Он замолчал, и Гор осторожно подтолкнул его:

- А дочка?

- Через два месяца та девка ко мне домой завалилась. Денег на аборт требовала. А у меня накануне буквально с родаками скандал был очередной, по поводу ориентации. Ну и всё одно к одному, она беременная, и я уже ругаться с ними устал. Отец с мамой сразу затеяли свадьбу. Да ей свадьба нахрен сдалась, бабла хотела, всё абортом шантажировала. Родители вокруг нее вились, вселили в мою комнату, я в таком был трансе, что согласился на все. Секса не было больше, да нам обоим и не надо было. Мне сами понимаете почему, а ее только деньги интересовали и свобода: ни ребенок, ни семья не нужны были.

- Что ж это за семья, если насильно вместе, - не выдержал Гор.

- Вот, ты понимаешь! А родители и слышать не хотели! Мы с Надькой договорились, что как родит – малыша мне, ведь я тогда уже зарабатывал неплохо, а сама спокойно пусть дальше живет как хочет… а вы прикиньте, что она сотворила: в роддоме отказ написала и деру оттуда дала!

- Нихрена себе… - Димка потряс головой, - и где она теперь?

- Знать не знаем. Не объявлялась больше. Как мы Анечку оттуда выцарапывали, там очередь длинная на таких деток, здоровых, хороших. Отец через знакомое начальство давил, бабла отвалили немеряно, даже генетическую экспертизу делали, чтоб доказать, что моя малышка, как вспомню, через что прошли…

- Ничего себе история, - сказал Дима.

- Так что тебе Эдик сказал? Вы поговорили?

- Поговорили, - вздохнул Арсенин, - я все время убеждал его тебя выслушать. И, кажется, убедил, так что жди звонка.

Вадим тут же судорожно схватился за телефон:

- Черт, отключился.

Он засуетился в поисках зарядки, роняя всё по пути, нашел, подключил, ввел пин-код и сразу же получил сообщение.

- Эдик в сети.

Парни переглянулись и засобирались домой.

А Вадим, уже забыв про всё на свете, еле попадая пальцами на кнопки, набрал номер и, нервно шагая по комнате, стал ждать. Когда на той стороне ответили, рухнул на диван и закрыл глаза с неверяще-счастливым выражением лица:

- Лапушка, солнышко, послушай меня, я тебя прошу, только не бросай трубку. Не бросишь? - по лицу расплылась улыбка. – Маленький мой, прости меня, я тебе всё расскажу, только спроси! Встретимся? А когда?

Гор подтолкнул Диму на выход, и парни пошли обуваться. Из комнаты неслось воркование:

- Как скажешь… когда захочешь, сладенький мой…

***

Утро субботы. Варфа развалился на спине, нахально заняв полкровати и потеснив Эдика на край. Чем кошак занимался ночью, было неясно, но сейчас его не пробудили даже вкуснейшие запахи с кухни.

Эдик проснулся с неясным ощущением предвкушения чего-то хорошего, отчего во всем теле словно кружились пузырьки шампанского, и оно было легким, невесомым.

- Мам, - он смущенно обнял со спины Анну, уже приготовившую завтрак и сейчас смакующую кофе, - прости меня, пожалуйста, – сын потерся щекой о косу, заверченную в большой бублик, - я нагрубил тебе, мне совестно…

Мать вздохнула и обернулась, открыв было рот, чтобы сказать, но так и не произнесла того, что хотела.

Эдик ласково чмокнул ее в щеку и пристроился за стол.

Анна смотрела на аккуратно причесанного и одетого с каким-то продуманным изяществом сына и понимала всё отчётливей: нет, ни о каких девушках уже речи не пойдет.

- К нему? – только и спросила тихо.

Чашка, не звякнув, опустилась на стол, а кровинка, повозив ее дном по клеёнке, кивнул, сначала не поднимая глаз, а потом всё же вскинув взгляд.

- Мне плохо без него, мам. Он хороший. Он знаешь какой? Работает у отца в турфирме и учится - на красный диплом идёт, и ещё у него хобби не догадаешься какое! – Эдик торжествующе посмотрел на мать.

Та, понимая, чего от нее ждут, сделала заинтересованное лицо и вопросительно вскинула брови.

- Он обувь шьет на заказ! Нестандартную! На любую ногу и фасон любой! – тут Эдик слегка приврал: на самом деле Решитов увлекался изготовкой обуви под театральные костюмы, но умел и впрямь многое, да и заказов действительно было немало.

- Котенок, - осторожно сказала Анна, тщательно подбирая слова, - вы, как бы сказать, предохраняетесь? Нет, - добавила она торопливо, - я не лезу, но всякие болезни никто не отменял. Меня, как медицинского работника…

- Мамочка, - прервал ее сын, - он меня бережет, и всё как надо, ты не волнуйся. И, мам, - добавил Эдик безо всякого перехода, - ты меня не теряй, ладно? Я у него переночую, хорошо?

Ничего хорошего в том, что сын будет ночевать черт-те где и черт-те чем при этом заниматься, Анна не видела, но осознавала, что пойти сейчас на конфликт - легко потерять контакт с единственным ребенком.

Она кивнула через силу, и тут в дверь заколотили.

- Господи, что там еще?

Эдик быстро натянул обувь, накинул куртку, весело прислушиваясь к скандалу, разгоравшемуся в коридоре – примчалась соседка с коробкой, в которой лежала невзрачная белая кошка, а у ее брюшка копошились семь рыже-белых котят с подозрительно плоскими мордочками.

- Пока, мам! – Анна только проводила глазами сына, а соседка потрясала коробкой и громогласно обвиняла Варфоломея в разврате и совращении невинной, а теперь обесчещенной Снежинки.

***

Вадим с утра ни на чем не мог сосредоточиться. Звонили из института по поводу несданной работы, звонила мать, интересовавшаяся запропавшим Вадимом, периодически передавая трубку смешно картавящей Анечке, звонили из Народного театра, спрашивали о готовности ботфортов для пирата… но главного звонка всё не было.

Дим хватался за одно, за другое, то доставал из шкафчика любимый Эдиков чай с жасмином, то ставил его обратно, то брался за пылесос и убирался в и без того до блеска вылизанной квартире. Тщательно складывал провод, убирал пылесос и по пять раз ходил мыть руки.

То, вот как сейчас, открывал холодильник и смотрел в него, не в силах понять, на кой туда полез.

Звонок раздался внезапно.

Сердце, казалось, билось не в груди, а в голове и отдавалось куда-то неясной болью.