Кроме того, к концу X века получила широкое распространение раздача земель и вотчин в собственность бояр, воевод и пастырей, стала развиваться удельная система хозяйствования, способствовавшая усилению власти отдельных крупных собственников на местах. Одновременно возрастало значение городов как самостоятельных центров с правом наследования в них княжеской и боярской власти и имущества, возникла государственная система, построенная па независимости суверенных князей и их вассалов. Все вместе это вело к децентрализации княжеской власти и ослаблению политических и экономических связей между отдельными городскими центрами и землями. И если некоторые города и области богатели и процветали за счет эксплуатации городского и сельского населения, то в целом наметилась нисходящая тенденция в развитии Киевского государства.
Теперь Владимиру приходилось не только считаться с волей церкви, усилившейся боярской верхушки и княжеских наместников — своих сыновей, но и ожидать мятежей с их стороны. Князь ясно видел и хорошо понимал происходящее, испытывал горькое разочарование и вряд ли надеялся на покровительство бога и святых православной церкви.
Таким образом, ему противостояла сильная церковнобоярская партия, поддерживаемая частью купечества. Интересы сторон во многом расходились. В этой ситуации, как ни старайся, вряд ли сумеешь представить Владимира в качестве не только основателя русского православия, но и убежденного религиозного подвижника. Здесь и кроются причины скудности информации о его жизни в конце X — начале XI века. Потому рассказ о «поганском» язычестве и «языческом» периоде правления у летописцев получился подробным, пространным и довольно живописным, а последующая деятельность главы Киевского государства оказалась как бы смазанной. Приводятся лишь краткие сведения о том или ином событии, о войнах, о смерти близких князя, о его сыновьях, поставленных наместниками в разных городах, и неожиданно сообщается о смерти его самого.
Чтобы воссоздать хотя бы в общих чертах картину последних 20 лет жизни Владимира Святославича, историкам приходилось по крупицам собирать факты в зарубежных исторических хрониках.
После смерти Добрыни в начале 90-х годов князь почти не вмешивался ни в дела боярского совета, ни тем более в дела митрополита. Он перебрался в сельцо Берестово, что находилось неподалеку от Киева на Печерских высотах, на крутом берегу Днепра, и обосновался в замке, сделав его своей резиденцией[10]. По сути, с этого времени Владимир занялся в основном защитой рубежей государства от вражеских нападений и войнами.
Как раз в тот период усилился натиск на русские земли закоренелых врагов Руси — печенегов, поляков, Византии. Особенно настойчиво добивался своих целей по овладению червенскими городами польский князь Болеслав Храбрый. Он плел заговоры, используя своего зятя, — приемного сына Владимира — Святополка, вокруг которого собиралась вся боярская оппозиция.
Почему Владимир покидает «отний» терем на Горе в Киеве и поселяется в Берестове?
Здесь, несомненно, сыграла не последнюю роль упомянутая нами растущая боярская и церковная оппозиция, и, чтобы как-то оградить себя от нее, он почел за благо последовать примеру своей бабки Ольги. Ведь и она в свое время обосновалась на постоянное жительство во вновь построенной крепости на Вышгороде, где и проживала до последних дней жизни. Такое положение, когда короли сооружали для себя «орлиные гнезда» — крепости и замки, характерно для всей феодальной Европы. По тому же пути следовали и многие удельные князья, создавая в подвластных им городах две или три территориально разграниченных зоны: замок, обнесенный стеной княжий город, или крепость, и незащищенный посад.
Итак, в Киеве образовались как бы два центра: один на Горе, в «киевском граде», вокруг митрополита и казначея Десятинной церкви Анастаса, и другой — в Берестове вокруг Владимира Святославича. При этом оппозиционная князю церковно-боярская партия вынашивала планы устранения Владимира и его замены Святополком — сыном убитого Ярополка, который вполне созрел для захвата власти и был готов на любые условия ради достижения заветной цели. Окончательный разрыв с православным центром подтверждается и таким фактом: в Берестове при князе разрешается находиться лишь одному русскому священнику Илариону — его верному сподвижнику. Правда, и ему не все было по душе в Берестовском тереме, и, чтобы спасти себя от постоянного многолюдья и потех, а наипаче от «бесовских наваждений», Пларион часто уединялся в располагавшейся неподалеку пещере, став основателем пещерного монашества на Руси[11].
Жития святого Владимира представляют его в этот период как кроткого и смиренного христианина, предавшегося молитвам и покаянию за прежние грехи. Но этот образ далек от действительности. Князь и теперь не слезает с боевого коня, устремляется с дружинами отражать набеги своих врагов, усмирять восставшие племена. Таким он оставался до последнего часа жизни, бросая вызов любому врагу: «Мостите мосты, расчищайте дороги, иду на вы!»
Однако с каждым годом ему становилось все труднее. Не было рядом ни Добрыни, ни иных верных соратников и боевых товарищей. А на Горе богатели и набирали силу бояре и бывшие его воеводы — Вратислав, Волчий Хвост, Нутята и другие. Они отстраивали себе златоверхие терема, наполняли их золотом, драгоценными каменьями, мехами, съестными припасами, медами и заморскими винами. Все более богател и епископ Анастас, пряча в подвалах Десятинной церкви набитые сокровищами сундуки и ожидая своего часа, чтобы умыкнуть их.
Сам же князь живет просто и скромно в своем Берестовском тереме, отдыхая в перерывах между битвами и походами. Он во всем уподобляется своему отцу Святославу: носит простую льняную одежду и легкие козловые сапоги, ест и пьет скромно, как простой гридень. Теперь его более не интересуют евангелия, и священник Иларион читает ему книги Царств, повествующие о жизни царей Саула, Давида и Соломона, или книгу Иова, содержащую размышления о суетности и бренности земного существования. Таким перед нами предстает Владимир в описаниях Илариона — автора «Слова о законе и благодати».
Этот церковник — живой свидетель событий истории времен Владимира и Ярослава, явление в русской истории и литературе уникальное. Он обосновался в Киеве в конце 90-х годов X века после возвращения из Византии, где проходил многотрудный путь усвоения богословских наук и монашеского испытания. Его скоро заметили в церковной среде и в окружении самого киевского князя. По прошествии короткого времени Иларион становится первым русским священником в церкви княжеского Берестовского замка, а также духовным наставником Владимира, его советником, толмачом и книгочеем. С его помощью Владимир Святославич усваивал основы и догматы новой веры, воспринимая их со всем простодушием язычника.
Многие новшества князя, как, например, учреждение органов церковного управления в городах и весях Киевской Руси, строительство церквей и организация книжного обучения, вводились не без участия Илариона, отстаивавшего идею независимости Русского государства и его церкви от Византии или Рима. Данная мысль с большой силой выражена в его «Слове о законе и благодати» — церковно-политическом трактате, прославляющем Русскую землю и ее князей. Этот литературный памятник ставит Илариона в один ряд с выдающимися писателями Киевской Руси — Никоном, Нестором, Владимиром Мо-номахом. Знаменательно, что в 1051 году князь Ярослав самочинно поставил Илариона первым русским митрополитом за великие заслуги перед отечеством и государством.
«Слово о законе и благодати» — это изложенная на бумаге речь Илариона, произнесенная им на торжествах по случаю завершения строительства киевских оборонительных сооружений и Золотых ворот в 1049 году. В ней он предстает перед нами как страстный проповедник-патриот, призывающий радеть о нуждах Руси, о ее единстве и сплоченности, необходимых, чтобы прогонять посягающих на русские земли врагов, утвердить мир в княжестве, «укротить» соседние страны, «умудрить» бояр, укрепить города.
