Проходят. За ними идут с тачками все обитательницы женского барака, кроме Фефелы и Татуированной. Входят Боткин и Садовский.
Садовский. Что нового?
Боткин. Дали усиленное питание. Врач, картежник, на руднике свою больницу в дым пустил, — ставит здесь высокую профилактику. Умен и циничен, ни во что не верит, работает как дьявол… Впрочем, это никому не интересно. А у тебя?
Садовский. Соединяю моря.
Боткин. Соединяй.
Садовский. Постой! Эта ерунда, которой ты занимаешься, что-нибудь обещает?
Боткин. Делать нечего. Фантазирую. Даже весело.
Садовский. Деревянные шлюзы! Деревянный канал!
Боткин. Я вредитель. Мне все равно. (Уходит.)
Входит Громов.
Громов. Покажите им (указал в сторону), как работать с тачками. Мучаются, а зря. Прикажите, чтобы их обмундировали.
Садовский. Не понимаю.
Громов. Инженер, вы умеете заботиться о людях? Вы знаете, как они работают, живут, питаются, отдыхают? Вы когда-нибудь были связаны с массой, инженер? А вы производственник, практик. Смешно… (Уходит.)
Садовский. Эй, братец!..
Входит Карась.
Покажи бабам, как брать тачку.
Карась. Слушаюсь, ваше благородие.
Садовский уходит. Появляются женщины с тачками.
Дамочки-барышни, постойте-ка. Начальник приказал обучить вас.
Соня. Учи.
Карась. Царь небесный, за что же вас-то уродуют! Полагаю, гимназисточки среди вас есть?
Соня. Прямо из гимназии взяли… Учи.
Карась. Адово время… иностранные державы не знают… за это война. Кто тут старшенькая? (Даме-Нюрке). Милая, если рука голая, насухо ладошку не держи, и не стесняйся, поплюй. Поясницу старайся как можно не гнуть, а то без привычки… (заплакал) все хрущечки, все косточки на такие колики поднимет, что ни оха, ни вздоха, ни глаз поднять… Адова мука.
Дама-Нюрка (со слезами). А говорили, труд… соревнование…
Входит Татуированная.
Татуированная (смеясь). Я пришла зарабатывать честную жизнь. В чем дело? Кого хороните?
Соня (методично взяла Карася за плечи, повернула, дала в шею). Пошел к черту!
Входит Громов.
Громов. Что такое?
Соня. Какого черта он плачет?
Громов (Карасю). Ты из каких?
Карась (бросился на колени). Виноват.
Громов. Встать!
Карася бурей подняло.
Ты из каких?
Карась. Кулак… курский кулак.
Громов. Что же, ты всю жизнь кулаком будешь? Иди подумай. Агитацию брось. Запомни!
Карась. За… задумаюсь. (Пятится, кланяется, исчезает.)
Громов (женщинам). Трудно? (Берет тачку Сони, показывает, как берут тачку.) Это верней. Прием. Поняли? Нагружай сюда больше тяжести, к рукам меньше, тогда тяжесть пойдет на балансе, а ты лишь поддерживаешь. Доски посыпьте песком, опилками.
Соня. Вижу.
Громов. Страдать не стоит, девчата, — не поможет. Работать все равно придется в нашей стране. Договор у нас честный: мы свои обещания выполняем, выполняйте и вы. Одеть вас надо поудобнее.
Дама-Нюрка. Все пройдет, как сон в майскую ночь.
Громов. Совершенно верно.
Нинка. Гражданин начальник, дозвольте слово сказать.
Громов. Скажите.
Нинка. Здесь, в лагере, влюбиться можно?
Громов. Ты не хитри, говори прямо.
Нинка. Нет, я невинно спрашиваю.
Громов. Например?
Нинка. Вот, например, если бы я пожелала выйти замуж…
Громов. Замуж выйти нельзя.
Нинка. Почему?
Громов. Погода у нас плохая.
Нинка. А вам так можно?
Громов. А мне можно.
Нинка. А если бы я пожелала выйти замуж за вас?
Громов. Вот об этом, невеста, мы с тобой в другом месте потолкуем, где погода получше. Сколько лет дали?
Нинка. Пять с минусом.
Громов. Постарайся срок раза в три сократить… да торопись, а то не дождусь, на другой женюсь… Я такой. (Уходит.)
Нинка. Значит, мне вас любить впустую?
Татуированная. Ты, офицер, только выпусти меня на волю, мы там поработаем. (Берет тачку.) Ну, «Путевка в жизнь», артист Баталов[100] душечка, поехали.
Соня. Поехали за опилками.
Женщины уходят.
Входят Костя-Капитан и Митя, за ними — поп Варфоломей и дьякон с пилой.
Капитан. Слушайте, Митя, откуда вы такой марксист? Вы были знаменитый бандит. Вы теперь навеки испорченный человек.
Митя (указал на карикатуру, изображающую людей, отказывающихся работать). Костя, это по твоему адресу.
Капитан. Картинками не интересуюсь.
Митя (указал на плакат). Брось делать вид. Остановись, прочти.
Капитан. От чтения зрение портится.
Митя. Возьми нашу газету.
Капитан. Пользуюсь чистой бумагой.
Уходят.
Дьякон. С этой сосны начнем, отец Варфоломей?
Поп Варфоломей. Вспомним царя Давида и всю кротость его[101]. (Начинает пилить.)
Дьякон работает богатырски. Варфоломей «поддакивает» в движениях. Получается смешное несообразие. Входит Громов, наблюдает.
А какое великое множество вокруг нас блудниц.
Дьякон. Да, блудниц много. (Работает.)
Поп Варфоломей. И как в древности, так и поныне — неизменно одарены красотой.
Дьякон. Да, красивых баб много. (Работает.)
Поп Варфоломей. И, как в древности, перед лицом содомских несчастий, неустанно блудуют[102].
Дьякон. Да, конечно, блудуют.
Громов. Гражданин, поди-ка сюда.
Дьякон. Я, что ли? (Подошел.) Слушаю.
Громов. В каком сане был, гражданин?
Дьякон. Служил дьяконом.
Громов. Смени себе партнера.
Дьякон. Не могу.
Громов. Почему?
Дьякон. Мы с батюшкой из одного прихода. Вместе судили нас, вместе сослали, вместе помирать будем.
Громов. Жаль. Из вас вышел бы хороший работник. (Идет. Обернувшись.) Ударник! (Уходит.)
Дьякон (помял бороду, попу Варфоломею, грустно). Ну, батюшка, давайте.
Входят Костя-Капитан и Митя.
Капитан. Митя, вы серьезно думаете, что я буду копать эту землю? Я?
Митя. Врешь, Костя, будешь.
Капитан. Митя, вы утратили пару шариков. Митя, вы носите медаль? Вы фараон?
Митя. Это значок ударника.
Капитан. А что это значит для жизни?
Митя. Я имел десять лет, теперь имею шесть. (Подает Капитану книжку.) Проверь.