Подошедшая незаметно Катя потребовала объяснений. В том смысле, что же это всё–таки такое так называемый Немало — Корякский проект, о котором сейчас в Думе даже последние аграрии изо дня в день талдычат.

— А я, как дура, только плечами пожимаю! — обиженно сказала Катя.

— Пожимай и дальше, — посоветовал ей дальновидный и мудрый Нур.

— Нет, Гоша! Я требую объяснений. Да нет, не требую. Прошу. Объясни мне как нерадивой школьнице!

— А мне — как нерадивому школьнику, — не мог не подать свой голос Лёвка.

И только Нюша промолчала. Она, кажется, была сейчас где–то далеко–далеко.

Гоша с Нуром переглянулись.

Нур, без слов поняв Гошин вопрос, замотал головой:

— Нет, Гош, ты уж сам всё людям расскажи. У тебя это более доходчиво получается.

Гоша вздохнул и начал:

— Тогда слушайте, друзья мои. Должен сразу сказать, что наши с Нуром дела не очень–то интересны. В отличие, прямо скажем, от Лёвушкиных экзерсисов, при одном из которых мы и имеем счастье сегодня присутствовать…

— Не нравится, не ешь, — огрызнулся Лёвка.

— И в отличие от бурной общественно–политической жизни Кати, — продолжал Гоша. — Но Катя права в одном, по крайней мере. Вы все должны быть в курсе наших общих дел. Объясняю простенько, как для настоящих пионеров. На границе Белоярского края и Икотки есть место, называемое Немало — Корякским плоскогорьем. И там есть нефть. Большая нефть, а заодно и газ. Но разработка их требует солидных вложений и государственных гарантий. Все хотят с этого что–то поиметь, но вкладываться никто не хочет. Пока только «Севернефть» серьёзно в этом направлении работала. Наши коллеги из СНК, УНК и «Маг–ойла» предлагают мне… нам такую схему. Общими усилиями мы создаём новую компанию и начинаем разрабатывать месторождение, развиваем вокруг этого большой пиар. Что не так уж сложно: нефти там и в самом деле предостаточно. А спустя некоторое время продаём с многопроцентной прибылью. Лучше всего какой–нибудь серьёзной западной компании. Например, «Бритиш Петролеум»…

— Ну и что тебе в такой схеме не нравится? Бабки явно не хилые! — подал заинтересованный голос Лёвка.

— Да всё не нравится, — в сердцах ответил Гоша.

— Поясни, — потребовал Лёвка.

— Вот ты скажи мне, Лёва. Ты зачем всё это затеял здесь, в Старицке? Чтоб «Царь–воду» разливать? Для этого Волгу поворачивать не надо было. Можно было пойти иным путём, причём менее затратным.

— Ладно, ты меня затратами не кори. По каждой копейке могу отчитаться, — отмахнулся Лёвка и задумался, почесывая подбородок. — А вправду, зачем? Да ведь здорово это. Интересно. Хочется что–то сделать собственными руками. Ну, в смысле, хотя бы фигурально…

— Вот видишь, всё понимаешь! — обрадовался Гоша. — Моя идея — взять у государства эту Немало — Корякскую территорию в аренду. На сорок девять лет. Ну, это такой, определённый законодательством срок. Уже даже точно границы этой самой территории определили. Мы разработали проект договора об инвестиционном сотрудничестве. По которому часть прибыли, довольно значительную, обязаны будем вкладывать в освоение территории и создание реальной инфраструктуры. И это уже будет не пиар, — Гоша глянул на Лёвку, который так сосредоточенно чесал левое ухо, что то покраснело, — а реальное дело. Дело, конечно, затратное, но… По моим расчётам это гораздо выгоднее, в конечном итоге… Всё равно ведь помрём. Зато после нас что–то останется. Город–сад на вечной мерзлоте. И в этой связи, — Гоша перешёл на какой–то почти официальный тон, — должен вас сообщить, дамы и господа, приятную новость. Проект этот поддержан на самом, — Гоша многозначительно ткнул пальцем в небо, — верху. Но это пока — только между нами.

— Молчу как партизанка, — согласно склонила голову Катя, чувствуя себя причастной к тому самому «верху».

— Н-да… А как на это смотрят нефтяные коллеги? — прозвучал исключительно трезвый Лёвкин голос. Он, наконец оставил в покое левое ухо, переключившись на правое.

