Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Нет, спасибо, — остановил женщину Соловьёв.

— Он тогда говорил: Оля, давай паспорта оформим заграничные. Хоть в Турцию когда на курорт съездим. Он всё надеялся денег на своём бизнесе заработать…

— Так он не был строителем?

— Кто, Фима? — усмехнулась Ольга Ильинична. — Да он и розетку–то дома починить не мог. Не то, чтобы построить что–нибудь. Он снабженцем служил на заводе автокранов. А потом в бизнес подался. Арендовали на пару с приятелем, бывшим одноклассником, киоск на рынке, продуктами торговали. Одно разорение, а не бизнес… А вы случаем не из милиции, товарищ…

— Орлов, — отрекомендовался Соловьёв. — Из органов. Нас очень интересует человек, чья фотография помещена в паспорте, который выдали на имя вашего мужа. Мы вам очень благодарны за предоставленные сведения. И прошу вас держать в тайне всё, о чём мы тут с вами говорили. Хорошо?

— Хорошо, — кивнула Ольга Ильинична. — Если этот, с фотографии, что–нибудь не то сделал, то вы уж его накажите. А мой Фима точно здесь не при чём. В могилке он давно, на старом Богородском кладбище, — Ольга Ильинична чуть всхлипнула. — Может, всё же чайку? — поинтересовалась она ещё раз, увидев, что Соловьёв поднимается из–за стола.

От чая Соловьёв отказался. Можно было возвращаться в Москву. Не разбираться же теперь, в самом деле, в тех делах, что творились в местном ОВИРе, и кто конкретно получил взятку за выдачу загранпаспорта умершему человеку, да ещё с чужой фотографией. Теперь всё равно концов не найти. Ясно было одно. Что псевдо-Карпинский хорошо подготовился, прежде чем оказаться в кабине управления того самого крана.

А ведь всё это можно было бы и раньше раскопать, если бы Георгий Валентинович сам не приказал прекратить расследование. Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда!

***

Уже шли третьи сутки, как бывший генеральский, а до того диссидентский ворон Карлуша жил на Красной площади.

Выбравшись поутру четырнадцатого числа из клетки, а потом — через форточку — из кабинета, Карлуша пролетел сначала недалеко. Ровно до Лобного места. Клевавшие вокруг этого самого места незнамо что голуби шумно взлетели, когда ворон опустился среди них. Голуби ворона не приняли. Впрочем, он на то и не рассчитывал.

Полетав немного по окрестностям, правда, не дальше берега Москвы–реки, Исторического музея и Тайницкого сада, Карлуша приземлился на газон возле захоронений у Кремлёвской стены. Пришла пора немного подкормиться, поклевав шишки голубых елей, росших здесь в изобилии. Хотя есть ворону не очень–то и хотелось. Он улетел вовсе не за этим. А зачем? Он и сам бы не смог объяснить, если б даже научился не просто говорить, а выражать свои глубинные, потаённые мысли.

Мог ли он вернуться обратно? Теоретически мог. Хотя и вряд ли он обращал внимание на то, что форточка в окне Фонда поддержки промышленников и предпринимателей с рокового утра его «улёта» постоянно была открыта, а свет в кабинете горел ночи напролёт.

Возвращение не входило в его планы. К собратьям Карл тоже присоединяться не спешил.

Инстинкт подсказывал ему что–то другое. Гораздо более важное, чем банальное возвращение. Видно, пришёл какой–то важный, главный час в его жизни.

Ночевал он в одной из ниш на Кремлёвской стене.

В пятом часу вечера к середине вторых суток пребывания на воле, Карлуша взмыл вверх и посмотрел вниз с высоты своего птичьего полёта. Брусчатка Красной площади была запорошена первым, похожим на рассыпанный стиральный порошок снежком.

Мельчайший крупчатый снег лежал и на крыше мавзолея, и на правительственной трибуне, которая располагалась над надписью «ЛЕНИН».

Карлуша, сделав крутой разворот над площадью, спланировал прямо на каменный парапет этой самой трибуны. По центру. Примерно в то место, где раньше, в дни больших пролетарский праздников устанавливали микрофоны.

За полётом и приземлением ворона наблюдал с беспокойством лишь один человек — милицейский сержант, дежуривший на площади справа от мавзолея. В его обязанности входило следить за порядком, а главное — непорядком. Вокруг места вечного успокоения вождя. Крупная чёрная птица, севшая не туда, куда надо, сержанта раздражала и беспокоила.

