Если провести классификацию ролей Мордвинова, сыгранных им в театре и кинематографе, то при всей условности этой операции нетрудно будет заметить, что все роли актера за сорок лет его творческого пути распределятся в двух группах. В одной из них, наиболее многочисленной, определяющей творческое лицо актера, окажутся роли героико-романтического плана, натуры незаурядные, выражающие прогрессивные идеалы эпохи, положительные герои-современники. Среди них можно назвать революционера-подпольщика Ваграма, большевика Тиграна, народного героя Богдана Хмельницкого, храбрых полководцев, военачальников Григория Котовского и Владимира Огнева, передового советского ученого Верейского, рабочего-коммуниста; Василия Забродина. Здесь же окажутся трагические роли Мордвинова — Отелло, Лир, Арбенин.
В другой группе, в противовес позитивным образам, роли противоположного свойства, такие, которые требуют разоблачения, развенчивания, осмеяния. Это лютые враги Советской власти — белогвардеец Соболевский и поручик Яровой, закоснелый чинуша Костюшин, опустившийся, никчемный Аполлон Мурзавецкий, ограниченный, недалекий кавалер ди Рипафратта и некоторые другие.
В ролях первого ряда Мордвинов — певец высокой человечности, провозвестник правды, добра, справедливости, и тогда актер в полной мере использует все возможности и приемы своего героического, романтического искусства. В других ролях острие его таланта направлено на разоблачение античеловечности, на обличение тех или иных людских пороков, отрицательных сторон характера, для чего Мордвинов не менее щедро использует приемы острой сатиры, яркой комедийности, вплоть до гротеска и буффонады.
Пафос утверждения и пафос отрицания — полярные точки актерской палитры Мордвинова, но они всегда в диалектическом единстве и в равной степени служили одной цели — созданию полноценного художественного образа. Но, конечно же, личные пристрастия актера очевидны — Мордвинова всегда привлекали незаурядные личности, люди сильной воли и больших чувств, положительные герои времени, целеустремленные, активно борющиеся за правду и счастье человечества. Больше всего Мордвинов ценил те роли, которые раскрывали человека во всей глубине его натуры, определяли отношение к окружающей среде, позволяли понять свою «главную заботу» роли. Именно в них он находил наиболее полное применение своим актерским возможностям и одерживал наиболее значительные творческие победы.
«Мы любим находить в герое человека», — читаем мы у французского художника Делакруа. Вот это всегдашнее стремление и способность находить в герое человека составляло отличительную особенность работы Мордвинова над ролями. А преклонение Мордвинова перед высокими качествами человеческой личности, вера в человека, в лучшие благородные порывы его души, желание показать человека красивым, величественным было породнено с характерной для творчества актера романтической манерой исполнения.
Мордвинова закономерно называли актером героической темы, актером — романтиком.
Большую часть своей жизни Мордвинов вел регулярные записи репетиций и спектаклей, фиксировал свои впечатления о различных явлениях в искусстве, откликался на события в стране и за рубежом, размышлял над виденным, сопоставлял, сравнивал. Исписанные мелким, аккуратным почерком страницы, начатые еще в 1938 году, со временем превратились в объемистый дневник жизни и творчества актера, предлагаемый сейчас вниманию читателей. Если же к этим «Дневникам» присоединить многочисленные высказывания Мордвинова о драматургии и театре — газетные и журнальные статьи, заметки, интервью — и сопоставить их с его собственной сценической практикой и ролями в кино, то получится довольно стройная и целостная программа утверждения героического начала в искусстве советского актера. В основе этой эстетической программы лежат традиции романтического искусства русского театра и передовые традиции советской актерской школы — боевитость творчества, острота социальной характеристики, четкость авторской позиции, единство художественного и гражданского в освоении и раскрытии сценического образа.
