1908 «Сутконогих табун кобылиц…»* Сутконогих табун кобылиц Прозвенели, промчались полями. Времяшерстны их тела, Днями пышут взоры глаз. 1908 «Я славлю лёт его насилий…»* Я славлю лёт его насилий, Тех крыл, что в даль меня носили, – Свод синезначимой свободы – Под круги солнечных ободий, Туда, под самый-самый верх, Где вечно песен белый стерх. 1908 «Я забывал тебя во всяком взоре…»* Я забывал тебя во всяком взоре, Я зрил твое в зазоре, Но знал, что я – уж не я И ты моих снопов жнея. Лия пустотность в алчность ям, Я отдавался всем змеям. Я был угрюм и одинок, Вия страстей сквозной венок. Но кто мой дух в моей пустыне? Уж черная кошка визжит на тыне. Се строгая глядит совесть. Так пыльное ведет колесо в весь. Благословляй или роси яд, Но перед взорами одна, Зовет морского дна – Россия. Пребудешь темным ликом Всегда – везде – для всех великим. 1908 «В высь весь вас звала…»* В высь весь вас звала И милый мигов миру ил. И в сласти власть ненастья вала. И вечером затянутый стан жил. Он жил, как древнее свиданье, Лобзаньям не отдавший дани, Когда, узнав свирепый мед, Он синий к небу водомет. Он пролил слезы рос, Вновь воскресив вопрос: – Не та ли? Глаза светали. 1908 «Гроб…»* Гроб Греб Добролюбиво, Не покладая рук, Граблями дев бесолюбивых, Которым чорт не брат, но друг. Гроб греб трудолюбиво, Грабитель вод к тиши ревнивых, Граблями дев бесолюбивых, Которым бес не зять, не брат, Но вдруг, Ни дать ни взять, Внезапный милый, тесный друг. Гроб греб яснолюбиво, Не покладая рук, Граблями дев бесолюбивых. 1908 «Небес хребты…»*
Небес хребты Одел мехами сверк. Двуясный ясень мерк. Были не пройдены пути. Но видны, видны путы, И некуда идти, И челны наши утлы. Три чала Причалят К лодкам, боль Кричала Кричалой Глоткой голь. Молот Раз пять Опустился. «Распять!» – Клик вонзился. «Молод!..» 1908 «Из мешка…»* Из мешка На пол рассыпались вещи. И я думаю, Что мир – Только усмешка, Что теплится На устах повешенного. 1908 «И песнь очеретянок…»* И песнь очеретянок Молчание за ус тянет, Шаловливое дитя. И в дали Сны летят. О, мигов копоть На стекле моей светли! Устал я капать Телом Омылелым Из жизнесмерти петли. И кто восхочет быть моей капели блюдо? Молчит пространность стадного люда. 1908 «Осенний ветр листья греб…»* Осенний ветр листья греб. Копали тесный, узкий гроб. И в дальнем синем мертвеце Лопаты видели мет цель. И, смехом седым помавая, Вставала тишина гробовая. 1908 «Печальные белые лели…»* Печальные белые лели В сих белых снегах околели. И поют, поют: о, люли! Хваля долю ли, волю ли. И качается в ветрах ляля. Из клюва сочится песнь ли, поля ли. И в жизноём себя мы лили, И тихо – «смерть! приди» – молили. Тихо? 1908 Казак* Сквозь древни ворота Втекает бурно голота, Ее немы имена И буйно развеваются знамена. Чьи камни на саблях? Чья бряцает сабля? И эта вечером краса блях. Право и время В конских глазах. Вчера семя Сеет Лоза Дней. К ней: К ней! Из мести Измята Нега кожи Веревкой, Бичевой И лучшее Из блюд, Несущее – Люблю! Ревела молодежь: «Отнимем!» Ответствуют огни им. Копыт о пыльный тук О как безнадежен ты, последний стук! Нежное бремя На конском хребте. Ее слеза Пролита. Она не вздрогнет бровью. Его рука Залита черной кровью Ее. О, этот страшный день! И стук желез, И беглая людень. Но кто же снизу лез? Горит, горит светлица! Испуганные лица. Внизу там Вдруг Голосом Разутым Заревел отец О тех. И стан ее Уже Наг, И та уже Жена. О, стон! Святой Растлен Устой У той. О, этот страшный крик, рассказавший всё! |
