— Указания такие же, как и прежде. Но в данном случае время наш союзник, если мы правильно им воспользуемся. Этой ночью мальчишка спит. Ты дождешься, когда он проснется, и где–нибудь спрячешься. Он говорит, что пойдет в одно место, но я не уверен, что ему можно доверять. Поэтому ты должен выяснить, правда это или нет. Сможешь с этим справиться?

— Если это угодно вам, я все сделаю. — Боннесант помедлил. — Задача, данная мне, одна и та же? И мальчишка, и девчонка являются проблемой?

— Девчонка больше не с мальчишкой, — произнес Серафик. удивляясь, почему он в этом уверен. У него сложилось впечатление, что эти двое неразлучны. На мгновение он задумался, что же случилось с девчонкой, а затем отбросил этот вопрос. — Меня интересует мальчишка. Я больше не хочу его видеть. Ни здесь, ни где–либо еще. Я не хочу, чтобы кто–нибудь когда–нибудь увидел его снова и чтобы никогда ничего от него не нашли.

Боннесант склонил голову:

— Даже самого маленького кусочка ногтя или полоски кожи? Даже шепота его последнего крика или запаха его теплой крови, вытекающей из его тела? — Когда он не увидел никакой реакции от Серафика, то пожал плечами. — Считайте это сделанным.

— Я считал, что дело сделано, когда посылал тебя в прошлый раз. Теперь я оставляю за собой право судить об успехе, пока не услышу об этом от тебя из первых рук.

— Довольно справедливо, Ваше преосвященство.

Мальчик низко поклонился, но Скил Эйл остановил его на полпути мягким касанием по полечу.

— Боннесант, — прошептал он и подождал, пока тот не посмотрел на него снизу вверх. — Не подведи меня.

Когда Пантерра наконец проснулся в предрассветные часы, он был настолько дезориентирован, что на какой–то момент не мог вспомнить, где он находился. Но потом нащупал свою кровать и понял, что впервые за последние недели находится в своем собственном доме. Он лежал и собирал вместе отдельные ниточки своих воспоминаний за прошедшие три дня. Для этого понадобилось время и определенные усилия. Ничего не давалось легко: каждый шаг был медленным и болезненным. Даже до смерти Сидера Амента он все еще не мог добраться, это событие было чем–то вроде дымки и ему не хватало чего–то существенного.

Даже то, кем он стал, новым носителем черного посоха, казалось сном.

В конце концов он поднялся и огляделся. Окна были занавешены, а через маленькие щелки не проникало никакого света, так что казалось, что луна и звезды были скрыты облаками. Даже огни поселка были настолько слабыми, что их едва можно было различить. Он подождал, когда его глаза привыкнут к темноте. Он не имел понятия, сколько сейчас времени, но это не имело значения. Важно было, что он хорошо выспался, отдохнул и мог приняться за любое дело, которое выберет.

В этом то и была проблема, не так ли? Куда он пойдет, теперь, когда он должен сделать выбор?

Он встал с кровати и прошел через гостиную на кухню, вдруг почувствовав голод.

Он проспал по меньшей мере двенадцать часов; даже, наверное, побольше. Достаточно долго, чтобы боль уменьшилась, а силы почти восстановились. Его тело все еще окончательно не пришло в норму, но остатки этого дискомфорта рассеются как только он отправится в путь. Он выступит сразу, как только поест.

И пойдет куда? Искать Пру или помочь Фрине?

Он мог отложить принятие решения, направившись на север к Афалиону, поскольку Фрина была заключена в тюрьму в Арборлоне, а Пру, вероятно, где–то на другой стороне этого перевала. Не так давно он надеялся, что Сидер сможет вернуть ему Пру через проход Деклан Рич. Но он напрасно прождал этого и теперь не был уверен, где она находилась и что с ней случилось. Впереди лежала трудная задача найти ее самому, а ее решение могло оказаться неприятным.