Словно добавляя стражу порядку причин для беспокойства, ворон прошёлся — несколько раз туда–сюда — по парапету, оставляя на тонком снежке чёткие, разлапистые следы. Вновь остановился по центру. И что–то каркнул.

Сержанту даже показалось, что в голосе ворона послышалось нечто осмысленное. Вроде как:

— На кар–р–раул!

Ворон после этого душераздирающего крика сделал ещё шаг по парапету. Взмахнул крыльями. Ещё шагнул. Ближе к краю. Оступился. И рухнул к подножию мавзолея.

Сержант, оглядываясь по сторонам, подошёл к упавшей птице.

Ворон был безусловно мёртв. Только чёрный его глаз с жёлтым ободком по–прежнему смотрел в серое московское небо.

Часы на Спасской башне коротко отбили четверть часа.

Глава четвёртая. Этот долгий путь до Амстердама…

19 октября 2002 года

Утром Гоше позвонил Пичугин, помощник главы ФППП Юрия Ивановича Морозова.

— Юрий Иванович очень хотел вас видеть, Георгий Валентинович! — сообщил Пичугин каким–то замогильным голосом.

— На ловца и зверь бежит, — попробовал перевести разговор в менее серьёзное русло Гоша. — Я тут тоже Юрия Ивановича вспоминал. Хотел ему визит нанести. Некоторые вопросы накопились…

Пичугин выдержал секундную паузу:

— Возможно, у него тоже есть к вам какие–то вопросы. А, может, и ответы… Юрий Иванович в ЦКБ. Третий инфаркт, сами понимаете. Палата номер тридцать девять. Пропуск вам будет заказан.

Пропуск, судя по всему, был заказан по категории VIP-персон. Гошину машину, тёмно–зелёный «лексус», пропустили непосредственно на территорию солидно охраняемого комплекса Центральной клинической больницы.

Здраво рассудив, что вполне можно обойтись без классических больничных гостинцев в виде апельсинов и соков, Гоша решил ограничиться букетом белых гладиолусов.

В секретарском «предбаннике» его встретил Пичугин и средних лет медсестра.

— Вы, пожалуйста, не очень долго, — попросила Гошу медсестра и через кабинет проводила его непосредственно в палату.

Морозов лежал на кровати и смотрел в потолок.

— К вам гость, Юрий Иванович! — негромко сказала медсестра.

Морозов посмотрел на вошедших:

— Проходи, присаживайся, Георгий, — проговорил он.

Судя по всему, слова давались Монстру с трудом. Говорил он как–то краешком рта — бледное лицо при этом оставалось практически неподвижным. Справа от его кровати стояли столики на колёсиках с какой–то сложной медицинской аппаратурой, от которой к кровати тянулись провода. На бледно–зелёных мониторах отображался кривой вздрагивающей линией пульс больного и прочие параметры его организма. Это было бы похоже на декорации к сериалу «Скорая помощь», если бы не больничный запах, в котором не было ничего киношного.

Гоша присел на белый стул возле кровати. Юрий Иванович молчал, пока медсестра не принесла обратно Гошины цветы, «упакованные» в красную вазу. Поставив цветы на подоконник, где стояли уже красные розы и бледно–розовые хризантемы, сестра вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Морозов посмотрел на Гошины цветы и попробовал улыбнуться:

— Ты мне такие же на похороны принеси!

— Да ладно, рано вам ещё помирать, Юрий Иванович! — фальшивым бодрым голосом ответил Гоша. — Как же без вас всё наше бизнес сообщество–то жить будет? Так что права не имеете — без лоцмана нам не обойтись.

— Да уж, трудно будет. Ты ведь умный, Георгий, — Юрий Иванович впервые назвал Гошу на «ты». — И понимаешь, что всё я делал исключительно на благо. Прежде всего — страны… Прости уж старика за пафос. Но так оно и есть. И тебя я как мог прикрывал… Да вот, не уберёг… На меня ты не греши, Гоша… Я пытался сделать всё, что мог…

— А те, «двое из ларца» на Рублёвке, тоже не ваши были? — это был именно тот вопрос, который давно хотел задать Морозову Гоша.

49
{"b":"547855","o":1}