– Да нет. Ты, наверное, просто слышал кое-что из того, чего не слышала я. А это не одно и то же.

– Черт, ну и роток же у тебя…

– Когда ты кое-что в него вставляешь, то не жалуешься.

– Пупсик, в плане секса ты просто бестия, ты в курсе? Такая заводная…

Интересно, а у мужчин заводятся планы жениться на своих секси-бестиях? Нужно, чтобы он сводил меня куда-нибудь туда, где меня понадобится кому-нибудь представить, чтобы я услышала, как он меня называет, увидела, какое место я занимаю. Хм, можно подумать, тебе в самом деле хочется это знать. Твоя жизнь, Ким Кларк, не более чем подборка планов «Б». Радуйся уже тому, что у тебя есть мужик, который трет тебе ноги. Крупный, высокий, мужик-гора. Под два метра, не меньше. Серые глаза, а губы такие тонкие, будто их прорезали резцом. Волосы вьющиеся – это становится заметно, когда они отрастают. Грудь широкая, руки большие – он в свое время руками работал и только потом стал работать и есть за письменным столом. Волосы на голове каштановые, а над пенисом рыжие, и на яйцах, где они торчат пучками. Иногда я невольно замираю и смотрю на них.

– Что ты такое делаешь?

– Я? Вообще ничего.

– Если будешь так пялиться, у меня опустится на полшестого.

– Я просто жду, когда они вспыхнут огнем.

– А у черных мужчин что, волос на лобке нет?

– Откуда мне знать?

– Ну как. Ты же вообще-то современная женщина?

– Современная – это в смысле шлюха?

– Нет, современная женщина – это в смысле, что месяцами не вылезала из «Мантаны». И там зажигала.

– Откуда ты знаешь, что и как я там зажигала?

– Я там, в «Мантане», местность прочесывал еще задолго до того, как ты на меня посмотрела, Ким. Нет, серьезно: ты никогда не спала с черным мужчиной? И даже с ямайцем?

Имей в виду: засеки, в каких ситуациях этот человек называет тебя пупсиком, а в каких зовет тебя Ким. Это важно, Ким Кларк. На своих пупсиках мужчины женятся. Да, да, именно. Возможно, стоит порадоваться, что он последнее время не называет меня секси-бестией. Когда он это делал последний раз? Не помню. А ты вдумайся. Нет, все равно не помню. Мне нужно, чтобы он перешел от «я люблю тебя», за которым обычно следует прощание со слезой, на «я люблю тебя так, что давай прямо здесь и сейчас поженимся», чтобы обратно в Арканзас ты полетела уже как миссис Чак. Арканзас – это не одно ли из тех мест, где не любят черных? Если я добьюсь, чтобы он на мне женился, то, может, добьюсь и того, чтобы он переехал в Нью-Йорк или Бостон? Не в Майами: я хочу увидеть снег. Вчера я сунула руку в морозильник и держала ее там долго, как могла, – минуты, наверное, четыре, – чтобы ощутить, какова она, зима, и чуть даже не сунула туда голову. Наскребла там комок инея и сжала, пока холод не начал жечь и это жжение не передалось к самой голове. Тогда я сжала снег в комок и кинула в окно. Комок секунду продержался, а потом упал и растаял, а я заплакала.

«Милашка, никогда ничего не пускай на самотек».

Интересный подход. Он, оказывается, не хотел рисковать: вдруг я уйду и больше в «Мантану» никогда не вернусь, хотя я там торчала из вечера в вечер. Выжидая, высматривая. А может, это значит, что он уже купил авиабилеты, или же фирма выдала ему билеты обратно в Америку? Ага, можно подумать. Они оплатили ему только один на приезд сюда; с какой стати они будут выдавать ему два на выезд? «Чарльз, мы не можем снабжать дополнительными билетами каждого из работников, что завел шашни с местной фауной. У нас, по-твоему, что, юг Полинезии?» Да перестань же ты думать, Ким Кларк; поверь, этим ты сведешь себя с ума. В кружке церковной молодежи нам говорили, что беспокойство – это греховная медитация, потому что ты выбираешь не доверять Богу. Ну, а я думала, что в случае чего хотя бы попаду в рай, в отличие от тех гадких девок, что дают парням себя щупать, потому что, по их словам, титьки у них отрастают быстро, а парни говорят «мы вам не верим». Понадобилось переезжать аж в Монтего-Бэй, чтобы повторно не столкнуться ни с одной из тех сук (ой, не ври – можно подумать, хотя какая теперь разница). По крайней мере, я не обзавелась лялькой, которая оттянет мне все сиськи до самых колен; о боже, как я ненавидела тех сук…

Может, начать паковаться? Начинай. Да, Ким. Да, Ким Кларк. Приступай, дерзай. Пакуй свой чемодан – тот самый, лиловый, с которым ты прибыла в Монтего-Бэй. Приступай прямо сейчас. Хотя для Америки надо бы купить новый чемодан. Интересно, захочет ли он взять эти полотенца? Я их купила буквально на той неделе… Ну их на хрен, оставим все здесь и не будем оглядываться. Не превращайся в жену Лота, Ким Кларк.

