Когда вопрос о месте был решен, отдали приказ построить там очень прочный и довольно широкий мост, для чего предоставили плотников и материалы; посреди моста установили мощную деревянную решетку, как в клетках для львов. Отверстия между перекладинами были такими, чтобы в них можно было лишь просунуты руку. На случай дождя был сделан балдахин, под которым могли укрыться по 10-12 человек с каждой стороны. Решетка доходила до края моста, дабы нельзя было перейти с одной стороны на другую. А на реке была одна лишь маленькая лодка, в которой сидело два гребца, чтобы перевозить желающих с одной стороны на другую.
Я хочу объяснить причину, заставившую короля устроить место овидания так, чтобы нельзя было переходить с одной стороны моста на другую, – вдруг это в будущем кому-нибудь понадобится в подобной же ситуации. Во времена короля Карла VII, когда он был еще совсем юным, королевство терзали англичане и король Генрих V осаждал Руан [204], зажав его в тиски. Большая часть осажденных принадлежала к сторонникам правившего тогда герцога Жана Бургундского. Между герцогом Жаном Бургундским и герцогом Орлеанским существовала сильная вражда [205], и большая часть королевства разделилась на две партии, отчего дела короля обстояли скверно. Ибо борьба партий в стране всегда приводила к печальным результатам и угасала с трудом.
Из-за этой вражды, о которой я говорю, за 11 лет до того был убит в Париже герцог Орлеанский [206]. У герцога Бургундского было большое войско, и он намеревался отправиться к Руану, чтобы снять осаду; и дабы быстрее этого добиться и заручиться поддержкой короля, он договорился встретиться с королем в Монтеро, при впадении Йонны[207]. Там был построен мост и барьеры. А посреди барьера сделали маленькую калитку, закрывавшуюся с обеих сторон, через которую можно было пройти с одной стороны на другую, если б того пожелали и те и другие. Таким образом, король был с одной стороны моста, а герцог Жан с другой, оба в сопровождении большого числа военных, особенно герцог. Они начали на мосту беседовать, причем в том месте, где они стояли, с герцогом было три или четыре человека. Когда беседа началась, герцог Бургундский или был приглашен, или сам пожелал засвидетельствовать почтение королю, но он открыл калитку, которую открыли и с другой стороны, и прошел с этими тремя. Его тут же и убили, как и тех, что были ним, и из-за этого, как известно, случилось позднее немало бед.
Но это не относится к моей теме, поэтому я и не буду продолжать. Об этом мне рассказал король, готовясь к встрече, и рассказал именно так, как я Вам передал. Он заметил еще, что если бы на той встрече, о которой я говорил, не было калитки, то нельзя было бы и пригласить герцога пройти и этого великого несчастья, в котором виноваты были главным образом некоторые лица из окружения убитого герцога Орлеанского, возвысившиеся при короле Карле VII, не произошло бы.
Глава X
На следующий день после того, как был сделан тот барьер, о котором Вы слышали, приехали оба короля, и было это 29 августа 1475 года. Король прибыл первым – и с ним примерно 800 кавалеристов. Со стороны короля Английского была вся его армия в боевом порядке; и поскольку мы не ожидали увидеть ее всю, то нам она показалась удивительно большим скоплением всадников. С нашей стороны ничего похожего не было, поскольку при короле не было и четверти его армии. Было условлено, что с каждым королем к барьеру подойдет 12 человек из наиболее влиятельных и приближенных к ним лиц. На нашей стороне было четыре человека Английского короля, чтобы наблюдать за тем, что мы делаем, и столько же наших было при короле Английском. Как я сказал, король первым приехал и подошел к барьеру; нас с ним было 12, в том числе герцог Жан Бурбонский, ныне покойный, и его брат – кардинал. Королю угодно было, чтобы я в этот день оделся так же, как и он. Это была его давняя привычка – появляться с кем-нибудь, на ком было бы такое же платье, что и на нем.
