Хроника передела. 1997–2004

Книга третья. Искушения олигархов. Август 2000 — октябрь 2002

Любые совпадения с реальными лицами и событиями являются игрой читательского воображения.

Автор

14 августа 2000 года

Старицк

Лёвка в очередной раз сошёл с ума. И решил повернуть Волгу. Хорошо, хоть не вспять. А всего лишь немного в сторону.

В настоящий момент Лев Викторович Кобрин возлежал на покатом и зелёном берегу великой русской реки. Не прямо на траве, конечно, а на просторном — метра два на три — персидского вида ковре. Одет Лёвка был в ярчайшую гавайскую рубаху с перламутровыми пуговицами.

Рядом с ним, по правую руку, стояла плетёная из лозы невысокая корзинка с фруктами: румяными яблоками, медоточивыми грушами, сливами со слезой, сладким даже на вид виноградом. И прочими дарами среднеполосной природы типа киви, манго и бананов.

Кривая излучина реки выглядела чрезвычайно живописно. Ширина Волги была здесь невелика — не больше пятидесяти метров. Противоположный, левый, берег обрамлялся плакучими ивами и другими прибрежными деревьями и кустами, уже начавшими чуть желтеть.

Правый берег, на котором возлежал Лёвка, был не в пример строже и величественнее. Покато начинаясь от воды, берег потом резко взбирался вверх и завершался белокаменными развалами. Издревле именно отсюда, с каменоломен, брали материал для строительства храмов, монастырских стен и домов города Старицка. В ближних окрестностях Старицка и расположился Лёвушка, с интересом наблюдая за плодами своей бурной деятельности.

Поперёк Волги работала громадная землечерпалка. Хищные её зубья, громко чавкая, вгрызались в берег левый, подрывая самые его основы. Створ реки уже наполовину был перегорожен каменной плотиной, поверх которой ссыпалась и добытая землечерпалкой земля. Вода бурлила и алчно облизывала изрядно истончившийся берег. Река уже почти готова была двинуться в новом, обозначенном Лёвкой направлении.

И всё бы шло хорошо, размеренно и в высшей степени благостно. Но вдруг, откуда ни возьмись, в небе загрохотало.

Небольшой элегантный, но очень громкий вертолёт с овальной кабиной, будто залетевший в эти Тверские дебри из какого–то американского блокбастера, появился над излучиной реки.

Покружив, зависнув и сделав изысканный манёвр, вертолёт сел на крутой береговой возвышине, метрах в ста от Лёвки.

Прозрачный колпак раскрылся и из глубины кабины выпрыгнул Гоша. Лёвка, царь природы, помахал ему рукой. Вертолёт, наконец, замолчал.

Гоша спускался по каменистой дорожке, с видимым интересом рассматривая чавкающую землечерпалку и весь процесс активного Лёвкиного вторжения в переустройство природы.

— Винограду хочешь? — поинтересовался Лёвка, когда Гоша приблизился на расстояние пары шагов.

— Ты б хоть поздоровался для приличия, — ответил, снисходительно улыбаясь, Гоша.

— Здравствуй, здравствуй, товарищ маршал, — сощурился Лёвка. — С чем пожаловал?

Гоша, присев рядом с Лёвкой, взял пальцами крупную, отливающую в фиолетовое сливу:

— Мытая?

— Гош, не задавай идиотских вопросов. На природе — всё чисто. Стерильно. Давай ближе к телу. Что–то случилось?

— Пока — нет. По сравнению с тем, что ты здесь затеял — и вовсе сущие пустяки, — Гоша откусил сливу и поморщился. — Надо же, кислая какая… На природе всё так кисло? — он всё же доел сливу, и задумчиво дотронулся до Лёвкиной перламутровой пуговицы. — На самом деле ты нужен Кате.

— Она сама тебе так сказала? — Лёвка выронил из пальцев виноградину, и она скатилась в траву, чрезвычайно заинтересовав мелких чёрных муравьёв, настоящих хозяев берега.

— Именно, — Гоша сделал многозначительную паузу и поднялся. — Так что — поехали. Никуда не уплывут твои сокровища.

— Надеюсь, — Лёвка неожиданно легко вскочил на ноги.

