1908 «Охотник скрытных долей, я в бор бытий вошел…»* Охотник скрытных долей, я в бор бытий вошел. Плескались тайно соли, тонул и гаснул дол. И навиков скаканье в вместилищах воды, И любиков смеянье в грустилищах зари, И веток трепетанье, и воздуха сиянье, Там, где проскользнули жарири И своим огнистым свистом Воздух быви залили. Тонул и гаснул дол… И велям вейных волей весь мир – покорный вол. 1908 «Осин серебряные бревна…»* 1 Осин серебряные бревна Сумрак пронзили седой. И стоят две водяные царевны, – Одежды зеркальной водой. 2 Они, серебряною зыбью Замутив реки залив, Ночью купая тело рыбье, От ткани тайну оголив, 3 Одели свой передник Из тонких водных трав. Молчит их собеседник, Любви ночной устав. 4 Сияют лебеди, как свечи, И конь с челом воинственным Ступает издалеча, Как жрец любви таинственный. 5 Священно-смуглые лопатки Цветком венчанного коня. И в переливчатые складки Упала наземь простыня. 6 На травы и подковы Упали чистые покровы С добычи тучных ног – То радости чертог. 7 Не две восковые свечи прудов – Лебяжья думает чета. О, белые тени белых лугов! О, белая ночь и высота! <1908> Любавица* Я любиры затопил В ночеснежном серебре. Красотиною купил Быть в зол пленнике добре. Я, играя, я игл рая Та, что венковна зим мной. Простирая «прости» грая, Я вран врат златых весной. Я ночей стооких зной, Я обруч на лице чела речной. Я обруч голубой Вонзил в моих кудрей волну. Я вопль мой о той Вложил в дивес длину, Что вечный в лобзебре цветок Отверг свое «люблю!». Люблю ее поток Моих то шире, то бедней, То богом, то людьми стремящихся с безумьем дней. Я любистель! Я негистель! Войн лобзебрянных мятель! Но лишь край груди омочу О край волнистый лобзебр волн, Я – воин, отданный мечу, И снова тоск гремящих полн. Я любровы темной ясень, Я глазами в бровях ясен. Я любавец! Я красавец! Я пою скорей плясавиц Ночи, неба и зари – Так велели кобзари. Я негиня, я богиня, В звонкой радости полей, Я нелгиня, я богиня, Быть смеянственно голей. Звездный иней, звездный иней, Будь, упав на звук, смелей! Людей когда-нибудь обоговеть надежды! Будь моих нежин одеждой! Пусть соединенный говор пляск Пронзит меча на бедрах лязг. И пусть коснется лобзебро Врагу пронзившего ребро. Ими, ими, имя, имя Предков душами овьем. Снимем, снимем с ними, с ними Сеть, сотканную навьем. Звонко ль, ясно ль, тихо ль, худо ль – В этом есть удаль. О, мчи мечи, наш крик, бегущий тишинами: Мы устали быть не нами! Так и так, вот так, вот так! – Любавица и лешак Пели, Пока уста коней кипели. 1908 «Зеленый леший, бух лесиный…»* Зеленый леший, бух лесиный Точил свирель. Качались дикие осины, Стенала благостная ель. Лесным пахучим медом Помазал кончик дня И, руку протянув, мне лед дал, Обманывая меня. И глаз его, тоски сосулек, Я не выносил упорный взгляд: В них что-то просит, что-то сулит В упор представшего меня. Вздымались руки-грабли, Качалася кудель, И тела стан в морщинах дряблый, И синяя видель. Я был ненароком, спеша, Мои млады лета. И, хитро подмигнув, лешак Толкнул меня: туда? 1908 «Смугол, темен и изящен…»* Смугол, темен и изящен, Не от тебя ли, незнакомец, вчера С криком «Маменьки! он страшен!» Разбежалась детвора? Ты подошел, где девица: «Позвольте представиться!» Взял труд поклониться И намекнул с смешком: «Красавица!» Она же, играя перчаткой, Тебя вдруг спросила лукаво: «О сударь с красною печаткой, О вас дурная очень слава?» «Я не знахарь, не кудесник, Верить можно ли молве? Знайте, дева, я ровесник <. . . . . . . . . .> Она же: «Извините! Задумчивый какой!» Летят паучьи нити На синий водопой. Пошли по тропке двое, И взята ими лодка. И вскоре дно морское Уста целовало красотке. |
