– Сядь, – коротко сказал мужик за столом.

– И усохни, – добавила Гризельда. – Всем надо помнить: маму-джаму нужно чтить.

Розовая Гавайка подал ей желтый конверт. Гризельда вскрыла его и вынула фото, взглянув на которое всплеснула руками и смешливо фыркнула. Почему-то фотка повергла ее в охрененное веселье. Она сунула ее мужику за столом, а он посмотрел на нее с такой же каменной миной, с какой читал свою газету. Фотку он перебросил мне. Бумажка пронеслась веером, а приземлилась четко и аккуратно прямо передо мной.

– Говорят, аллигаторы предпочитают ловить добычу самостоятельно? – живо спросила Гризельда. – Ну так в следующий раз буду скармливать им мазафакеров живыми, а не мертвыми.

На фото был Бакстер. Аллигаторы не могли определиться, что делать с его головой. «Я не заблюю, не заблюю», – повторяй это из раза в раз и сумеешь этого добиться.

– Зачем же было убирать Бакстера?

– Как зачем? В назидание. «Имеющий уши да услышит», – говорила сестра из… Как это здесь называется? Ах да, женский монастырь. О-хо-хо. Бакстер обмарался, теперь вот ты… Но у моих ребят ушки на макушке, они все смотрят, проверяют. Ходит слух, что ты провернул в Нью-Йорке работенку, которую даже фараоны сочли чистой. Я буквально рассмеялась. Многие считают, что я неопрятна. Но какими же лажовщиками должны быть парни из Майами, чтобы на их фоне даже я смотрелась аккуратисткой? Так вот, слушай, что ты должен будешь проделать для меня…

Должно быть, я на несколько часов обрубился наглухо: спал беспробудно. И даже понятия не имел, что лежу в постели не один, пока над ухом не послышалось: «Нет, я не знаю, что должен для тебя сделать».

Надо же, сальноволосый жиголо с прошлой ночи. Вот черт, не потащил же я этого пидора к себе для того лишь, чтобы под ним вырубиться. Из того, что он все еще здесь, следует, что ему или понравилось, или же он не смог найти мой бумажник и ждет оплаты. А может, ему просто некуда податься. И что это вообще за фигня? Я на полу в одной майке, та колумбийская сука бороздит мои сны своими гребаными указаниями, и я даже не помню своего перелета из Майами в Нью-Йорк. Ну-ка, попробуем восстановить. Приземлился я, допустим, в семь вечера. Номер в «Челси» занял в девять («Зачем тебе туда?» – спросил меня Розовая Гавайка. Я не стал спрашивать, почему у него при упоминании этого отеля выпал глаз). Затем в заводском районе снял этого блядунишку в тесных шортах и майке «Рэмоунз» – кажется, он напросился на съем примерно в половине двенадцатого.

– Э-э… И что?

– Ты сказал, что хочешь, чтобы я тебе кое-что сделал. Но если за это не доплатишь, то я уйду.

– Уйдешь? И куда же? Торговать очком на пирсе? Конечно, как же себе в этом отказать…

– Пирс? Чувак, да ты устарел. На том квадрате можно запросто провалиться сквозь настил, подхватить столбняк или еще какую хрень. Туда, к твоему сведению, никто особо и не ходит с той самой поры, как рак геев стал именоваться СПИДом. И кабинки там частично позакрывали.

– Да неужто? Тогда давай займемся вот чем. Для начала ты снимешь штаны… Да погоди ты, придержи удила. Сначала вытащи у себя из заднего кармана мой лопатник… Эй, видишь у меня в руке эту штуковину? Учти, ты и воздух испортить не успеешь, как в тебе уже будет дырка. Чего моргаешь? Я его из-под кровати достал.

– Бог ты мой, папик…

– Давай-ка без «папиков»… Вот теперь хороший мальчик. В следующий раз, тормоз, как будешь подрезать кошелек, не жди завтрака. Ну а теперь о том, что тебе предстоит сделать…

Дрыгнув в воздухе ногами, я сел и обхватил себе колени, расшеперив их цветком. Ствол оставался у меня в руке.

«Для этого ты будешь стараться на совесть, до седьмого пота».

