— Ура! Съешь меня! Съешь! — восторженно запрыгала Зера.

— Чуть позже, ладно, зайка? — Гоша сел на корточки и пригладил гладкие волосы дочери, отодвинул с её глаз чёлку. — Папа сделает пару важных звонков и готов будет съесть своего мармеладного зайца.

— Только побыстрее, — совсем по–взрослому вздохнула Зера и потянула Инессу в гостиную, где был специальный низкий столик для складывания паззлов.

Дверь кабинета Гоша оставил наполовину открытой. Отсюда было слышно щебетание Зеры и спокойный голос Инессы. Кажется, та уговаривала Зеру не шуметь, чтобы не мешать папе. Двери гостиной и кабинета были почти рядом, через небольшой холл под стеклянной крышей, где росли в кадках настоящие пальмы с волосатыми стволами и стояли деревянные скульптуры чернокожих воинов.

Первым делом Гоша влез в компьютер. Так, всё в первозданном виде — шнур от электричества отключён, ноут–бук работает на аккумуляторе. Похоже, уже на последнем издыхании. Гоша подключился в розетку и влез в хитроумную программку. По этой программе можно было определить, заходил ли чужак в твои электронные мозги. И, если заходил, то в какие файлы, папки и программы залезал.

Чужак, оказалось, заходил. И топтался целых полтора часа. Подмёл, значит, всё, что плохо лежало. А заходил ли чужак — не станем тыкать пальцами и называть по имени — туда, куда и положено?

Ай да Инесса! И в самом деле — профессионал! Приятно работать с умными людьми! Всё нашла сама, хотя, похоже, и помучалась.

Заметив в стекле книжного шкафа мелькнувшую тень, Гоша взялся за телефон. Из врождённого человеколюбия он решил говорить погромче:

— Алло, Лёвка! Да, я. Слушай внимательно. Завтра пусть твои ребята купят все свободные акции «Севернефти». Только поближе к вечеру… Ага, за час до конца торгов… Верно мыслишь, чтобы паники не возникло… Сегодня не смогу — обещал Зере Кота в сапогах соорудить… Нет, не впал в детство… Нет, и не выпал… — хотя на другом конце провода слышались лишь тягучие гудки, Гоша молол всякую ерунду, пока тень на стекле не мелькнула снова.

Он выключил телефон и обернулся. Дверь кабинета была аккуратно прикрыта.

Амстердам

Итальянец купил в кассе билет и исчез за чёрной бархатной шторой, прикрывавшей вход в музейные залы — будто это был не пыточный музей, а средней руки бордель.

Только сам войдя вовнутрь, Нур понял смысл бархатного убранства музейного лабиринта. Бархатом были занавешены стены и своды, освещённые красноватыми лампами. И всё это создавало атмосферу таинственную и жутковатую.

На стенах было представлено множество старинных литографий, изображавших во всех видах и красе средневековые пытки и казни. В залах же, через которые проходил Нур, были выставлены уже непосредственно «орудия производства».

«Кресло милосердия», утыканное острыми гвоздями. «Шкатулка вздохов», представлявшая собой нечто вроде вертикального короба с дверцей и решетчатым окошком. Внутри «шкатулки», из стенок и с обратной стороны дверцы тоже торчали заострённые штыри. Там спокойно мог бы поместиться взрослый человек. Хитрость заключалась в том, что он должен был стоять исключительно неподвижно, иначе при каждом движении в него бы впивались эти самые штыри.

Интересно, сколько времени я смог бы продержаться? — мрачновато подумал Нур, отправляясь дальше по коридору, в конце которого виднелся эшафот с настоящей виселицей.

Гильотина обнаружилась в следующем после виселицы зале. Она была здесь главным и единственным экспонатом. И, похоже, являлась не муляжом, а настоящим и даже действующим орудием. Однако Нур не стал вдаваться в подробности: не изучать же изобретение господина Гильотена он сюда приехал!

Нур осмотрелся. На стенах опять же наблюдались гравюры и даже одно живописное полотно, на которых людей подвергали казни при помощи здешнего главного предмета интерьера. Но где же Танкист?

Нур медленно стал обходить гильотину вокруг.

И почувствовал на себе взгляд. Взгляд этот был не со стороны, а откуда–то снизу. Ё-моё!

