Максимка. Эх, Валька, физиономия у меня какая-то буйная, черт бы ее взял! При такой физиономии задушевного слова не выйдет, а то бы я рассказал про себя…

Валька. Нечего тебе рассказывать. Ты что усталый какой? Болен?

Максимка. Только, пожалуйста, не зови карету скорой помощи. Пойду вот нырну — и воскресну. Ночь сидел: фордизм[8], тейлоризм[9], научная организация труда…

Валька. Увлекаетесь американизмом вашим. Степан по ночам английские глаголы спрягает. Эй гэф э бук, ши гэз э бук. В Америку собирается ехать.

Максимка. Американизация — это надо понимать. Если мы воспримем американизм и вложим в него коммунистическое принципиальное содержание, то…

Валька. То?

Максимка. Да что с тобой говорить! Ты же медичка! Получила? До свиданья! Наши пошли купаться.

Валька. Проваливай!

Максимка (идет к реке, возвращается). Валь!

Валька. Ну?

Максимка. Ты знаешь, я тебе хотел что-то сказать.

Валька. Скажи.

Максимка (сел). Видишь ли, Валя, есть такие жеребята-сосунки. Ты на них похожа.

Валька. Спасибо за сравнение.

Максимка. Я очень серьезно говорю, Валя. Потом сосунки-жеребята становятся стригунками. Ты на них похожа.

Валька. А потом становятся жеребцами. Ты на них похож.

Максимка. Ну как ты не понимаешь? Я же хочу сказать тебе образно.

Валька. «Образно»!.. Лошадиные у тебя образы.

Максимка. Валя, я каждый день наблюдаю тебя.

Валька. Вот оно что!

Максимка. Каждый день наблюдаю, и ты худеешь. Ты к нам приехала, как мак, а стала, как подсолнух.

Валька. Знаешь что, Максим?

Максимка. Что?

Валька. Поди окунись с головой.

Максимка. Но я от чистого…

Валька (встала). Окунись, Максим. На тебя фордизм действует очень неожиданно. Окунись и чихни. Пройдет. (Уходит.)

Максимка. Ну разве с такой вот проклятой физиономией можно вести нежные разговоры! Стихи, что ли, почитать какие-нибудь? (Уходит, напевая юмористически.)

Костромичи ведут Тюшу.

Михалка. Фамилия-то у него тихая — Тюша.

Суматохинов. Такие абрикосы весь народ и мутят. Который бы не того… а поддается.

Михалка. К директору его представить в полном виде.

Суматохинов. Мы с ним без директора управимся, своим судом… Ишь, сукин сын, собачье мясо! Четыре дня за ним слежу. Где может быть Тюша? Нету Тюши. А он, как милорд, ванны принимает, свежим воздухом наслаждается. (Тюше). Стой перед нами! Держи ответ перед артелью.

Тюша. Братцы, только не бейте!.. Все отдам, только не бейте!

Михалка. Ай боязно?

Артамон. На артель класть пятно не боязно?

Кухарка (подбегает). Глядите на них… измыватели!

Лаптев (Тюше). Вона твоя Миликтриса[11] прискакала… (Кухарке). Сладенькими кусочками потчуешь его?

Кухарка. Да за что же его? Он же еще молоденький, розовый. Не привыкши он…

Михалка. Мы из него красного сделаем.

Суматохинов. Эх ты, Тюша, глупый ты парень!

Михалка. Мы те расцеремоним, как индейского петуха! Да что с ним прохлаждаться! В барак волоки его!

Тюша. Братцы!.. (Бросается на колени.) Родименькие, землячки, не ведите в барак!.. Артамон… Миленькие!..

Михалка. Ишь ты — «миленькие»! Москва слезам не верит. Вставай, стерва! (Кухарке). Гони отседова к чертовой матери! А то и тебе попадет.

Кухарка (идет). Измыватели! Измыватели!.. (Уходит.).

Входит Зотов.

Зотов. Поймали.

Артамон. Испекся, как блин.

Зотов. Вы как… не бить ли его?

Михалка. Целовать будем… В святой угол поставим!

Зотов. Михалка, отсунься… Замажь рот!

Михалка. А ты что, присяжный защитник будешь?

Зотов. Не гавчь… Битья не допущу!.. Тьма окаянная!

Суматохинов. Оно и верно. К чему бить? За что? Авось и ты, Михалка…

Артамон (Зотову). Ты, Анисим, против артели не моги. Его нам на руки отец сдал.

Михалка. Да какого… тут антимонии разводить! Волоки в барак!

Зотов. Я не допущу!

Артамон. А я те… вот! (Толкает Зотова). Анисим, до греха не доводи.

Зотов. Гляди, бородой землю запашешь!

Артамон. Я землю запашу?

Зотов. Ты.

Артамон. Михалка!

Входит Лагутин.

Лагутин. Эй, старики! (Стал между Зотовым и Артамоном.) Стыдно… что петухи! В чем дело? Что делите?

Артамон. Да как же… Вы подумайте сами! Этот вот сукин сын на артель пятно кладет. Взял привычку какую… Утром на работу придет, номерок повесит, повиляет хвостом — и будя. Через проволоку — и на Волгу тело белое обмывать.

Лагутин. Прогульщик?

Зотов. Так они самосудом хотят…

Лагутин. Вот оно что… Этого нельзя. Да кто у вас до этого додумался?

Михалка. Ну, товарищ начальник… не знаю, по какой части — по партийной или по какой еще… Только я прямо скажу: ничего у нас не выйдет — ни темпы, ни полтемпы. Только языком нам треплют — «темпы», «темпы»!.. А какая это темпа, когда такие герои и от работы, как собаки от червей.

Артамон. Высечь одного, другого — вот она и получилась бы, темпа.

Михалка. Язык чешут нам только… Ладно, пущай гуляет. Мы хотели государству пользу принесть.

Зотов. Битьем не поможешь.

Лагутин. Именно. Мы этому малому должны сделать категорическое предупреждение.

Артамон. Я то же самое говорю… Оплеуху одну-другую, конешно, тоже пользительно с предупреждением.

Михалка. Ну, твое счастье, Тюша… От сердца отлегло.

Тюша. Товарищ начальник, никогда… до самой смерти, до гроба…

Суматохинов. Беги, Тюша… Беги, как ветер.

Тюша уходит.

Зотов. А вот насчет Михалкиных слов и я скажу, товарищ Лагутин, — плохи делишки. С души воротит.

Лагутин. А что такое? Говори прямо.

Зотов. А что такое — по полдни на досках валяемся. За простой получаем, а оно из чьего кармана идет? Эге… Понял? Так вот люди работают, а мы известку ждем.

Михалка. Ты, товарищ начальник, думаешь, в нас сознания нету? Я этого обормота проклятого четыре дня следил. Наше ведь. Ты думаешь, как… Мы не так чтобы как, а вон как… То-то! Ну и во!

Артамон. Народ, брат, он… народ. В народе сила. Ты уразумей, а мы по полдни известки ждем.

Михалка. Рабочему человеку за простой получить лихва, думаешь? Мы работать нанялись, а вы нам языком хлещете.

Зотов. Плохи делишки. Недовольство в народе замечается. На собрании одно, а пойдешь на леса… на лесах — ноль без палочки. Обрати внимание.

Входит Дудыкин.

Дудыкин. Эй, Кострома!.. Господа лесные интеллигенты, гуляете? Монастыри вам строить, а не заводы.