Однако, не преуменьшая значения королевских милостей, стоит особо подчеркнуть ту роль, которую сыграло в его измене желание и стремление служить у такого незаурядного политика, каким был Людовик XI. Несмотря на свой 25-летний возраст, Коммин был уже искушенным дипломатом с солидным опытом и широким политическим кругозором, а если прибавить к этому «здравый природный рассудок», коим он был наделен и коему воздает великую хвалу на протяжении всех своих «Мемуаров», то станет ясным, что эта причина не могла быть второстепенной, хотя ее и трудно взвесить.
Царствование Людовика XI (1461-1483) знаменательно тем, что при нем французская монархия одержала важную победу над силами политической децентрализации. Успешно завершенная в 1453 г. Столетняя война, в какой-то момент поставившая под угрозу независимость и единство Франции, в конечном итоге способствовала политической консолидации страны, высоко подняв авторитет королевской власти, которая стала оплотом национального единства и получила в дальнейшем широкую поддержку в борьбе с сепаратизмом феодальной знати. В 1439 г. королевской власти удалось добиться от Генеральных штатов введения постоянного прямого налога на содержание регулярной наемной армии, получившей организационное оформление в 1445-1446 гг. По окончании Столетней войны королевская власть сохранила за собой право взимать налоги без предварительного их вотирования сословным представительством. Государственные доходы, выросшие при Людовике XI более чем в три раза, позволили создать мощную постоянную армию и перейти к наступлению на силы феодальной оппозиции, возглавлявшиеся герцогами Бургундским и Бретонским.
Будучи проницательным и хладнокровным политиком, Людовик XI не торопил события и в борьбе со своими врагами по возможности избегал прямых военных столкновений, не рискуя полагаться лишь на военную удачу. Он предпочитал дипломатические средства, среди которых немаловажным было привлечение на свою сторону наиболее опасных людей из окружения его могущественных противников. Ради этого он щедрой рукой раздавал деньги, земли и доходные должности, что ослабляло оппозицию вернее, нежели победы на полях сражений. Пренебрегая всеми правилами «честной игры», когда дело касалось политики, он проявлял редкую изобретательность в политических интригах. Чтобы обескровить Бургундию, он постоянно провоцировал выступления южнонидерландских городов против герцога и приложил все силы, чтобы создать лигу соседних имперских городов и князей против него, сумев с этой целью даже примирить извечных врагов – эрцгерцога Австрийского и швейцарцев. А в критический момент войны Карла Смелого за герцогства Бар и Лотарингию король установил экономическую и финансовую блокаду бургундских земель, отвлекши на Францию главных торговых партнеров Нидерландов, которым предоставил небывало выгодные условия торговли, и отвратив от герцога всех его внешних кредиторов. В условиях тяжелого финансового дефицита герцог потерпел полное поражение и погиб в битве под Нанси [643].
Коммин бежал к королю в то время, когда бургундская проблема занимала короля более всего. Знавший всю подноготную бургундской политики, он, естественно, оказался бесценным помощником для Людовика XI и поэтому в течение нескольких лет был первым его советником, почти неотлучно находился при нем, сопровождал во всех поездках и даже спал с ним в одной постели, что было тогда знаком высшего благоволения. О влиянии Коммина при королевском дворе миланский посол писал: «Он один правит вместе с королем и является всесильным. Никого столь же могущественного и с таким же большим весом, как он, больше нет…» [644].
Французский двор при Людовике XI разительно отличался от бургундского своей нарочитой скромностью и внешней непритязательностью. Король был скуп на парадную роскошь и даже одевался «столь плохо, что хуже и быть не может» (I, 138). Величие королевского достоинства он видел не в придворном декоруме, а в реальной власти, подразумевавшей беспрекословное повиновение подданных. Его двор был средоточием политической жизни, и сюда стекались только люди, полезные для его политических комбинаций, да астрологи и врачи, которых он, будучи суеверным и чрезвычайно боясь смерти, неизменно держал при себе. Сугубо деловая обстановка в окружении короля была, судя по всему, вполне по душе Коммину, уже достаточно проявившему прагматический склад своего ума. Тем более что здесь он достиг вершины политической карьеры, и период, когда он пользовался наибольшим доверием короля, с 1472 по 1476 г., он описал очень подробно, с особой тщательностью останавливаясь на тех делах, которые он успешно вел или в которых подавал королю мудрые советы.