Неся свечу, он уселся за небольшой кухонный стол и приготовил себе блюдо из холодного мяса, хлеба и фруктов, которые взял из кладовой штаба Следопытов по пути домой. Этого вряд ли хватит, чтобы долго поддерживать его силы, но было все, что он смог сделать. Он найдет что–нибудь еще по дороге, останавливаясь в домах, где люди смогут накормить его. Ему пришло в голову, что Сидер должен был так жить, ища помощи и средства тогда и там, когда и где мог их найти. Это не сильно отличалось от его жизни в качестве Следопыта. В начале его долгого патрулирования были кое–какие припасы, но рано или поздно всегда приходилось заниматься собирательством или охотой, чтобы обеспечить себя необходимым. Он знал, как это сделать. Каждый Следопыт это знал.

Он покончил со своим завтраком, убрал остатки пищи, застелил кровать, положил на нее свой рюкзак и его содержимое, когда услышал, как открылась входная дверь. Он стоял в спальне и не мог увидеть, кто вошел. Он взял свечу, которую поставил на прикроватный столик, дотянулся до черного посоха и пошел обратно в гостиную.

Одинокая фигура стояла в темноте дверного проема лицом к нему. Он смотрел на нее, предчувствие холодом прокатилось по нему. Всего на мгновение он подумал, что это…

— Пан?

Он почувствовал, как сдавило горло. Этого не может быть. Он быстро подошел к говорившей фигуре, чтобы оказаться поближе, чтобы убедиться, что он не ошибся.

Он не ошибся. В тусклом свете свечи он смог четко увидеть ее лицо.

Это была Пру.

Она вернулась к нему.

Но что–то в ней было не так. Он приподнял свечу повыше, освещая ее лицо, и увидел, что это было. Ее глаза были молочно–белыми, пустыми и бесцветными, глядевшими в никуда.

Она была слепа.

Когда свет окутал Пру Лисс и все вокруг нее исчезло в блестящем свечении, она не запаниковала. Ей было пятнадцать лет, но она была достаточно хорошо обученным Следопытом, чтобы оставаться спокойной при встрече с незнакомым и потенциально опасным. Она не могла знать, что с ней произошло; никакие испытания в ее жизни не подготовили ее к такому. Но она знала, что бы это ни было, оно спасло ее от того старика, который охотился на нее в логове крепости Деладиона Инча. Для нее этого было вполне достаточно. Это могло оказаться какой–то другой опасностью, но вряд ли будет хуже того, от чего она сбежала.

Если ей удалось сбежать, быстро добавила она. Она не знала точно, что ей удалось. Она не знала, где она находилась. Она по–прежнему могла быть в ловушке где–нибудь в комплексе.

Однако, она не шевелилась, даже когда свет пропал и она очутилась в полной темноте. Она совершенно неподвижно сидела на твердой поверхности, принюхиваясь к воздуху, прислушиваясь к звукам. Ее интуиция не сигналила ей предостережение; по–видимому никакая опасность ей не угрожала. Хотя она ни в чем не могла быть уверена — после того, как ее инстинкты уже несколько раз подвели ее за последние несколько недель. По крайней мере, она смогла насчитать три раза. Когда–то она была так уверена в этих способностях. Но это было давным–давно, и все изменилось. Что тогда было таким надежным, теперь имело оттенок неуверенности. Иногда ее инстинкты работали, а иногда нет, и она больше не знала, предупредят ли они ее или останутся безучастными.

В нынешних обстоятельствах не было никаких звуков, не чувствовалось ни запахов, ни вкусов, не было ни намека на движение в этой черноте. Она была одна в непроницаемой пустоте.

Она заставила себя дышать медленно и ровно, чтобы успокоиться и подождать, когда появится источник света. Рано или поздно, почувствовала она, это произойдет.

Когда это наконец случилось, она была застигнута врасплох. Булавочная головка света появилась вдалеке, так невероятно далеко, как будто в нескольких милях от нее. Очень медленно, он продвигался ближе, пробираясь сквозь темноту и в ответ начало проясняться то, что ее окружало. Она увидела, что не находится больше в крепости, а где–то совершенно в другом месте. Она сидела на твердой земле у края садов, которые простирались от нее до приближающегося света, огромная радуга цветов, которые росли на кустах, на клумбах и лианах посреди заботливо ухоженных насаждений всех форм и размеров. Цветы казались цветущими прямо перед ней, когда их лепестков касался свет, сияя с увеличением интенсивности этого света, вытягивая к нему свои стебли.