— Думаю, отрицательно. Они, конечно, люди неплохие, но без особой фантазии. Психология посредников: взять подешевле, перепродать втридорога. Получить всё и прямо сейчас. И притом навсегда. Будто собираются жить вечно. Но это же скучно, право дело!

— Надеюсь, ты сможешь их переубедить, — философически заметил Нур. — Или они — тебя.

— А я в Венецию завтра улетаю, — вдруг ни с того, ни с сего сообщила Нюша. Но по отрешенному её взгляду все сразу поняли, что в Венецию ей на сей раз почему–то хочется особенно. И ещё все осознали, что пора, наконец, ложиться спать. Шёл уже третий час ночи. Время серьёзных разговоров истекло.

— Кто в Венецию, а я — в Нефтесеверск, — протокольным голосом выдал Нур. — Будущий город–сад!

5 июня 2001 года

— Ну, и как тебе наш перелыгинский рай? — спросил Лёвка, заглядывая Виолетте в глаза.

— Впечатляет. Прямо маленькая Швейцария, — Виолетта отвела глаза и надела тёмные узкие очки.

— Сравнение с Швейцарией надо понимать, комплимент? — Лёвка довольно улыбнулся.

Они вышли из небольшой уютной гостиницы, построенной на самом краю бывшего капустного поля. Номеров в гостинице насчитывалось всего двенадцать, и предназначены они были исключительно для очень состоятельных людей.

Предполагалось, что заезжие, в основном заморские гости будут останавливаться в культовом Перелыгино на несколько дней. Основная программа была расписана на неделю. Этого за глаза хватало, чтобы истоптать вдоль и поперёк все местные литературные тропы, а также вдоволь насладиться волшебным перелыгинским воздухом. Из окон гостиницы, из каждого номера открывался вид на то самое поле, воспетое великим поэтом. Поле, которое Лёвка увёл из–под носа Котова. С помощью Виолетты, между прочим.

Только вот Виолетта до сих пор не рассказала, как ей удалось обвести вокруг пальца ушлого Котяру. Молчит и отшучивается, как партизан на допросе. Ничего, сегодня Лёвка попытается её разговорить.

Он давно звал Виолетту на рандеву — не терпелось похвастаться перелыгинским проектом, наконец–то осуществлённом по полной программе, даже с хвостиком. Но та сначала отсиживалась в Швейцарии, будто там мёдом намазано. Интересно, что делать целый месяц в стране, которую пешком можно пройти за три дня? А после Швейцарии ещё целую неделю отнекивалась под разными предлогами, будто он её не за город приглашал, а в клетку с аллигаторами…

Само поле осталось в первозданном виде. Только вместо совхозной капусты на нём теперь была высажена альпийская травка и низкорослые цветы разных оттенков. К середине июля, так по крайней мере обещали ландшафтные дизайнеры, поле должно было стать полосатым. Примерно как знаменитые голландские тюльпановые плантации. Мы ведь тоже умеем делать, если захотим. Между полосами высаженных цветов были проложены дорожки–тропы. Но не для пеших прогулок, а для выездки лошадей.

Этой своей идеей Лёвка особенно гордился. Ему удалось укротить пространство, не нарушая равновесия природы. И общественное мнение не могло упрекнуть его в небрежении к классическому ландшафту, увековеченному великой и не слишком великой российской прозой и поэзией. Получалось, что и овцы целы и волки сыты.

Волком был, конечно, Лёвка. Именно он нашёл путь получения приличного гешефта с этой земли, не тревожа её покоя. Ведь как могли испортить вид на поле мирные, экологически безупречные лошадки?

На фоне проносящихся подмосковных электричек и куполов Перелыгинского храма породистые кони смотрелись особенно эффектно. Пусть Гоша и считал, что Лёвка разменивается по мелочам, растрачивая энергию и силы на такие пустяки, как поле, но результатом Лёвка был очень и очень доволен. Не всем же нефть качать, кто–то должен и прекрасное создавать. Понятно, кто — Лев Викторович, вестимо.

— Со Швейцарией? Комплимент, конечно, — согласилась Виолетта. Швейцария явно пошла ей на пользу. Она выглядела превосходно — помолодевшая, похудевшая, с новой стрижкой–каре нового же оттенка — цвета гречишного мёда.