18 октября 2001 года

— Нет, я поеду с тобой, — упрямо повторила Зера. — Я во всём этом, кстати, тоже кое–что понимаю. Не в балетном училище, а в «керосинке» учусь!

— Хорошо, — не стал спорить Гоша. — Только тогда быстренько собирайся. Выезжаем через десять минут.

Гоша, накинув пальто, вышел на крыльцо. За ним было увязался Боник, но он пса не выпустил, прямо перед самым шоколадным носом захлопнув дверь.

Гошин водитель Вадим, увидев вышедшего Гошу, традиционно помахал рукой. Вадим прохаживался вдоль борта представительского БМВ. Эту машину Гоша не очень любил, но — хочешь не хочешь — приходилось соответствовать статусу.

Своё вчерашнее опоздание к ужину Гоша объяснил тем, что машина сломалась в дороге, и пришлось ждать эвакуатора.

Полковник Одинцов, похоже, навёл шороху на своих подчинённых. Гошину «вольво» нашли буквально через полчаса после происшествия, брошенной на обочине одного из съездов со МКАД. Разбираться со всей этой катавасией Гоша поручил Соловьёву, начальнику службы безопасности «Севернефти». С любой стороны, ситуация выглядела странной. Если машину хотели просто угнать, то почему не угнали? Если это было покушение, то почему его не пристрелили?

Отзвонивший с утра Соловьёв сообщил, что «вольво» отогнали на стоянку к офису «Севернефти».

— Георгий Валентинович! Давайте я всё–таки пришлю охрану! — в который уже раз предложил Соловьёв.

— Не надо. Это напугает жену, — отказался Гоша. — Поедем с мигалкой. Со свистом домчимся.

Наконец вышла Зера. Она надела длинное синее пальто, в котором казалась выше и строже, чем обычно.

— Всё, Зера, едем! — Гоша открыл перед женой дверцу машины, не дожидаясь, когда это сделает Вадим.

— Гош, какая тебя сегодня муха укусила? Ты на себя не похож.

— Извини, Зера, что–то не выспался. Вадим! Сначала на Лубянку, к Лёвке. А потом — в офис.

Нюша встала пораньше. Гошка просил приехать в офис к десяти, а ей ещё надо было принять душ, привести себя в порядок и попытаться доехать до центра с наименьшими потерями. Пробок, конечно, совсем не избежать, но минимизировать можно.

Контрастный душ быстренько привёл в порядок растрепавшиеся за ночь нервишки. И чего это она проснулась в холодном поту? В первый раз что ли приснился этот кошмар?

Сон о том, как она не может войти в вагон метро и падает между вагоном и платформой, возвращался к Нюше исправно раз в полгода. А раньше, когда ей приходилось ездить на метро, снился гораздо чаще.

Начиналось всё обычно благостно: просторная станция, выложенная кафелем, нарядная Нюша с букетиком ромашек, вежливый голос громкоговорителя. Но — почему–то нет поезда. Ни в одну, ни в другую сторону. И станция начинает наполняться людьми. И чем больше становится народу, тем резче звучат голоса, тем ощутимее тычки в бок. И вот уже ромашки на полу, затоптаны грубыми башмаками, а народ всё прибывает и прибывает.

Наконец, появляется поезд. Он предупреждающе гудит, но гудка почему–то не слышно.

Иногда в эти моменты гас свет, иногда — наоборот — свет становился нестерпимо ярким.

Нюша из последних сил сдерживает людской напор и, лишь когда поезд останавливается, падает на рельсы. Либо между платформой и вагоном, либо в прореху между двумя вагонами. А люди, не замечая её, всё идут и идут, пытаясь вдавиться в переполненный поезд.

«Осторожно, двери закрывается!» — звучит бесстрастный голос, и Нюша закрывает глаза, понимая, что сейчас, наконец, всё закончится…

В этот момент она всегда просыпалась и долго лежала с открытыми глазами, пытаясь унять сердцебиение. Наверное, страх метро остался в ней с тех пор, когда она, ещё на первом курсе, старалась не опаздывать к началу занятий и попадала в самый час–пик. Те времена давно миновали, а сон всё никак не желал уходить из подсознания.

