Картер. I do not think the bolsheviks are lunatics to not build plants[16].

Гончаров. Да, сумасшедшие не строят заводов, but they are lunatics not in a direct sense. Not in a direct sense[17].

Картер. I do my employer’s work.

Гончаров. Ты работаешь для хозяина. You work for your employer?

Картер. I do not care about politics.

Гончаров. И не хочешь знать политики?

Картер. Your politics affect my disposition.

Гончаров. От политики у тебя портится настроение.

Картер. You do much too much talking and not enough work.

Гончаров. Мы много рассуждаем и мало работаем? Какой ты тупой идиот!

Картер (хлопает Гончарова по плечу). Русски водка хорошо.

Входит Касторкин.

Касторкин. Опять и опять политическая экономия. У меня пять паровозов, и я знаю, что они все у Комягина под парами действуют по графику. Вот и вся философия. (Поет.)

(Гончарову.) Не рыдай.

Касторкин и Картер уходят. Уходя, Касторкин играет и поет. На столике звонит телефон.

Гончаров. Да, квартира Гончарова… Инженера Гончарова… А зачем вам нужно инженера Касторкина?.. Пришли железные конструкции?.. Срочно?.. Я зову инженера Касторкина… (Отошел к двери, вдруг остановился, вернулся к телефону.) Инженер Касторкин слушает…

Комната Вальки в квартире Болдырева. Ночь. У постели, где лежит Валька, на столе горит закрытая плотным зеленым абажуром электрическая лампа. В комнате, кроме больной, никого нет. Некоторое время сцена остается пустой. Входит Болдырев.

Болдырев. Валька, а я сегодня совершенно свободен… (Идет на носках к постели.) Что тут разлито? (Нагибается к полу.) Молоко… (Подходит к постели вплотную и долго смотрит.) Нет, это мне поглянулось. (Бросается на колени и прижимается головой к груди Вальки. Порывисто отрывается.) Валька! Ты спишь, Валька? Валечка, Валюшка, сеструшка!.. (Целует ее губы и медленно встает, пятясь спиной от постели.) Мертвая… (Стоит темным силуэтом посреди комнаты.) Мутно мне… Погоди, Степан, ты погоди… Ну, плачь, старик, плачь… Дайте мне кто-нибудь папироску… Вальки, понимаешь… Вальки, понимаешь ты, не будет уже!.. И все вокруг скалится, скалится… Ну, ладно. (Подходит к постели, глядит в лицо Вальки, снимает шапку, накрывает Вальку с головой.) Прощай, мой милый друг!.. Теперь куда же мне пойти?

В соседней комнате звонит телефон.

Всю ночь звонят. Всю ночь я один должен не спать… Уйду я на Волгу. Сегодня вы меня не троньте.

Звонок повторяется продолжительно, обрывается, снова трещит.

(Машинально идет в соседнюю комнату.) В чем дело?.. Болдырев. Ты ко мне завтра приди, Максим… Что ты кричишь такое? Я не разберу. Ты мне говори тихо… Так, понимаю… Что ты сказал? Повтори… Как они смеют? Я расстреляю на месте!.. Остановить! Вызвать ГПУ!..[18] Погоди, ты прав… Через пятнадцать минут меня машина забросит… Что?.. Привет?.. Погоди, Максим, не болтай… Ее нету… Так… Мертвую я застал Вальку… (Пауза). Как знаешь… Косят со всех сторон. (Положил трубку, отошел от телефона). К тебе, Валька, друг твой придет… Небось ждала. (Закашлялся, уходит.)

Валька некоторое время лежит неподвижно. Потом она порывисто и глубоко вздыхает, покрывало шевелится.

Входит Максимка.

Валька. Максим, дай мне пить.

Максимка. Это ты, Валя, говоришь или это не ты?

Валька. Максим, не валяй, пожалуйста, дурака.

Максимка. Не будь я человеком, если это не ты… Товарищи, произошло колоссальное недоразумение!.. Валя, милая Валя, я тебя люблю как комсомолку, как товарища, как человека, как женщину, как девушку! Валя, я сейчас плакал, как сукин сын, когда мне сказал Степан, что ты лежишь мертвая… Ты подумай — ты мертвая, ты в гробу, и оркестр играет похоронный марш на твоей могиле, а я… я стою и плачу…

Валька. Максим, дай мне пить.

Максимка. Открывайте водопроводы! Открывайте нарзанные источники! (Бегает по комнате). Бочку боржому, дюжину пива!.. Валя, как я рад! Я могу сейчас петь романсы, оперы, прелюдии, речитативы. Нет, Валя, ты теперь с нами, и я отсюда никуда не уйду. Я сам буду ухаживать за тобой, сидеть на этом стуле и перевязывать тебя.

Валька. Максим, дай же мне пить!

Максимка. Пить?.. (Бежит на кухню и поет на мотив «Смело, товарищи, в ногу».) Пить, пить, пить, пить, пить, пить, пить… (Врывается со стаканом.) Пей, пей все! Я разрешаю. У тебя совершенно здоровый вид, Валя…

Валька. Максим, ты принес сырую воду.

Максимка. Сейчас вскипячу. Мгновенно!

Валька. Ты совсем с ума сошел, Максим.

Максимка. Совсем сошел с ума. Определенно!

Валька. Дай мне кипяченой воды. В кувшине, на окне.

Максимка. Мгновенно! (Выливает воду из стакана, наливает из кувшина). Пей! Может, сбегать в город за нарзаном? Нет, я серьезно. Ну чего ты улыбаешься, Валя? Если бы ты могла понять, как я тебя люблю! Я окончательно тебя люблю! Это брехня, что любви не существует. Я сейчас всех разгромлю, кто мне скажет, что любви не существует.

Валька. Ну и что?

Максимка. Что же мне делать теперь?

Валька. Танцуй.

Максимка. Ты вот всегда одинаковая, и даже когда больная.

Валька. Сядь здесь… ну, на кровать, что ли, сядь… Да сиди тихо, Максим. Я ведь очень слаба. Поговори серьезно и не шути. Дай-ка твою руку. Ты очень хороший парень, Максим. Я тебя тоже давно люблю.

Максимка. Валя!.. Валька!.. Валечка!..

Валька. Тихо, Максим, тихо…

Максимка (срывается с кровати). Не могу! Музыка, Вторую рапсодию Листа, Бетховена, Глазунова! (Поет нечто неизвестное, отбивая чечетку.)

Входят сиделка и доктор.

Доктор. Это что за кордебалет?

Максимка. Виноват.

Доктор. Ничего не понимаю! Вы откуда взялись, молодой человек?

Максимка. Ей-богу, не знаю, товарищ доктор. Вы не обижайтесь, такое дело! Вы ничего не знаете!

Сиделка. А, это Максим. Он здесь свой. Но она, смотрите, смеется… Валя, милая, я ведь думала, что вы… Валюша, какая радость!

Максимка. Товарищи, вы все ничего не знаете… Такое дело!

Ночь. Рельсовые пути. Будка. Комягин тихо разговаривает с Болдыревым, Лагутин прохаживается.

Болдырев. Вот тебе и Касторкин! Вот тебе и Касторкин!

Лагутин. Степан, ты горячишься.

Болдырев. Я провожу линию крайней терпимости. Я, как нянька, ухаживаю за Калугиным, мне Гончаров крови стоит — с его принципами, с его сомнениями… Довольно! Теперь настало время ударить хотя бы по Касторкину. Тут мы проявим твердость.