Король Английский приехал с большой свитой по той дороге, о которой я говорил, и вид он имел вполне королевский. С ним были его брат герцог Кларенс, граф Нортумберленд и некоторые другие сеньоры, а также его камергер по имени монсеньор Гастингс, его канцлер и прочие, и лишь трое или четверо были одеты в золотую парчу, как и король. На голове у короля был берет из черного бархата, с большим цветком лилии из драгоценных камней. Это был очень красивый высокий государь, но он начал полнеть, и раньше, когда я его видел, он был красивей; я не помню, чтобы мне приходилось видеть более красивого человека, чем он, в то время когда монсеньор Варвик изгнал его из Англии.
Приблизившись к барьеру на четыре или пять футов, он снял берет и преклонил колени на полфута от земли. Король, который уже стоял там, опершись о барьер, также сделал низкий поклон, они пожали друг другу руки через отверстия, и король Английский еще ниже преклонился. Король взял слово и сказал ему: «Добро пожаловать, монсеньор мой кузен. Никого в целом мире я не жаждал так видеть, как Вас. Хвала всевышнему за то, что мы собрались здесь со столь добрыми намерениями». Король Английский ответил на это на довольно хорошем французском языке.
Затем взял слово канцлер Англии, который был прелатом, епископом Элийским [208] и начал с пророчества, в которых у англичан никогда недостатка не было: согласно пророчеству, в этом месте, Пикиньи, между Англией и Францией должен быть установлен великий мир.После этого была развернута грамота, данная нашим королем королю Английскому относительно заключенного договора. Канцлер спросил у короля, в таком ли виде он утвердил договор и угоден ли он ему. На что король ответил, что да; то же сделали и с грамотой, данной королем Английским.
Тогда принесли требник, и каждый король возложил на него одну руку, а другую – на святой истинный крест, и оба поклялись соблюдать то, что они обещали, а именно: перемирие на девять лет[209], включая и союзников с обеих сторон, и заключение брака между их детьми, как было записано в договоре.
После принесения клятвы наш король, у которого язык был хорошо подвешен, начал с усмешкой говорить королю Английскому, что ему нужно приехать в Париж, где для него устроят праздник с дамами, и что он ему даст в исповедники монсеньора кардинала Бурбонского, который охотно отпускает подобного рода грешки, ежели они случаются, ибо кардинал, известен как добрый наперсник в таких делах.
Немного поговорив на эту тему, король, который себя держал как главный на этих переговорах, велел нам удалиться, сказав, что хочет побеседовать с королем Английским наедине. Люди короля Английского тоже отошли, не дожидаясь, чтоб им об этом сказали. Недолго побеседовав, король подозвал меня и спросил у Английского короля, знает ли он меня. Он ему ответил, что да, и назвал места, где видел меня, сказав, что некогда я старался оказать ему услуги в Кале, когда был при герцоге Бургундском.
Король спросил его, не желает ли герцог Бургундский заключить перемирие, поскольку тот, как Вам уже известно, высокомерно ответил на это предложение, и спросил также, как ему угодно поступить в связи с этим. Король Английский ответил, что ему стоит еще раз предложить перемирие, и если тот не пожелает принять его, то тогда он, Английский король, полагается на них двоих. Затем король перешел к герцогу Бретонскому, ради которого и начал этот разговор, и задал в отношении его тот же самый вопрос. Король Английский ответил ему, что в пору своих бедствий он не нашел другого столь доброго друга, и просил не воевать с герцогом Бретонским. И король умолк. Подозвав свою свиту, король самыми любезными и учтивыми словами, какие только возможны, простился с королем Английским и сказал доброе слово каждому из его людей. И таким образом, они оба одновременно или почти в одно время отошли от барьера и сели на коней. Король отправился в Амьен, а король Английский – к своему войску, куда ему прислали из дома короля все необходимое, вплоть до факелов и свечей.
