— Нет, давай вместе.
Выступаю в концертах Эрмитажа.
Концерты «Мастера кино» — пользуются неизменным успехом. Семь-восемь концертов прошли при полных сборах.
Сегодня читал «Русский характер».
Слушали очень хорошо. Потом начали шмыгать носами. Потом утираться. И вдруг, вижу — человек в штатском поднимается с места, проходит перед сценой и уходит на улицу. Я было растерялся. Думаю — не хочет слушать про это или не нравится? Читаю дальше. Срывается женщина и бегом бежит в том же направлении, закрыв глаза руками. В зале волнение. Не пойму, что оно означает? Собираюсь с новыми силами и напором одолеваю замешательство. Кончил. Долгие и жаркие аплодисменты. Выходил пять раз.
За кулисами:
Бендина[215] плачет. Горюнов[216] сетует, что нельзя играть их комедийный номер. Легран[217] бегает, ищет врача. Все поздравляют, а я хожу, как оплеванный. Как будто я совершил преступление, убил кого-то, или выкинул безобразный номер.
Занятно также: Мартинсон[218] подходит ко мне, щупает мое сердце и спрашивает: «Сколько вы так можете читать? Часа два? А я вот со своим номером могу только 5–10 минут, больше сердце не выдерживает».
— Поэтому вы даете по 10 концертов в вечер?
Словом, произошло что-то, а что, я так и не понял. Может быть, неправильно я читал? Отчего такая реакция в зрительном зале? Может быть, не время читать такое? Может быть, нетактично, безобразно, нечеловечно?!
7/VII
Вчера был просмотр «В одном городе».
Что-то всем понравилось. «Пьеса очень выправлена. Стала действенной. Петров намечается интересно, умно, своеобразно».
Собственное ощущение таково, что тему настолько обострил, что либо это будет шум, либо меня с роли, либо пьесу снимут.
Начал озвучивать собственную роль Славко.
Думаю, что не одолеть мне этого. Вся нюансировка полетит к черту. Прекрасный материал становится все хуже и хуже.
16/VII
Идут досъемки и репетиции по озвучанию.
Совершенно отличное состояние от театрального.
Роль, сделанная и прожитая, коренным образом отличается от роли, делаемой в процессе съемок и для одного раза.
17/VII
В кино до сих пор мучаюсь с пересъемками, озвучанием, переозвучанием…
Получил предложение на «Варяга».
Пришлось отказаться, невозможно совместить.
Приглашают опять на «Миклухо-Маклая». Отказался: на год нужно будет уехать в Одессу.
Все отказываюсь… все для театра… Все для своего дома… А что этот дом сделал для меня?
Да, забыл еще предложение — Нахимов…[219]
30/IX
Отпуск провели в Алуште.
Насколько было возможно, не думал, не читал, ничего не обсуждал».
Новое население и неурожай, а также послевоенные разрушения делают Крым малопривычным…
По решению Комитета и дирекции мой «Фома» временно отодвинут…
Если бы я писал роман, читатель бы понял, что вопрос с «Фомой» решен.
Но я не пишу роман, комментарии еще нужны.
С «самим» говорил вчера, с директором позавчера. Советуют: «потихоньку готовиться к «Фоме», а пока заняться Кроном… Хотя за Кроном — юбилейный спектакль, посвященный 800-летию Москвы[220], а там 30-летие Октября, так что не можем ничего гарантировать»…
С картиной тоже ерунда! До сих пор монтируют. Следуют каждому предложению и докромсались до того, что в картине осталось лишь 2300 метров. Три инстанции прошла картина! После каждой — исправления. Осталось еще три… Пока дойдет до И. В., в картине ничего не останется. Останется только сказать: какие они бездарные!
10/X
Ночью получил второе извещение: картину опять бомбардировали на художественном совете Министерства.
Картина изрезана беспощадно и безрассудно. Обрывки… Никакой линии… Ничего-то я в ней не понимаю, хоть и сам снимался.
11/X
Был просмотр в Югославском посольстве[221].
Как передавал Тиссэ — «фурор».
«Исторически правильно. Мало верили в картину и приятно удивлены. Потрясены. Югославский темперамент. Внешне настоящие югославы».
«Все более или менее понравилось, но когда дело дошло до тебя, тут они не скрывали своего восторга, видно, что ты действительно понравился, прошел триумфально: «У нас есть такие дикие горные люди»…
Узнал, каков последний вариант картины, думаю, что мне не понравится. А мнения югославов слишком преувеличены.
19/X
До смерти не хотелось играть «Трактирщицу». Упрямо решил побороть это состояние.
Ю.А. говорил, что играл хорошо и верно.
Но на душе — неудовлетворенность: и жестковато и скучновато… Трудно играть комедию со скучным сердцем.
31/X
С этого дня картина уже на экранах.
В роли не осталось никаких нюансов… Лирические куски, которые всегда очень трудно вытащить в современной роли, выброшены; юмор, который так красит современного человека, вырезан. Склеены куски, которые, по замыслу, отстоят один от другого на километры. Между ними была целая гамма всяких переходов и нюансов — и все это выпало… И вместо психологического удара — бездарный «наигрывальщик»!!
1/XI
Любопытные и приятные вещи говорил по поводу Отелло Тиссэ.
«Я много видел исполнителей роли Отелло, до англичан и американцев, вместе с Полем Робсоном[222]. Скажу тебе, что и в Америке и в Англии ты бы имел несказанный успех. Изумляет микеланджеловская экспрессия. Рисунок стал твоей сущностью. Обжился и перестал быть рисунком».
23/XI
Работаю над Баклановым — «Второе дыхание» (Крона).
О том, как трактовать роль, спорил до последних дней. Наконец Ю.А. согласился со мной, лишь предлагал не опережать события. А чего опережать, когда надо сесть и решить, кто же главный персонаж в постановке? И если это Бакланов, и если этот Бакланов является типичным представителем нашего офицерства, то его надо переписать и сделать лучше, умнее и сильнее Левина. Вот и все. И нечего тут ждать, пока другие скажут.
Идти по мысли? Да, правильно! Только мысли у разных людей по-разному строятся! Одна и та же фраза при различных задачах у разных людей, находящихся в разных отношениях друг к другу, будет разной.
Провести через себя, сделать органичным все, что мне предложено автором или собственным замыслом, это одно. Но «идти от себя», с такими моими качествами, которые находятся в противоречии со всем, что надо найти для данной роли, — это не метод. Надо отыскать в себе то, что должно быть сыграно, то есть знать заранее, что надо сделать, а не ждать от себя, скажем — вялого, инертного, когда во мне что-нибудь зацепится… Не ждать милости от вдохновения, а заставить вдохновение работой родить то, что тебе, сознательному творцу, требуется. Не плавать без руля и без ветрил, а крепко держать в своих руках кормовое весло!
Идти от себя творческого, горячего, думающего, желающего, жаждущего, работающего, следовательно, на каждый данный момент непременно знающего, что нужно получить. Иначе «качка» неизбежна.
Короче, проще посидеть дома, подумать, решить, а потом уж идти на репетицию. Тогда не будет опасения, что то, что предлагается, неверно или преждевременно.
А если мне уже действительно многое ясно? Для чего же я буду делать вид (и для других и для себя), что мне это еще неясно?
