- Ты, Эд, бери вату, смачивай водкой и подавай нам.

Эдик взял два куска ваты, намочил водкой и подал один Игорю, второй – Диме. Вата сразу же стала зеленой, мало того, область захваченной зеленкой территории расширялась по мере смывания, так как она почему-то не смывалась, а бледнела и размазывалась. Наконец кое-как руки Игоря были вытерты, и Дима приступил к очистке лица от наглой захватчицы. Игорь прикрыл глаза, так как пары водки неприятно щипали. Дима осторожно протирал его лицо, меняя ватки, и теперь кожа приобрела «веселенький» зеленоватый оттенок глубоко и давно больного чем-то смертельным, не иначе, человека.

Особенно живописно выглядел левый глаз - словно накрашенное неумелым визажистом, малахитовое веко придавало лицу Игоря лихой и какой-то двусмысленно подмигивающий вид. Эдик с завистью смотрел, как Дима касается лица Игоря, мечтая быть на месте последнего.

- Ну вот, - удовлетворенно осмотрел свою работу Дима, - теперь умоем тебя с мылом, и будешь как новенький. Эд, бери фонарь, пойдем в ванную.

В ванной Дима тщательно намылил свои руки и, взяв правую руку Игоря, стал ее мыть, постепенно мыльная пенка становилась все белее.

- Помогает. Давай теперь лицо, наклонись.

- Бля, если мне попадет в глаза, я тебя накормлю тем мылом.

- А ты зажмурься получше.

Эдик понял, что у него пересохло в горле только тогда, когда попробовал сглотнуть. Почему это мытье рук, умывание выглядели так интимно? Неужели ребята больше чем друзья?

Глава 6

К счастью, за неделю, оставшуюся до первого сентября, от зеленки и следов не осталось, так что Игорь шел в школу, сияя абсолютно чистой кожей, если не считать крошечной родинки на скуле под правым глазом.

В классе была обновка, точнее, новенький. Его друзья заметили еще на линейке: стройный мальчишка, стоявший рядом с классной, на одноклассников не смотрел и презрительно кривил губы, глядя на праздничное представление.

После линейки все ввалились в класс и сели, как хотелось и с кем хотелось, знали, что это ненадолго: после вводного урока классуха раздаст учебники и всех пересадит. Все гомонили, обмениваясь впечатлениями о проведенном лете, когда дверь хлопнула и вошедшая Людмила Аркадьевна предложила всем сесть и успокоиться, что все и проделали, с интересом поглядывая на новенького. Но он, как и на линейке, презрительно кривил губы и ни на кого не смотрел.

- Познакомьтесь, это Нефедов Антон. Будет теперь учиться в нашем классе, так что прошу любить и жаловать. Садись пока, Антон, на любое свободное место.

Антон прошел в конец класса и сел за последнюю парту. Ни Диму, ни Игоря новенький не заинтересовал: по шмоткам и поведению видно, что мальчик обеспеченный и цену себе знает. Да вот только какова она? Человек подобен дроби: числитель – то, что он есть на самом деле, а знаменатель – то, что он о себе думает, чем больше знаменатель, тем меньше дробь. И дробь Антона представлялась до слез маленькой.

Эдика же больше волновала очередная пересадка. Как же он был возмущен в прошлом году, за который их трижды всех рассадили, пересадили, но Дима и Игорь так и остались вместе. Просветила его Катя Самойлова, с которой он сидел после второй пересадки. Она сказала, что когда их начали рассаживать в пятом классе, они отказались садиться с кем-то другим, учительница, видно, решила не идти на конфликт и попробовала мягко уговорить. Но Дима заявил, что получению знаний Игорь не мешает, а как раз наоборот. Людмила Аркадьевна настояла, он пересел. В итоге в конце недели его мама пришла к директору с требованием показать устав школы, в котором указано, с кем должен сидеть ее сын. Мало того, на Диму и Игоря жаловались все учителя, потому что они отказались учиться: ни домашки не выполняли, ни на уроках не отвечали. Так что их быстро посадили снова вместе и с тех пор пересаживали на другие ряды и парты, но не разделяли. И тут получился у Эдика облом.

А через пару дней произошло неприятное событие. На большой перемене Игорь и Эдик пошли в столовку вдвоем, так как Дима был не голоден, а идти толкаться за компанию не захотел. В классе почти никого не оставалось: новенький да пара девчонок, шушукающихся за первой партой. Дима пошел к открытому окну, проветрить голову, как услышал окрик:

- Эй ты! Подойди ко мне!

Дима, с удивлением оглянувшись, понял, что сия уничижительная фраза предназначалась ему. Он, не веря своим ушам, посмотрел на новенького.

- Да, ты! Иди сюда! Я к тебе обращаюсь.

- Если я к тебе подойду, ты об этом очень пожалеешь, - хмыкнул Дима.

- Ты чо, бля, выебываешься? Подошел, быстро!

Дима подошел и хорошо поставленным хуком въехал Антону прямо в нос, метил вообще-то в челюсть, но тот как раз чуть наклонился, явно не ожидая ничего подобного. Кровь мгновенно хлынула на белую рубашку. Девчонки, ахнув, вскочили, но предлагать свою помощь не спешили. И никто даже не заметил, что у этой сцены была еще одна свидетельница – Людмила Аркадьевна. Она, правда, все услышать не успела, но суть была ясна.

- Девочки, проводите Нефедова в медпункт.

Антон вскочил, зажимая нос, и, с ненавистью взглянув на Диму, ответил учительнице:

- Я не в медпункт, я к директору сразу пойду. Пусть посмотрит, как тут у вас с людьми обращаются.

- Прекрасно. Можем сразу пойти вместе. Дима, идем с нами.

Виктор Семенович, оторвав взгляд от монитора, вперил его в вошедшую троицу. В глаза сразу же бросалась живописно забрызганная каплями крови белая рубашка Антона.

- Почему не в медпункте?

Антон, зажимающий нос бумажной салфеткой, плюхнулся на стул рядом с директорским столом и завозмущался:

- Я требую, чтобы этого выгнали из школы, а еще я пожалуюсь матери, и она подаст в суд и на него, и на вашу паршивую школу.

Директор, выслушав излияния Антона, посмотрел на Людмилу Аркадьевну, та тут же сказала:

- Да, его ударил Дима, но я, наверное, на его месте поступила бы так же.

Виктор Семенович прекрасно знал лучших учеников школы, а Дима Арсенин был круглым отличником и шел на золотую медаль, а когда надо, защищал честь школы на олимпиадах. Сам он к этому вообще-то никогда не стремился, но и отказать не мог, если просили. Кто-то со стороны, услышав, как он фактически слово в слово отвечает параграф, решил бы, что он ботан и зубрила, но у него всего лишь была прекрасная память. И прочитав один раз даже параграф по физике или химии, он мог рассказать его дословно вместе со всеми формулами, причем прекрасно понимая суть того, о чем говорит.