Герцензон попятился, одновременно вытягивая из бэга клюшку поздоровее. Лицо его побелело, а губы — в уголках — мелко задрожали:

— Вы точно сегодня не в себе, — выдавил он, судорожно оглядываясь по сторонам.

— Не успеет твоя охрана. Ох, не успеет, — посетовал Гоша, доставая из внутреннего кармана куртки «макаров». Сняв пистолет с предохранителя, он передёрнул затвор и направил ствол ровно в живот Герцензона.

— Г–г–еоргий В-валентинович! — с трудом выговорил Герцензон, вытягивая руки ладонями вперёд, будто надеялся так защититься от маячившего перед ним воронёного ствола. — Г-г… Я не х-хотел З-зеру…

— Падаль! Дал бы я тебе свой наградной «макаров», да ты ведь не застрелишься! Обделаешься! Падаль, — повторил Гоша, покачивая пистолетом.

И вдруг Гошины губы сложились в какое–то подобие улыбки. Он смотрел под ноги Ивана Адамовича. По ботинкам всесильного олигарха Ивана Адамовича Герцензона, хозяина Сибирской Нефтяной Компании и прочего, прочего, прочего текла какая–то жидкость, а снег, на котором он стоял, окрашивался жёлтым. Иван Адамович если уже и не обделался, то обмочился элементарно.

— Приехали! — вновь подняв глаза на дрожащее лицо Герцензона, сообщил Гоша. — И не пристрелить–то тебя по–человечески! Завоняешь!

Он поставил «макаров» на предохранитель и спрятал пистолет в карман куртки:

— Только учти, Герцензон! Если ты снова захочешь убить меня, то тебе придётся убивать нас всех. А на это у тебя кишка тонка… С тобой же я поступлю проще. И это будет для тебя страшнее смерти. Я тебя, разорю, Герцензон! Ра–зо–рю! Ты понял, Герцензон? — в ответ Иван Адамович мелко затряс подбородком. — Веришь мне, Герцензон?!

Герцензон верил.

Гоша отвернулся и шагнул в сторону дома.

Сегодня он понял нечто важное. Может быть, самое важное в этой жизни: убить порой легче, чем не убить. И смог эту дилемму решить в свою пользу. Хотя и близко было…

Он уже сделал несколько шагов, но что–то его остановило. И это не был ненавидящий взгляд Герцензона. Хотя Иван Адамович смотрел в Гошину спину именно так — со страхом и ненавистью.

Два белых мячика по–прежнему лежали в метре от лунки. И ждали точного удара.

Гоша вернулся и поставил бэг на землю.

Перебрав клюшки, выудил на свет ту, что с нулевым лофтом, то есть с абсолютно ровной поверхностью крюка. Кажется, называлась она паттер.

Это было, конечно, не по правилам. Бить сразу по двум мячам. Но правила тут устанавливал он, Георгий Валентинович Сидоров.

Сделав небольшой аккуратный замах, Гоша ласково коснулся клюшкой ближнего мяча. Мячики покатились неторопливо, словно нехотя.

Сначала в лунку упал первый. За ним — с секундной паузой — второй.

Так и не оглянувшись больше на Герцензона, Гоша забросил бэг на плечо и, не выпуская из рук удачливый паттер, зашагал к своему дому.

На крыльце его ждали Нюша, Нур, Катя, Лёвка и маленькая Зера.

А навстречу мчался счастливый, обезумевший от снега и любви Боник.