«Делай это легко, сквозь всю ночь». У этого диджея Энди Гибб определенно в фаворе. Эх, послушать бы сейчас «Тебе нужно танцевать». Вот чего бы хотелось услышать. «Милый, давай сходим потанцуем», – скажу я ему, как только он войдет в дверь. И мы с ним пойдем – не в «Мантану», а, допустим, в «Клуб 8», – а когда он подопьет, я скажу: «Милый, я знаю, ты меня еще не просил, но я уже начала паковаться, чтобы потом меньше оставалось хлопот. Как у вас, американцев, это называется – инициативность? Ну так я ее проявила, потому что вы, мужчины, всегда ждете до последнего, пока и сделать уже почти ничего нельзя, включая предложение». Нет, насчет «предложения» я умолчу. Все мужики как огня боятся, чтобы их обманом не женили. А когда он начнет вилять и возражать, я выну его хер и продемонстрирую все, что подсмотрела в порнухе «Открытие туманного Бетховена».

– Не знаю. Я не ожидал, что вы, ямайские женщины, окажетесь так похожи на темнокожих американок.

– Ты не ожидал, что мы тоже темнокожие?

– Да нет же, глупыш. Я не ожидал, что вы тоже так консервативны в сексе. Клянусь, тот, кто вырос в Арканзасе, имеет о вас ошибочное представление.

– Почему ты, когда речь заходит обо мне, всегда говоришь во множественном числе?

– Может, я настолько падок до темнокожих женщин.

– Ага. То есть я от них как бы единая делегатка?

– Я слышал, у Мика Джаггера тоже такая наклонность.

– Ты слышал, чтобы так о тебе говорила я?

– Но ведь у меня в голове все дыбом, пупсик.

– О чем ты, например, сейчас?

Если вдуматься, то единственный другой мужчина, приникавший губами к моей щелке, был белым. И тоже американцем. И… нет, думать об этом я не могу. Кстати, что-то вспугнуло чаек – как давно они улетели? До меня только сейчас дошло, что я разговаривала вслух. Они бы не улетели, если б… Пойду-ка проверю в гостиной.

– О! Привет, милашка.

– Ой! Чак, ты?

Он кивает с широкой улыбкой.

– Я и не знала, что ты здесь. Даже не слышала, как ты зашел.

– Неужели? А мне показалось, у тебя здесь компания. Разувался, хотел зайти и присоединиться…

– Я одна.

– Правда? Говоришь сама с собой, как безумная чудачка?

– Так, мысли вслух.

– А-а-а. Обо мне?

– Поверить не могу, что ты зашел в дом, а я тебя не услышала.

– Это мой дом, милашка, и обставлять свой приход шумной сценой мне нет необходимости. Ну, зашел и зашел.

Ничего, Ким Кларк, не смертельно. Встряхнись.

– Я собиралась сготовить ужин.

– Прикольно, как говорят ямайцы: сготовить ужин вместо того, чтобы сделать ужин.

– В чем разница?

– Ну, скажем, можно просто сварить макароны, натереть сыр, и всё: ужин сделан.

– Ты хочешь макароны с сыром?

– А? Да нет. Что сготовишь, то и хорошо. Что ты там думаешь сварганить?

– Просто не верится, что ты вот так зашел.

– Тебя это беспокоит?.. Расслабься, крошка, нападать на тебя все равно никто не собирался. Так что там на ужин?

– Аки.

– О боги!

– На этот раз с солониной.

– Это что значит?

– Такие толстые куски бекона.

– Бекон – это хорошо, это я ням-ням. Ну, иди занимайся, а я тут еще почитаю «Стар». Я его и читал. Ей-богу, он куда живей, чем этот «Дейли мейл», от которого мухи дохнут.

Надеюсь, он не станет пересказывать мне, что там написано в этой газете. С каждым днем мне все труднее уклоняться от его пересказа новостей. Это, конечно, мило с его стороны держать меня в курсе событий, но еще милей, когда он начинает читать мне с газеты все подряд. В прошлый вторник он вот так зашел ко мне на кухню и сказал: «Я уже прочел». Я-то думала, он это просто упомянул как факт, а он как давай сообщать – не уймешь. В самом деле, новости я терпеть не могу. В сущности, я даже не знаю, какой сегодня день недели. Клянусь, как только я о чем-то слышу или собираюсь услышать, сердце у меня начинает биться так отчаянно, что хочется одного: убежать к себе в спальню, закрыть лицо подушкой и завопить. Даже на рынке, стоит мне услышать от лоточника: «А вы не слышали про мисс такую-то?», как я тут же прохожу мимо без остановки, ничего не покупая. Слышать ничего не желаю. Не нужны мне никакие долбаные новости. Неведение – манна небесная. Я знаю Чака – сейчас он войдет в дверь, а я тут же на сковороду бжик растительного масла и лука – пшшш!! – и то, что он скажет, утонет в этом шуме. «Что, милый?!» – переспрошу я. Он повторит, а я ему снова – «что?!» – и брызну в масло водицы, так, чтобы от вспышки и шума он испугался и по возможности забыл, что хотел сказать. Хорошо бы, если б здесь до сих пор кружили чайки; он бы тогда помчался наружу, отгонять их, а я б могла задать один из тех тупых вопросов вроде: «А в Америке чайки есть?» Один из серии тех, на которые белые любят коротко кивать и отвечать с благодушной улыбкой. «А велосипеды у вас в стране есть? И они прямо так ездят по хайвэям? Вы там в Америке смотрите “Семейку монстров”? А “Чудо-Женщину”? А статуя Свободы, она сильно высокая? А у вас там шоссе с разделительными полосами или без?»