Сначала Нюша пыталась искать материальное объяснение очередному кошмару: душно в комнате, боевик по телевизору, день рождения у соседей сверху… Но потом смирилась, поняла, что этот ужас навеки с ней. И надо просто радоваться тому, что приходит он достаточно редко. Гораздо реже, чем симпатяга Фредди Крюгер к своим подопечным на улице Вязов.

После душа Нюша накрасилась в стиле «деловая женщщина»: светлая помада, лёгкая коричневая подводка глаз, совсем чуть–чуть румян на скулы. Рассматривая деловую женщину в зеркале, она увидела, что телефон подмигивает ей красным вампирским глазом. Это означало, что на автоответчике появилось новое сообщение. Наверное, звонок совпал с её водными процедурами. Интересно, кто это в такую рань?

Нюша нажала кнопку и услышала голос Иннокентия. Кеша был на гастролях в Америке и поэтому всегда звонил в очень странное время. Сначала Нюша пожалела, что полезла в ванну так не вовремя, но, слушая любимый голос, поняла, что очень, очень даже вовремя.

— Привет, милая, где это ты с утра пропадаешь? — Иннокентий, казалось, находится совсем рядом. — И хорошо, что пропадаешь, иначе я так и не решусь сказать тебе то, что я скажу сейчас.

Иннокентий откашлялся и продолжал решительно:

— Я понимаю, что из меня получится не самый лучший спутник жизни. Работа, гастроли, концерты. И всё–таки, учитывая твоё мужество, я имею наглость предложить тебе выйти за меня замуж. И учти, фамилию менять не обязательно. А хочешь, я возьму твою и стану Иванов — Сидоров-Растрелли? Это я так глупо шучу, потому что люблю тебя. Я тебя не тороплю с ответом. Готов выслушать твоё согласие по окончании гастролей. Целую, люблю…

Нюша сидела на стуле, сжимая в руке телефонную трубку, из которой доносилось уже просто шипение пустой магнитофонной ленты. Она знала, что ответил Кеше, когда тот вернётся. Да! Да! И ещё раз да! Только что вот ей делать с фамилией? Если бы Кеша был просто Иванов, проблемы не возникло бы. Что Сидорова, что Иванова — какая разница? Но вот как быть с аристократическим «Растрелли»? Такими фамилиями в творческой среде не разбрасываются…

На главный пост охраны «Севернефти» позвонили из диспетчерской строителей:

— Зона свободна! — сообщила дежурная.

Начальник смены Анатолий Сухоруков оторвался от мониторов камер внешнего наблюдения и распорядился:

— Моисеев! Зона свободна. Открывай главный вход. Мицкевич! Освобождай проезд в переулок. И пошевеливайтесь, скоро шеф подъедет.

Не вставая с рабочего места Сухоруков проследил за действиями подчинённых.

Когда только кончится эта долбанная стройка? — тоскливо подумал Сухоруков. — То перегораживай улицу, то разгораживай улицу.

На мониторе дюжий Мицкевич с заметным усилием сдвигал в сторону металлическое ограждение с надписью «Проход запрещён»! Вторую стойку сдвигал Моисеев, очевидно, уже открывший парадный вход.

Едва освободился проезд, как подъехал оливково–чёрный «хаммер» Нурмухамета Сафина. И сам он, тоже в чёрном, по–спортивному быстро выскочил из машины. Будто герой–победитель из тайваньского боевика.

Сухоруков с завистью посмотрел на длинные волосы Сафина, забранные в хвост, и с сожалением почесал лысую макушку.

Несмотря на мигалку, в конце Воздвиженки всё же попали в пробку. В этом месте, да в этот час было слишком много таких же, с мигалками и особыми правами. Так что к редакции «Московского вестника» на Малой Лубянке подъехали без чего–то десять.

Лёвка как раз вышел из стеклянных дверей редакции и вместо приветствия многозначительно постучал по циферблату своего «ролекса».

Гоша повернулся к Зере:

— Зер, вы с Вадиком поезжайте вперёд, а мы с Лёвкой следом за вами. Мне с ним переговорить нужно. Очередное внушение ему сделать, — улыбнулся он, отвечая на немой Зерин вопрос.

На самом деле он хотел рассказать Лёвке о вчерашних плясках на Рублёвке. А в этом деле Зера была явно лишней. Уж кого–кого, но жену в свои проблемы он всегда будет посвящать в последнюю очередь.