Папки с досье я от нее, понятно, не ожидал, но сведения о ямайце были такими отрывочными, что его фигуру уже в первую минуту окутал флер таинственности. Вначале я спросил, отчего бы мне просто не доделать работу Бакстера, но эта лярва сказала, что нет, до этого, во-первых, надо дослужиться («во-первых» – это как пить дать намек, что дальше будет и «во-вторых», и «в-третьих», и бог весть сколько еще). Стало быть, существует некий ямаец, которого нужно устранить в Нью-Йорке, и сегодня как раз выпадает шанс, который бывает раз в жизни (драматический эффект ее, а не мой; о господи, ну я, блин, и вляпался). Его внешность она даже не описала, сказав лишь, что он «чернющий» и что при нем, по всей видимости, имеется пушка. Коричневый Костюм дал мне его адрес и скупо обрисовал методы. Однажды в восьмидесятом этот тип просто всплыл как ниоткуда с одним гребаным кубинцем по кличке Доктор Лав, с этого все и началось. Ни с какими кубинцами Гризельда дел не имела, если не считать попыток их поубивать, так что приказы взаимодействовать с ними и с ямайцами поступали ей, по всей видимости, из Медельинского картеля. И тут этот, как хрен из-за куста, начинает вести себя так, будто уже подмял под себя весь рынок, встроив Ямайку перевалочным пунктом между Колумбией и Майами, – и это сейчас, когда проходу нет от долбаков-багамцев, путающих все карты своими потугами растыркивать свою собственную дребедень. Гризельда выяснила, что ямайцы работают еще и с картелем Кали, а это уже, извините, ни в какие ворота не лезет. Но Медельин ямайцы, видите ли, устраивали, между их цепочками было даже что-то вроде командной солидарности. Так что хочешь не хочешь, а приходилось с ними взаимодействовать – не нравится, а что скажешь. Хотя ужас как не по нутру было, как эти мерзавцы вклинились посередке, контролируя поставки из Колумбии в Штаты и тесня Гризельдиных ребят, торгующих пакетиками с крэком на улицах. Говорят, тот ямаец получил выучку в ЦРУ (врут, наверное, но все равно ухо нужно держать востро).

В общем, он в Нью-Йорке и кому-то нужно, чтобы его не стало. Кто этого хочет, Гризельда не сказала, но дала понять, что не она. «Я так, просто несу весть», – пожала она плечами. На самом деле мне по барабану – кто, кого, зачем, лишь бы деньги платили. Но странно как-то: дав инструктаж, она захотела, чтобы я остался и мы поговорили наедине. Остальных Гризельда выставила – и снова зарядила про него. Как она слышала, что он не понимает шуток, и не знает, когда его обсирают всерьез, а когда просто для прикола; один раз он даже застрелил парня за одни лишь слова, что, мол, его толстые губы созданы для того, чтобы сосать ему хер. «Не знаю, хонко: ты как думаешь, ямайцы смеются, когда смотрят “Джефферсонов” или “Трое – это компания”?[241] Точно тебе говорю, этот тип никогда ни над чем не смеется».

В общем, кто-то захотел, чтобы он умер, причем не из-за бизнеса, потому что бизнес он как раз делал исправно. Просто это был заказ откуда-то сверху. А чем выше верхи, тем бессмысленней причина. Гризельда умолкла; нижняя губа у нее тряслась. Судя по всему, она хотела сказать еще что-то, но осеклась. Что-то точило ее изнутри; нечто, о чем ей хотелось сказать, но не моглось. Это было не в ее власти. Что за этим парнем в Нью-Йорк возвращаются какие-то призраки или духи с Ямайки. Тем, кто желает его смерти, это неважно, но у меня всего один день и одна ночь, – ну а если конкретно, то нынешний вечер. Стрелять лучше дома, когда цель можно застичь врасплох. Она сказала, что сегодня он, вероятно, будет дома допоздна. Не исключено, что там не протолкнуться от инфорсеров, а потому все это дело лучше осуществить на снайперский манер.

Что до меня, то я думал просто прийти, хлопнуть его и сделать ноги.

Мой жиголо заметно нервничал, поглядывая то на мой лопатник, то на подушку, под которую я сунул пистолет. Неизвестно, что у этого блядунишки на уме.

– Ну что, трахаться будем или как?

Я наблюдал, как моя женщина собирает мой «Адидас», когда зазвонил телефон. К аппарату я подошел под ее хлестким взглядом: мол, я тебе тут что, упаковщица?