— Нет, Лёв, я, конечно, понимаю, что на «бентли» можно ездить за рулём, — подначил Гоша друга, когда они вслед за чёрным БМВ вырулили на Большую Лубянку. — Но честное слово, ты здесь смахиваешь на шофёра–любовника какой–нибудь поп–дивы.

— Да иди ты! — беззлобно огрызнулся Лёвка на ставшую уже привычной шутку. И кто только его не доставал с этим «бентли»! Разве что деликатная Нюша не съязвила, а простодушно обозвала его супер–автомобиль палисандровой шкатулкой.

Выслушав Гошину историю о безумных «гаишниках», Лёвка ответил совсем неоригинально и даже почти зло:

— А я тебе сколько раз говорил! Нельзя тебе без охраны ездить!

— Ладно, давай без нравоучений. Меня с этим уже Соловьёв достал, — отмахнулся Гоша. — Лучше подумай, откуда могут уши расти?

— Да откуда угодно! Думать надо. А с охраной ты всё же реши, Гош, не играй с огнём. О чёрт! Не проскочили!

Лёвка резко затормозил на середине Бульварного кольца. Хвост чёрного БМВ уже мелькал в потоке машин на Сретенке.

Вслед за Нуром в кабинете Гоши появилась Катя, а через минуту за ней и Нюша. Заглянула секретарша:

— Чай, кофе, вода? Георгий Валентинович просил передать, что они со Львом Викторовичем немного задерживаются.

— Давайте кофе, Алла. Мне лично двойной, — распорядилась Катя.

Нур и Нюша попросили чаю.

— Прекрасно выглядите, — отвесил Нур стандартно–неловкий комплимент сразу и Кате, и Нюше. Те переглянулись и прыснули.

— И вам того же, — баском поблагодарила Катя, а Нюша, отставив чашку со слишком горячим чаем, сказала ласково:

— Спасибо тебе, Нурчик, за лошадок. Те, которых ты Лёве прислал, самые лучшие!

— Пожалуйста, — Нур церемонно склонил голову. — Надеюсь, ты для себя выбрала Буцефала?

И они все трое дружно рассмеялись. Буцефалом был не конь, а ослик, которого Нур прислал «в нагрузку», лично для Лёвки.

— Я себе взяла Кармен, ну такую, чёрную, с седой прядью в гриве, — гордо сообщила Нюша.

— А я — Снежинку, — призналась Катя. — Её многие выбирают, она ласковая и спокойная.

— Я рад, что смог доставить вам это удовольствие. В следующий завоз для вас, девочки, специально подберу лошадок с именами, похожими на ваши, — Нур учтиво положил руку на сердце и посмотрел на настенные часы. — Что–то ребята сильно опаздывают. Наверное, пробки.

Он подошёл к большому, во всю стену, окну и воскликнул:

— А вот, похоже и приехали!

Чёрный БМВ как раз подруливал к парадному входу. Звуков с улицы сквозь тройной стеклопакет слышно не было вовсе, и всё происходящее снаружи напоминало немое кино.

Вот тяжелая машина мягко подкатила к подъезду. Неяркое осеннее солнце забликовало на её выпуклых бортах и разбросало зайчиков по стенам. Один угодил прямо в Гошин кабинет, на мгновение выхватив на стене осенний среднерусский пейзаж с красными кустами орешника, бегущими по краю крутого пригорка. Вот уже открылась беззвучно водительская дверь и оттуда ступила на землю нога Вадима в коричневом ботинке.

И тут солнце исчезло, будто набежала мгновенная грозовая туча. Но это была не туча. Чуть выше Нуровой головы над переулком плыла огромная серая бетонная плита. От неожиданности Нура аж отшатнуло от окна. Плита сдвинулась ещё чуть–чуть и застыла.

Из салона БМВ уже показалась голова Вадима.

Время словно остановилось напрочь. Нуру казалось, что плита падает медленно–медленно — как в замедленной съёмке. Хотя она просвистела вниз буквально в мгновение ока.

Удар о землю был такой глухой и тяжкий, будто упала стена соседнего дома. Или началось землетрясение. В поднявшейся взвеси пыли было теперь видно, как выбежали из дверей здания чёрные охранники. Они кричали и взмахивали руками.

— Что там? Что там? — Нюша и Катя вцепились в Нуровы плечи, не решаясь выглянуть в окно.

