне стало еще больнее. – Ты считаешь, что тебе было трудно? – Ее лицо исказилось и осунулось. – Как ты думаешь, каково же было мне? После каждого твоего фокуса все смотрели на меня. Меня провожали взглядами в кафетерии, в коридорах, глазели на меня на совещаниях. Я знаю, о чем они думали: «Что она в нем нашла? Как ей удастся все уладить на этот раз? Почему она не может держать его в узде?» Каждый раз, когда ты взрывался, ты привлекал к себе внимание, а это привлекало внимание ко мне. Все начинали удивляться: «Неужели она собирается защищать его снова?» Ты подрывал мой авторитет. Нет. Ты подорвал его. Разрушил. Все, ради чего мне пришлось работать столько времени, вся моя карьера – все пошло псу под хвост, Джим.