Так, по его совету Людовик XI продлил в 1472 г. перемирие с Карлом Смелым и тем самым дал герцогу возможность ввязаться в роковую войну с имперскими князьями и городами. При непосредственном участии Коммина был заключен мирный договор с Эдуардом IV Английским, высадившимся во Франции в 1475 г. с большой армией и намеревавшимся соединиться с Карлом Смелым против короля. По договору, Людовик XI обязался выплачивать английскому королю большой ежегодный пенсион, в чем многие видели тогда позор для Франции, купившей мир вместо того, чтобы добиться его с оружием в руках. Но сам Людовик XI «говорил, посмеиваясь, что он гораздо проще изгнал англичан, чем его отец, ибо он изгнал их накормив пирогами с дичиной и напоив добрым вином» [645].
Вместе с королем Коммин в конце 1475 г. выехал в Лион, чтобы быть поближе к местам, где разворачивалась решающая борьба между Карлом Смелым и лигой германских князей и городов, и чтобы в критический момент, если понадобится, ввести срочно в действия против герцога французскую армию. Коммин, как сообщает он сам, возглавлял службу разведки и рассылал повсюду шпионов и вестовых под видом монахов и паломников (II, 106-107).
Коммин был приобщен ко многим вопросам высшей политики, связанным не только с бургундскими делами, но и итальянскими. Однако его большое влияние сохранялось лишь до 1477 г. и после гибели Карла Смелого пошло на убыль. Коммин объясняет немилость к нему короля разногласиями по поводу бургундского наследства: король стоял за вооруженный захват владений погибшего герцога, а он, Коммин, отстаивал план мирного присоединения через брак дофина с наследницей герцога Марией Бургундской (II, 168-172). Но дело не только в том, что Людовик XI не терпел несогласия, но и в том, что он перестал доверять Коммину в бургундских делах, опасаясь, что тот может оказать Фландрии какую-либо помощь против Франции. О подозрительности короля свидетельствует то, что после миссии Коммина во Фландрию он сослал его в Пуату, а затем отправил в оккупированную французскими войсками Бургундию, но быстро отозвал обратно. Об этом последнем случае Коммин пишет: «…король отозвал меня из-за какого-то письма, в котором ему сообщили, что я избавляю некоторых горожан Дижона от военного постоя. Это вместе с другим незначительным подозрением стало причиной моей неожиданной отправки во Флоренцию» (II, 268). Трудно сказать, насколько обоснованными были подозрения короля, но в любом случае отстаивать безгрешность Коммина, слишком известного своим сребролюбием, было бы неосторожно. Есть, например, косвенные свидетельства того, что он получал большие деньги от дома Медичи в качестве платы за какие-то услуги, которые оказывал, видимо, в тайне от короля.[646]
Во Флоренцию Коммин был отправлен с поручением укрепить союз североитальянских государств с Францией против испанцев в Южной Италии и ради этого содействовать прекращению разгоревшейся в ту пору войны Флоренции с папой. Цели своей он не достиг и, вернувшись во Францию, застал укрепившихся в своей роли новых фаворитов короля, которые окончательно оттеснили его на второй план. В его ведении, однако, оставались итальянские дела, и он продолжал быть посредником между королем и послами итальянских государств. Но все шло к тому, чтобы полностью отстранить Коммина от политических дел. Незадолго до своей смерти Людовик XI продиктовал завещание сыну, наследнику престола, и дочери Анне, назначавшейся опекуншей и регентшей до совершеннолетия брата, будущего короля Карла VIII. В нем был список рекомендованных для королевского совета лиц. Коммин среди них назван не был.