— Гоша! — глухо выдохнул Нур.

Серая бетонная плита теперь чуть наискосок перегораживала переулок. Из–под её угла выглядывала лишь полураздавленная фара БМВ.

— Гоша! — вновь выдохнул Нур, но уже совсем с иной, изумлённой интонацией.

Гоша, живой и невредимый, выскочил из только что свернувшего в переулок Лёвкиного «бентли».

Подбежав к бетонной плите, Гоша схватился руками за её край. И попытался её поднять. Один. Помочь ему не решился никто.

И хотя за окном вновь стояла сплошная мёртвая тишина, Нур услышал страшный Гошин крик.

10 октября 2002 года

Санкт — Петербург

Два часа прихода. В себя.

Именно ради этих двух часов раз в неделю Леонид Борисович Тягачов, президент «Ленкоммерцбанка», и приезжал сюда — на угол Гороховой и Фонтанки. Здесь, в подвале старинного жилого здания середины девятнадцатого века, была оборудована небольшая, но прекрасно оснащённая сауна.

Париться и «оттягиваться» в прохладном бассейне Леонид Борисович предпочитал в полном одиночестве. Посещение сауны он воспринимал не как «светское» или развлекательное мероприятие, а исключительно как дело оздоровительно–отдохновенное. Зачастую именно здесь, в объятиях сухого горячего пара, к нему и приходили самые разумные и полезные мысли.

Охранники Тягачова первыми осмотрели помещение и оценив обстановку как «адекватную», вернулись и привычно остались скучать в машине. Лишь после них и сам Леонид Борисович бодро вошёл в сауну. В комнатке для персонала, где хранились необходимые банные причиндалы, а также находился пульт, с которого управлялись все нагревательные системы, его встретил хмурый мужик в белом халате. Обычный такой мужик, не молодой не старый.

— Что–то я тебя раньше вроде не видел? — скорее для проформы, нежели из интереса спросил Тягачов.

— Да я раньше на Лиговке в сауне служил, а теперь вот сюда перевёлся, — объяснил мужик. — Вам в бассейне воду потеплее или похолоднее сделать?

— Да по среднему. Градусов двадцать пять. И какую–нибудь музыку мне поставь. Только потише, чтоб не грохотала.

— Есть специальная музыка для релаксации. С пением птичек. Пойдёт?

— Ну давай, птички — так птички, — хохотнул Леонид Борисович, проходя в отделанный деревом предбанник.

Закрыв за собой дверь, он достал из спортивной сумки, принесённой сюда заранее охраной, банные тапочки «адидас». Аккуратная стопочка махровых простыней и полотенец ждали его на скамье.

Быстро раздевшись и обернувшись полотенцем, Тягачов отправился в парилку. Температура была, похоже, в самый раз. Он для «вхождения», что называется, посидел несколько минут на нижнем уровне. Почувствовав, что температура снаружи и внутри организма примерно выровнялись, пересел, а потом и прилёг на верхнюю полку.

Поры — Тягачов это чувствовал — сами собой открылись, и всё тело задышало. Из невидимых динамиков щебетали птицы и слышался шум ветра, каким он бывает где–нибудь в прибрежных камышах. Становилось жарковато.

На первый раз хватит, — решил Леонид Борисович.

Выйдя из парилки, он бросил на край бассейна полотенце и, секунду помедлив, всем своим грузным телом ухнул в прохладную воду небольшого, отделанного зелёным кафелем бассейна.

Он ещё не успел вынырнуть, когда мигнул и погас свет. И в помещении сауны отвратительно запахло перегоревшей проводкой.

Свет через полторы минуты снова вспыхнул. Птички, как ни в чём ни бывало, вновь запели.

Только Леонид Борисович больше ничего этого не слышал. Его тело, раскрыв руки, тихо и спокойно покачивалось на дне бассейна.

Мужичок–служитель, включив свет, быстренько вошёл в помещение сауны, заглянул в бассейн, покачал головой и вернулся в свой предбанник. Здесь он скинул халат и облачился в тёмную куртку с капюшоном.

Когда он выходил из дверей сауны, сидевшие в джипе и занятые разговором охранники его даже не заметили. Мужик неторопливо прошёл по тротуару в сторону Гороховой и вскоре скрылся в питерском тумане.