На протяжении всей своей жизни Мордвинов был предельно требовательным к своим ролям. Ему не свойственно было соглашаться с предложенной ролью, если она шла вразрез с правдой жизни, была конъюнктурна, половинчата, если актер не понимал ее смысла и назначения. Мордвинов никогда не мог позволить себе работать одновременно над двумя-тремя ролями. Поэтому он отказался от ряда заманчивых предложений и, кто знает, может быть, прошел тем самым мимо многих «своих» ролей. Сказывалась здесь и большая личная скромность актера, во многом не справедливая недооценка своих данных и возможностей.
Несмотря на все разнообразие сыгранных им ролей и еще большее разнообразие ролей, которые он мечтал сыграть (а в перечне таковых могут быть названы Раскольников, Хемингуэй, Несчастливцев, Галилей, Чацкий, Таланов, Фома Гордеев, ради чего Мордвинов написал оригинальную инсценировку горьковской повести, и ряд других), актер считал, что круг его ролей строго ограничен. Здесь он часто сравнивал себя с товарищами по сцене, берущимися за различные роли, и без какого бы то ни было оттенка зависти обозначал для себя актерские границы.
Отличительной чертой деятельности Мордвинова было уважительное отношение к зрительному залу. Актер всегда прислушивался к мнению зрителя, внимал его советам. «Низко кланяюсь ему», — было одно из наиболее любимых им выражений, обращенных к зрителю.
Воспитав в себе высокие этические требования не столько лекциями и учебниками, сколько самой жизнью, следуя примеру своих учителей, Мордвинов до конца дней сохранил в себе предельную мобилизованность к повседневному труду, к служению искусству. Каждая новая роль, большая или малая, была для Мордвинова событием, каждый очередной спектакль был для него премьерой. И среди них не было спектаклей трудных и легких. К любому надо было готовиться. Никогда Мордвинов не играл вполсилы, вполголоса. Он не мог позволить себе выйти на сцену, как сам говорил, «в ночных туфлях», «в халате», «спустя рукава». Поэтому так болезненно переживал Мордвинов любое нарушение ансамбля, халтурное отношение к роли, накладки в оформлении.
В «Дневниках» можно встретить немало горьких упреков по части проведения спектаклей, организации театрального дела, сетований на безразличное отношение иных актеров и театральных работников к своим ролям, к спектаклям. Это продиктовано исключительно заботой актера о чистоте искусства, об ответственности перед аудиторией. Характерно, что Мордвинов не любил премьерных представлений. В них он усматривал что-то нарочитое, демонстративное. Актер был уверен, что на премьере играют «судорожно», и премьерные впечатления обманчивы. Другое дело репетиции или рядовые, повседневные спектакли — здесь настоящая работа. Можно с уверенностью сказать, что ни одна из сыгранных Мордвиновым ролей не тускнела, не утрачивала своих качеств после премьеры. Напротив, каждая роль росла, набирала силу. Это тоже показатель не только умения актера поддерживать собственную форму, но и постоянно совершенствовать роль, максимально использовать все ее возможности. Мордвинов никогда не останавливался на фиксированных премьерой рисунке роли, мизансценах и др. В каждом новом спектакле и между ними (особенно в значительных ролях) актер контролировал течение внутренней жизни образа, сверял его с собственным самочувствием на сцене, следил за реакцией зала и т. д.
Вместе с тем импровизацию, фантазию Мордвинов признавал лишь в очень определенных рамках. Только в том случае, когда актеру было все знакомо в роли, в сценической ситуации, в отношениях с партнерами, в мизансцене, тогда он чувствовал себя свободно и мог так же свободно творить. «Я люблю, — записал как-то Мордвинов в «Дневниках», — когда рисунок найден, закреплен, облюбован, выискан, тогда, закрепленный в форму, — вот парадокс, — я становлюсь свободным и импровизирующим».
Мордвинов от природы был наделен отличными внешними данными — высоким ростом, выразительными чертами лица, сильным, красивым голосом, большой музыкальностью, темпераментом. Но только в результате огромной работы над собой, регулярным тренажом он сумел добиться абсолютного владения своим телом и голосом. Тогда стали возможными для актера выступления в роли Отелло, требующей огромного физического напряжения, или в других трудоемких ролях, таких как Арбенин, Лир, Богдан Хмельницкий, Котовский.