Игорь спустился поцелуями к шее. Боже, какая она красивая! Провел языком по бьющейся в такт ударам сердца жилке, поднялся к уху, обвел его по контуру, лизнул внутри, Димка вздрогнул и поежился, но при этом прижал Игоря к себе еще крепче.

- Не тяжело? – спросил Гор, чувствуя своим стояком твердость Димкиного.

- Нет, - Дима поддал слегка бедрами вверх, - хорошо.

Да, хорошо, но мало, хотелось уже чего-то более существенного.

- Какого ты трусы не снял? – Игорь сел верхом и подергал упомянутый предмет.

- Может, я хочу, чтобы ты меня раздел, - капризно напухлив губы, сказал Дима.

Игорь заржал:

- Ну да, у тебя ж тут пояс с чулками и кружевные бикини. Как же не раздеть?

Он приподнялся и потянул вниз Димкины трусы, выпуская на свободу налитой член. Гор качнулся вперед, и его стояк проехал по Димкиному.

- Ах…

- Тише, не хватало, чтоб твоя мама прибежала выяснять, что здесь происходит, - прошептал Игорь, ложась снова сверху и делая поступательные движения тазом, играя своим членом с Диминым, потираясь об него.

Дима, не выдержав, просунул руку между их телами и, обхватив оба члена сразу, начал дрочить, одновременно глубоко целуя Гора. Ослепительный оргазм был наградой, внутри все пело.

До чего приятно лежать после, сплетясь пальцами и плавая в волнах постепенно отступающего наслаждения, а в душе чувствуя любовь ко всему миру. Правда, центром этого мира для Димы был Гор, а для Гора - Дима.

Глава 17

Масло. Наложение тончайших слоев краски различных оттенков позволяло передать живое и достоверное ощущение света и тени, ощущение объемности предметов, погруженных в воздушную среду. Техникой тончайших лессировок создавалась необыкновенно нежная светотень лица Димы. Сам процесс лессировочной живописи напоминал волшебство, требующее много времени и терпения. Такая живопись прозрачна почти до основания, как вода в чистом озере. Тон в тон, монохромно строилась картина, и вот это уже не Димка – Давид перед поединком с Голиафом. Прекрасное лицо юноши полно гнева, черные брови грозно нахмурены, синий полыхающий взор устремлен на врага, рука сжимает пращу. Это Димка сейчас отчаянно режется в рпгешку и никак не может пройти уровень, но яркое воображение Гора рисует другую картину, она и возникает под его рукой. Какое удовольствие запечатлевать на бумаге или холсте точеные черты Димы, а еще большая радость - это возможность в любой момент к нему прикоснуться, обнять, поцеловать. Да само сознание того, что это можно сделать, наполняет душу восторгом. Коснуться, и тебя не оттолкнут, поцеловать, и тебе ответят. Есть ли большее счастье, чем взаимность?

***

В Центре действительно было не скучно, лопоухий Кир не соврал.

Прежде всего парней сразу предупредили – в столовой, под которую выделили небольшую комнату с микроволновкой, большой плитой и древним холодильником, двери закрывать на ключ, окно прикрывать плотно и еду без присмотра не оставлять.

Зверье кормили отлично, хвала спонсорам и деньгам, полученным с передержки животных, но инстинкты заставляли братьев наших меньших охотиться на еду хотя бы в пределах кухни.

Кошки просто просачивались за плохо притворенные двери и, не стесняясь, прыгали на стол к обедающим, запросто дегустируя находящееся в тарелках, отказываясь признавать это за чужую собственность.

Псы, особенно те, что покрупней, толкали двери лапами, носом или всем телом, открывали проход к вожделенным запахам и спокойно вскрывали холодильник, без зазрения совести тыря всё, что им нравилось.

А окно стали закрывать после случая с дятлом, который спер прямо из тарелки кудрявую китайскую лапшу, которую, спасибо тебе, звериный бог, не успели еще посыпать специями.

Гор и Димка работали «на подхвате» то там, то сям, а уж впоследствии им стали доверять и заботу о постояльцах звериной гостиницы. Туда на передержку сдавали в основном кошек, собак и попугайчиков, но было немало и других интересных экземпляров.

Звездой Центра был шустрый енот Евсей, за которым нужен был глаз да глаз. Эта морда в гангстерской маске обладала неуемной энергией, любопытством и таким строением лап, что делало его превосходным взломщиком.

Вот и Гор, только застав полосатого хулигана на месте преступления, узнал, кто постоянно откручивал краны в ванной.

А еще этот мелкий вредитель легко открывал любые крючки, защёлки и задвижки, и то, что почти на всех клетках были висячие замки, было его заслугой. Но время от времени он с неослабевающим энтузиазмом пытался вскрыть и их. Правда, пока без особого успеха.

Вот и сейчас Димка наблюдал, как ловкие пальчики Евсея воодушевленно ощупывают замок террариума, в котором мирно дрыхли два полоза.

- Есть тут кто? – в помещение вплыла красивая длиннокосая девушка и… Нефедов.

Дима поднялся с колен и удивленно уставился на бывшего одноклассника.

- Нам змею отдать, серпентарий тут? - сказала девушка и, приоткрыв рот от изумления, вытаращилась на стоящего перед ней парня. Оксана всегда питала слабость к прекрасному: будь то пейзаж, тонкая вышивка или человек.

- Что ты пялишься? – прошипел Антон. – Он все равно кроме своего дружка ни на кого не смотрит, - и добавил еще тише, - педики гребаные.

- Я не пялюсь, - зачем-то начала оправдываться Оксана, но про себя решила, что Нефедов еще пожалеет, что позволил себе такой тон, и перевела взгляд на другого парня.

Мама мия! Она никогда не интересовалась вопросами гомосексуальности, не была знакома ни с одним геем, да даже про слэш или яой ничего не слышала, мысли не допускала, что пара может состоять не только из людей противоположного пола... Но увидев перед собой стоящих парней, сразу поняла, они – пара, причем идеальная: они были такие разные, но ощущались единым целым. Как черное и белое, как инь и ян, как день и ночь. Белокожий сероглазый блондин, красивый тонкой неброской красотой, и яркий смуглый брюнет с синими глазами.

Террариумов было два, и если один лишь с безобидными полозами, то в другом была гордость Центра - редкий и исчезающий вид степной гадюки, которую собирались летом выпустить на волю. Правда, назвать это всё звучным словом «серпентарий» было несколько пафосно, но Арсенин кивнул.

- Да, сейчас позову специалиста, - сказал он и вышел.

Антон только проводил глазами толстого, с роскошной шубой енота, засеменившего за Арсениным, и стал осматривать комнату. Ничего в ней интересного не было. Два аквариума, на дне одного из которых валялись две явно сдохшие змеи, а во втором, красиво свернувшись, лежала еще одна, приподняв голову с высунутым раздвоенным языком.