Как мы уже отмечали, сообщения летописей о последних годах жизни Владимира Святославича чрезвычайно скупы и ограничиваются краткими записями о кончине княжеских родственников. Таким образом, заключительный, более чем пятнадцатилетний период его деятельности остался «за кадром». А завершается рассказ о великом реформаторе описанием обстоятельств смерти и похорон князя.
Вне всякого сомнения, Нестор, как и другие летописцы, хорошо знал, что происходило в Киеве в тот период и что творилось в самом княжеском семействе. Возможно, он даже и включил в свою «Повесть» многие интересные подробности, но они были вымараны при составлении последующих летописных сводов, так как выставляли князя Владимира в невыгодном для его воспреемников свете. И все же постараемся по сохранившимся скупым сведениям проследить ход событий.
Крутые перемены в княжеском доме произошли в 1011 году, когда скончалась княгиня Анна. Об этом имеется краткая строка в летописи: «В год 6519. Преставися Ца-риця Володимеряя Анна». Отчего умерла и каково ей приходилось в супружестве — о том нет ни слова. А ведь княгине ко дню смерти было немногим более сорока лет. Видимо, на ее долю выпало немало тяжких испытаний. Долгие годы она жила почти в полном одиночестве в княжеском тереме на Старокиевской горе. Великий князь находился в постоянных отлучках, вызванных государственным делами, и лишь изредка появлялся на Горе. А после того как оба ее сына были определены наместниками в разные города, Анну реально уже ничего не связывало с Киевом. Ее отношения с Константинополем прервались окончательно из-за обострения разногласий Руси с империей и сближения князя с германским императором. Анну похоронили в Десятинной церкви, и упоминание о ней сохранилось в церковных святцах как о «благоверной княгине киевской».
Не прошло и года, как Владимир Святославич обзавелся новой женой, н эта его женитьба круто изменила жизнь в доме и отношение к нему окружающих, о чем и летописи, и жития намеренно умалчивают. А случилось то, чего никто от него не ожидал: новая киевская княгиня оказалась католичкой — немецкой графиней, внучкой императора Оттона I. Таким образом, миссия епископа Бруно и последующие посольства германского императора Генриха II повлияли на киевского князя. И, женившись на католичке, он сделал вызов не только боярской верхушке и православному духовенству, но и всем ближним своим, еще более осложнив свое положение.
Развязка наступила в конце 1014 года, когда Новгород, управляемый Ярославом, категорически отказался выплачивать Киеву ежегодную денежную дань. Это было равнозначно объявлению войны. Владимир Святославич немедля начал готовиться к походу на Новгород, приказав «расчищать пути и мостить мосты», но неожиданно разболелся. Мог он, конечно, и заболеть, но слишком уж часто повторяет летописец слово «разболелся», словно оправдывая князя или утаивая причину его смерти, которая произошла вскоре после решения идти войной на Ярослава. Прочитаем внимательно это место из летописи:
«В год 6523 (1015). Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привел варягов, так как боялся отца своего, но бог не дал дьяволу радости. Когда Владимир разболелся, был у него в это время Борис. Между тем половцы пошли походом на Русь, Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся, в этой болезни и умер июля в пятнадцатый день. Умер он в Берестове, и утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве».
Как стало известно впоследствии, вести о вторжении половцев, полученные Владимиром накануне своей смерти, явились ложными и, вероятно, намеренно выдуманы его врагами. Оказалось, что никакого нашествия половцев в это время на Киев не было, выдумка понадобилась для того, чтобы как-то убрать Бориса из Берестова подальше от отца, отправив на реку Альту, где он позже и нашел свою смерть от подосланных Святополком убийц. Вместе с Борисом навстречу «половцам» отослали также княжеские дружины, и теперь Владимир остался без надежной охраны.
Читаем летопись дальше: «Ночью же разобрали помост между двумя клетями, завернули его (тело Владимира. — В. Р.) в ковер и спустили веревками на землю, затем, возложив его на сани, отвезли и поставили в церкви святой Богородицы, которую сам когда-то построил».
