Герцог Бургундский, узнав эти новости, срочно выехал из Люксембурга к королю Англии и приехал к нему в сопровождении лишь 16 всадников. Король Английский был поражен столь неожиданным приездом и спросил у него, что его привело, видя, что тот разгневан. Герцог ответил, что приехал говорить с ним. Король спросил, желает ли он говорить наедине или на людях. В ответ герцог спросил, заключил ли он мир. Король Англии ему ответил, что заключил перемирие на девять лет, включив в него и его, и герцога Бретонского, и попросил его дать на это согласие. Герцог пришел в ярость, заговорил по-английски (он знал этот язык), стал напоминать о многих прекрасных подвигах английских королей, совершенных во Франции, и о великих тяготах, которые те с честью несли, и всячески хулил это перемирие, говоря, что он призывал сюда англичан не ради своих нужд, а чтобы они вернули себе то, что им принадлежит; и заявил, что не согласится на перемирие с нашим королем до тех пор, пока не пройдет трех месяцев после возвращения короля Английского домой, – дабы англичане поняли, что он вовсе не нуждался в их появлении. Сказав это, он вышел и уехал обратно. Король Английский с явным неудовольствием воспринял слова герцога, как и члены его совета; но другие, недовольные этим миром, хвалили герцога за его речи.

Для заключения мира король Английский расположился в полу-лье от Амьена; наш король стоял у ворот города и издалека мог наблюдать, как подходят англичане. Не греша против истины, можно сказать, что они не были искушены в военном ремесле и двигались довольно плохим строем. Король послал английскому королю 300 повозок с вином, лучшим, какое только можно было достать. И этот обоз выглядел почти как войско, равное по величине английскому. По случаю перемирия множество англичан пришло в город; вели себя они дурно, проявляя мало уважения к своему королю. Они пришли большой толпой, вооруженные, и если бы наш король пожелал проявить вероломство, то у него не было бы более благоприятного случая разбить столь значительный отряд. Но он помышлял только о том, чтобы их хорошенько угостить и обеспечить себе добрый мир с ними на всю жизнь.

Он приказал установить при входе в город два больших стола, по одному с каждой стороны ворот, и уставить их вкусными и разнообразными яствами, вызывающими жажду, самыми лучшими винами, какие только можно вообразить, и поставить прислугу. О воде и речи не было. За каждый из этих двух столов усадили по пять или шесть человек из хороших фамилий, самых толстых и жирных, чтобы привлечь желающих выпить; и среди них были сеньор де Кран, сеньор де Брикбек, сеньор де Брессюир, сеньор де Вилье и другие. И как только англичане подходили к воротам, они сразу же видели это застолье; там были люди, которые брали их коней под уздцы и шутливо предлагали сразиться на копьях, затем подводили к столу, усаживали и наилучшим образом обслуживали, и те были очень довольны.

Когда они появлялись в городе, то, где бы ни останавливались, они ни за что не платили; там было девять или десять таверн, хорошо обеспеченных всем, что необходимо, куда они заходили выпить и закусить, требуя все что угодно. И продолжалось это три или четыре дня.

Вы уже слышали, сколь не по душе было это перемирие герцогу Бургундскому, но еще более оно было не по нраву коннетаблю, который, чувствуя себя обманутым, со всех сторон видел опасности. Поэтому он послал к королю Английскому своего исповедника с доверительным письмом, в котором заклинал его именем господа не верить обещаниям и словам короля Франции, но захватить Э и Сен-Валери и провести там часть зимы, ибо не пройдет и двух месяцев, как он, коннетабль, устроит так, что он получит хорошие квартиры (гарантий он ему не давал, а внушал только большие надежды), а чтобы у английского короля не было причины заключать неугодное соглашение из-за недостатка денег, он предлагал ссудить 50 тысяч экю и сделал много других предложений. Но наш король уже велел сжечь эти два города, о которых шла речь, поскольку коннетабль ему советовал передать их англичанам, а король Английский был об этом извещен, и он ответил коннетаблю, что перемирие уже заключено и он ничего менять не станет и что если бы тот выполнил то, что ему обещал, то тогда этого перемирия не было бы. Тут-то наш коннетабль совсем отчаялся.