Поднявшись к вертолёту, Кобрин оглянулся вокруг, расправил плечи и потянулся:

— Эх, Гоша! Здесь мы точно устроим город–сад!

— Ладно, Лёвушка, спустись с небес на землю!

Лёвка забрался в вертолёт. Гоша — вслед за ним и захлопнул прозрачную дверцу.

Вертолёт набрал высоту и взял курс на Первопрестольную.

Петухов опять ел хлеб. Белый хлеб. И Катю это взбесило:

— Костя, ты становишься похож на своего бывшего тестя!

— Чем это я становлюсь на него похож? — почти перестав жевать, поинтересовался Петухов.

— Занудой ты становишься, занудой! Ещё выпей пару литров пива, и будешь как тот человек с рекламы. Которого где–то забыли!

— Катюш, остынь. И реши окончательно, на кого я всё–таки похож. Проблема–то в чём? — Петухов спокойно откусил от бутерброда.

Утренний кофе с роскошным батоном и сыром бри — после такой разминки можно не только совещание провести, но и пару мыслей продумать. Очень даже денежных мыслей…

— В тебе проблема! В тебе! Я же специально крекеры заказываю, а ты хлебом набиваешься!

Катя нервной ракетой носилась из комнаты в комнату, забегая на кухню с очередной разоблачающей мужа репликой. Она успела начесать лишь часть волос, отчего стала похожа на разозлившегося наполовину дикобраза. Правая сторона дикобраза была готова к бою, левая пока смирно дремала, ожидая команды «пли!»

Петухов со вздохом «добил» бутербродик. Надо Катьку в мирное русло направить, ишь, как разошлась с утра пораньше! Или наоборот, усугубить боевую ситуацию, изменив направление удара?

Костя давно смирился с буйным нравом второй жены. Хватит, нанервничался по молодости с первой. Видно, планида у него такая — влюбляться в стерв. Со спокойными женщинами ему было скучно — он и сам спокойный, как слон. Иначе с его опасной профессией банкира Константин Сергеевич давно бы получил инфаркт с инсультом, по отдельности и в одном флаконе, причём несколько раз.

В очередной набег вздыбленной супруги Костя вкрадчиво поинтересовался:

— Так что ты говорила про моего бывшего тестя?

Тесть номер раз, Голубков Николай Геннадьевич, был сослуживцем Кати по Государственной Думе. Служили два товарища, эге…

Впрочем, «товарищем» был лишь Голубков — его фракция «Патриоты России» краснела день ото дня. Не иначе, как от стыда за стремительную и необратимую капитализацию как страны, так и фракции.

— Твой Голубчик слишком много себе позволяет! Женоненавистник хренов!

— Ну, женщин он как раз любит. Только не афиширует.

— Как же, любит! Использует, хочешь сказать?

— Ну, не без этого, — Петухов с сожалением спрятал белый батон в хлебницу. — Но ты же дожмёшь его с пивным законом?

— Не сомневайся, дожму! Сегодня Гоша должен Лёвку привезти. Лёвка что–нибудь придумает. Профинансируешь? — Катя сменила агрессивный тон на более мирный. Что и требовалось доказать.

— Ну, если не во вселенских масштабах, то профинансирую, — согласился Петухов. Дорого ему обойдётся это перемирие. Но уж не дороже денег–то.

— У Лёвушки масштабы всегда вселенские, — Катя примирительно чмокнула мужа в начинающую лысеть макушку. — Ты у меня славный. Только не ешь хлеба! А то в машину не влезешь.

— Новую куплю, попросторнее, — засмеялся Костя и осторожно посмотрел на дикобраза. Но Катя была уже причёсана и не опасна. Готова на выход. В клетку со львами, птеродактилями и прочими хищниками типа Голубкова. Скорей бы уже начинались осенние слушания, а то Катька свирепеет не по дням, а по часам. Пора ей в настоящую работу, прямо в бой.

Уже с начала лета Екатерина Чайкина вышла на тропу большой пивной войны. Агрессивная телереклама пива во всех её проявлениях безмерно раздражала саму Катю и всех её сторонников, как из негласной фракции «Женщин России», так и просто сочувствующих. Красоте, темпераменту и нечеловеческому обаянию нестандартного депутата Чайкиной.