Как видим, погребение совершалось тайно, под покровом темной ночи. Князя поторопились похоронить в Десятинной церкви. По всей вероятности, о его смерти киевляне узнали не сразу, а некоторое время спустя, когда Святополк успел освоиться на великокняжеском столе и люди поняли, что Владимира Святославича уже нет в живых. «Узнав об этом, — пишет летописец, — сошлись люди без числа и плакали по нем — бояре как по заступнике страны, бедные же как о своем заступнике и кормителе». Согласимся: такую характеристику не заслужил, пожалуй, никто из всей плеяды киевских князей. А вот как оценивает государя Руси его берестовский духовник Иларион в своей «Похвале князю Владимиру»: «То новый Константин великого Рима. Как тот крестился сам и людей своих крестил, так и этот поступил так же. Если и обращался он прежде к скверной страсти, однако после усердствовал в покаянии, по слову апостола: «Где умножится грех, там преизобилует благодать». Удивления достойно, сколько он сотворил добра Русской земле, крестив ее. Мы же, став христианами, не воздаем ему почестей, равных его делу».
Что правда, то правда: сыновья и внуки «крестителя» не торопились воздавать своему предку ни почести, ни дани уважения. С годами приумножалось число святых русской православной церкви, в их сонм зачислили и княгиню Ольгу, и братьев Бориса и Глеба, и многих других подвижников церкви, а о Владимире забыли. И только более двух столетий спустя о нем, наконец, вспомнил Александр Невский после победы над шведами на Неве, произошедшей 15 июля 1240 года, то есть в день кончины Владимира Святославича, и объявил его своим покровителем, учредив в честь славного предка церковный праздник, приуроченный к этой дате. Однако канонизация князя Владимира как «святого» и «равноапостольного» фактически не производилась, а признавалась лишь по традиции в связи с празднованием его дня. Вот как этот казус объясняет церковный историк Е. Голубинский в книге «История канонизации святых в Русской православной церкви», изданной в 1903 году: «Владимир скончался 15 июля 1015 года. Очень не скоро причислен был к лику святых формальным образом через установление празднования его памяти. Причиной сего было то, что мощи его не были прославлены от бога даром чудотворения».
Иначе говоря, никакой канонизации быть не могло, ибо Владимир до конца дней своих оставался неисправимым «язычником». Ссылаясь на жития святых, Е. Голубинский рассуждает: «Автор жития хотел сказать, что если бы русские люди в день преставления его совершали его поминовение, то Бог по молитвам их прославил бы его даром чудотворения и тогда он был бы причислен к лику святых». И здесь содержится недвусмысленный намек на то, что церковь слишком долгое время не могла простить князю все его прегрешения перед нею, какие у него были и до «крещения», и после него.
Исторический казус с канонизацией Владимира Святославича привлекал внимание и Н. М. Карамзина, который почел за истину называть князя Великим, а не Святым. В главе IX тома I его «Истории государства Российского» мы находим весьма примечательное резюме об итогах жизни и месте Владимира в отечественной истории: «Сей князь, названный церковью Равноапостольным, заслужил в истории имя Великого. Истинное ли уверение в святыне христианства или, как повествует знаменитый арабский историк XIII века, одно честолюбие и желание быть в родственном союзе с государями византийскими решило его креститься? известно богу, а не людям. Довольно, что Владимир, приняв веру спасителя, освятился ею в сердце своем и стал иным человеком. Был в язычестве мстителем свирепым, гнусным сластолюбцем, воином кровожадным и — что всего ужаснее — братоубийцею, Владимир, наставленный в человеколюбивых правилах христианства, боялся уже проливать кровь самых злодеев и врагов отечества. Главное право его на вечную славу и благодарность потомства состоит, конечно, в том, что он поставил россиян на путь истинной веры, но имя Великого принадлежит ему и за дела государственные».