В пространстве между бархатной стеной и гильотиной лежал человек и смотрел широко раскрытыми глазами прямо на Нура! Глаза эти были неподвижными и словно бы стеклянными. На восковой экспонат человек совсем не походил, хотя и был совсем неподвижен. На правой стороне его груди расплывалось тёмное пятно. А по центру лба зияло аккуратное тёмное отверстие — из него медленно выливалась тёмная струйка. Никак — кровь?

Оглянувшись по сторонам, Нур склонился над трупом. Узкие губы, родинка над губой и угрюмое, что теперь–то уж точно было объяснимо, выражение лица. Он самый! Танкист был безнадёжно мёртв.

А Нуру надо было побыстрее отсюда сматываться. Потому что он понял, кем был встретившийся ему при входе в музей «итальянец». И почему он показался Нуру знакомым. Это был тот самый человек, чью физиономию успела запечатлеть Нюша во время исторической встречи Инессы на Пушкинской площади. Только сегодня он был без усов. Зато, судя по всему, не с пустыми руками.

И ещё одно понял Нур: насколько был прав Гоша, когда приказал тогда, год назад, остановить расследование. Иначе на каждом шагу они бы натыкались не на живых свидетелей, а на бесконечные, безжалостно молчаливые трупы. Как в поздних романах Чейза. А так убойный конвейер хоть и начал действовать, но всё же со скрипом и значительным опозданием. Теперь надо было работать исключительно на опережение!

Кот в шляпе, но пока без сапог оказался наглым отъевшимся котярой. Оставалась надежда, что это чудище облагородят огромные, с ботфортами, малиновые сапоги. Зера, усердно сопя, собирала все малиновые фрагменты в одну кучку.

— Георгий Валентинович, можно вас на минуточку? — услышал Гоша голос Инессы.

— Да–да, иду, — откликнулся он и вышел в холл, к пальмам.

Инесса была уже в серебряном плаще:

— Прошу меня извинить, мне срочно надо съездить в город, — взволнованно сказала она.

Гоша удивлённо поднял брови.

— Звонила тётя. Она заболела. Кажется, ангина, температура под сорок, — сбивчиво объясняла Инесса, теребя кожаную чёрную сумку. — Она одна живёт… Я вызову ей врача из платной, куплю лекарства и вернусь…

— Можете не спешить, Инесса, — внимательно разглядывая наспех подкрашенное лицо гувернантки, разрешил Гоша. — Возвращайтесь завтра к обеду, можно даже к ужину. Сегодня Нюша приедет и будет завтра с Зерой целый день.

— Спасибо! — Инесса порывисто пожала руку Гоши и, стуча каблучками, помчалась к выходу.

Ишь ты, как её пробрало! Значит, клюнула? Что и требовалось доказать…

Он набрал Лёвкин номер:

— Лёва, всё тип–топ. С утра встречай Нура в аэропорту. И давайте сразу на биржу. Надо отследить, кто будет скупать наши акции.

Зера уже сама трудилась на паззлом, пытаясь превратить кусок пышного хвоста в третье кошачье ухо.

24 октября 2002 года

На Фондовую биржу Нур с Лёвкой прибыли в начале десятого, сразу после открытия.

Хотя Лёвка вроде бы давно был в серьёзном бизнесе, но сфера биржевых операций так и осталась для него тайной, покрытой почти стопроцентным мраком. Если судить по голливудским фильмам, то работали здесь одни сумасшедшие, «белые воротнички» — вечно шумные и возбуждённые.

— Да нет, Лёва, — пояснил всезнающий мудрый Нур, — такое случается только в периоды кризисов. А так всё это — обычная рутинная работа.

Они сидели на балкончике, над общим залом, из мягких кресел наблюдая за деловым муравейником.

На огромных экранах бежали бесконечные названия и цифры, цифры, цифры. Просторный зал был разделён на множество ячеек. В каждой ячейке стоял компьютер, приложением к которому был очередной брокер. Большинство из этих, довольно молодых людей, были без пиджаков. Одни нарочито спокойно, другие, напротив, возбуждённо, с горящими взорами, говорили по телефонам, стараясь перекричать друг друга. Особо продвинутые ухитрялись говорить сразу по двум аппаратам одновременно.