Вы уже слышали, как англичане пировали в городе Амьене. Однажды вечером монсеньор де Торси пришел сказать королю, что их слишком много и что это очень опасно. Король разгневался на него, и все умолкли. Назавтра был тот день недели, на который в этот год пришелся день Невинных [203], а в этот день король не говорил и не хотел говорить ни о каких своих делах и считал большим несчастьем, если о них заговаривали, а потому чрезвычайно сердился на тех своих приближенных, которые, зная его привычки, тем не менее это делали.

Однако в то утро, о котором я говорю, когда король встал и приступил к молитве, некто пришел и сказал мне, что в городе почти девять тысяч англичан. Я решился рискнуть пойти к нему в комнату и сообщить об этом. Я сказал ему: «Сир, хотя сегодня и день Невинных, я вынужден передать вам то, что мне известно», – и стал долго говорить и об их численности, и о том, что они все прибывают, вооруженные, и что никто не осмеливается закрыть перед ними ворота, опасаясь их рассердить.

Король сразу же отложил часослов, сказав, что сейчас не время блюсти приметы Невинных, и велел мне садиться на коня и попытаться переговорить с начальниками англичан, дабы посмотреть, нельзя ли их вывести из города, а буде я встречу французских капитанов, то сказать им, чтобы пришли поговорить с ним; он заявил, что поедет к воротам сразу же вслед за мной. Я так и сделал и переговорил с тремя или четырьмя начальниками англичан, которые были мне знакомы, передав им то, что касалось этого дела. Но вместо одного уходившего в город входило 20, и король послал вслед за мной монсеньора де Жье, в то время маршала Франции.

В связи с этим поручением мы зашли в одну таверну, где было – уже выполнено 111 заказов, хотя еще не было и девяти часов утра. Дом был полон: одни пели, другие, напившись, спали. Когда я увидел это, то понял, что никакой опасности нет, и передал это королю, который без промедления приехал с большой свитой к воротам. Он тайно велел разместить 200 или 300 вооруженных кавалеристов по домам их капитанов, а некоторых посадить над воротами, черев которые ходили англичане. Свой обед он приказал принести в дом привратника и пригласил с собой за стол нескольких знатных англичан.

Король Английский был предупрежден об этом беспорядке и устыдившись, сообщил королю, чтобы тот приказал никого не впускать. Но король ответил, что никогда этого не сделает, а если королю Английскому угодно, то пусть пришлет своих лучников, чтобы они сами охраняли ворота и пропускали кого хотят. Так и была сделано, и множество англичан по приказу короля Английского вышло из города.

Тогда было решено, что, дабы покончить со всем, нужно определить место встречи обоих королей и выделить людей для его осмотра. Со стороны короля поехали монсеньор де Бушаж и я, а от короля Английского – монсеньор Говард, один человек по имени Челенджер и герольд. Проехав вдоль реки, мы сошлись на том, что самым удобным и безопасным местом является Пикиньи, в трех лье от Амьена, возле укрепленного замка видама Амьенского, который был сожжен герцогом Бургундским. Город располагался в низине на реке Сомме, в том месте неширокой и без бродов.

С той стороны, откуда должен был ехать король, местность была красивой и просторной; со стороны короля Английского она была также хорошей, если не считать того, что на подступах к реке отрезок дороги длиной в два больших полета стрелы проходил между болотами, так что, если не было достаточной уверенности, этим путем ехать было очень опасно. Но, как я говорил в другом месте англичане, вне всякого сомнения, по части заключения договоров и соглашений не столь ловки, как французы, и, что бы там ни говорили, они действуют довольно грубо. Но с ними нужно иметь немного терпения и все обсуждать спокойно.