Вот Эдика угораздило встать два на два в настольный теннис.

Лучше бы с хрупкой Савченко встал, хоть она и мажет ракеткой по мячику!

Леська, конечно, извинялась, виновато заглядывая в глаза и предлагая проводить до медпункта, но Затонский предпочел оставить целой хотя бы одну ногу. Вот и ковылял сейчас переодеваться.

Хотел ведь смыться с урока, да вот Димка с Игорем взяли ракетки. А без палева любоваться на то, как Димон двигается, было только если выбрать их противниками.

Полюбовался, бля… Эд, припадая на левую ногу и держась за стенку, прошел к своим вещам, переступая через чужие – уж больно маленький закуток для переодевалки выделили пацанам. И, неловко встав на пострадавшую ногу, снова взвыл и присел, проклиная все лишние николаевские кило. Леська, конечно, мирово в настольном сечет, не хуже пацана, но прыгает как медведь Балу.

До одежды на лавке рукой подать, и Эдик потянулся через рюкзак Березовского, стоявшего там же. Рюкзак, ясен хрен, тут же сделал кульбит на пол, и из него посыпались учебники, и выпала какая-то небольшая деревянная доска. Помянув неприличным словом тех, кто, доставая спортивку, не застегивает свои торбы, Эд стал собирать Игорево барахло и ненароком перевернул деревяшку.

И замер. На обратной стороне был прикреплен альбомный лист, а на нем карандашом изображен полуголый Арсенин в старинной хламиде.

Отвисшая челюсть – это не метафора. Эдик, разинув рот, смотрел на небожителя, у руки которого валялся разрубленный шлем.

Дрожащими руками он перелистнул лист, другой… везде совершенно и бесподобно был изображен Димка. И на каждом листе он голый по пояс.

Перевитый мускулами греческий бог нарисован тщательно, с какой-то почти фотографической точностью, от сосков до небольшой родинки над пупком, и пленительное тело уступало только выразительному лицу, запрокинутому, с закрытыми глазами и такими притягательными губами, что обалдевший Затонский даже потянулся их… блядь. Поцеловать.

Звонок с урока ударил по ушам, и Эдик, вздрогнув, трусливо быстро всунул деревяшку с рисунками обратно в рюкзак.

Забыв про какую-то там боль в ноге, он всё еще трясущимися руками стал надевать брюки прямо на треники, но остановился, не в силах удержаться и не посмотреть еще раз…

Вытащив на свет планшет, парень вновь завороженно уставился на живописно-прекрасного Димку, но тут, словно где-то выплеснулась и потекла река, раздался шум – одноклассники возвращались.

Дико перепугавшись, Затонский встрепыхнулся, но, словно рукой вела мистическая сила, выдернул-таки из середины листов один и, даже не поглядев на добычу, суетливо, чувствуя, как холодеют уши и затылок, впихнул рисунки в рюкзак, а сворованный лист мгновенно свернул трубкой.

Буквально за секунду до того, как первый одноклассник открыл дверь, Эдик успел вложить портрет в рукав своего пиджака.

Красный, с горящими ушами, Эд второпях одевался и не смел поднять глаза на Березовского, не заметившего, что рюкзак стоит на полу.

Глава 11

Осторожно! Секс с использованием посторонних предметов от Daee! Тот, кто не приемлет подобного чтения, может пропустить текст между значками ##

##

Эдик, едва скинув кроссовки, рванул к себе в комнату и только там осторожно вытащил из пиджака свою добычу. Развернул.

И у него пересохло во рту.

Боже-боже-боже, да за что же! Ну почему так рано кончился урок?!

Ну почему он не все картинки рассмотрел?!

Этот тщательно проработанный набросок был сделан каким-то коричневым карандашом, который придавал бронзовому телу невероятную теплоту.

Нарисованный Дима, да, именно Дима, а не Димка, лежал на животе, уткнувшись правой щекой в сложенные ладони, и был так нечеловечески живописно, если не сказать «любовно», прорисован, что Эдик застонал, чувствуя сразу две вещи: первая - это дикая, какая-то жестокая ревность к белобрысому бумагомараке, которому Арсенин позволяет себя рисовать голого, и вторая - это неконтролируемая эрекция.

Эдик даже несколько удивленно опустил глаза на свой пах. Ну что там можно было ожидать увидеть, кроме того, что он и так чувствовал?!

Стояк требовал немедленной разрядки, и маниакально чистоплотный Эдик кинулся в ванную.

Там он, поскуливая и время от времени зажимая бугор в брюках, вымыл руки и тут же залез в трусы, поглаживая возбужденную плоть.

Перебравшись в свою комнату, лихорадочно пристроил рисунок к системнику и, даже не вспомнив, как разделся, уже голым залез на постель.

Бронзовотелый Дима через закрытые веки смотрел на Эдика, а тот со свистом вдыхал сквозь зубы и двигал, двигал без остановки левой рукой, ахх, Дима, Димочка!

Это для него, Эда, эта попка, выставленная кверху так призывно! Это не Эда, это Димкина правая рука ласкает мошонку и за ней и перебирает яички, Димочка, еще! Миленький…

Рисунок отпечатался на внутренней стороне век, он ожил и вытворял с Затонским такое, что… Эдик задергал ногами с поджатыми пальцами, помогая себе достигнуть пика, и, господи, мало, мало же! Аааа…

Зажав член у основания, красный и потный парень поковылял в кухню, Дима, ну что ты делаешь, я же не… не… ящик для овощей вывалился из холодильника, на пол полетели тщательно вымытые сельдерей, свекла…

Хуй с ними, назад! Зажав в ладони морковь, Эд рухнул на разворошенную кровать. Но тут же вскочил и опрометью рванул в ванную, по пути сметая что-то с кресла в гостиной, закрыться, блять, Дима же там остался, но нет сил уже это терпеть!!!

С полки попадали какие-то флаконы, с шумом рухнул и покатился по полу дезодорант, крем, вот! Вот это подойдет. Поспешно выдавив на корнеплод что-то гипоаллергенное и скользкое, Эдик всхлипнул и встал на колени, вцепившись в бортик ванны, Дима, только осторожнее, я же не…

Терпя дискомфорт и проталкивая всё глубже, преодолевая сопротивление, пусть немного больно, но сейчас, сейчас…

Поменяв руку и расставив колени шире, парень дышал через раз, вдыхая глубже, чем выдыхая, задыхаясь, - и да! вот так! - ударившись головой о ванну и не заметив этого, не трогая торчавшее естество, только двигая импровизированным орудием, Эдик Затонский кончил.

Одурело помотав головой, он пьяными глазами обвёл ванную, медленно вытащил и отбросил морковь. В мозгах была полная пустота, в теле – звенящая легкость. Эд голой задницей сел на кафельный пол и бессмысленно уставился в стену.