26/X
«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»
Сначала роль никак не шла, душа не откликалась ни на какие «манки», и даже равнодушие какое-то [появилось] к тому, что не получается.
[…] Как бы только мне не опуститься до того, чтобы мне не стало все безразлично?
Второй и третий акт играл прилично…
Ой, как дурно на душе. В театр не хочется появляться. Ролей для меня нет.
30/X
«МАСКАРАД»
Не помню… Что-то делал… Что-то получалось, что-то нет…
Я действительно уважаю зрительный зал. Я ни за что не позволю себе выйти на сцену «в ночных туфлях», «в халате», «спустя рукава». Потому еще, что он был всегда единственным и деятельным моим помощником. А сегодня… меня не было на сцене, не было и зрительного зала в зале…
«Силы мои меня покидают»… Надо бы сократиться, а не могу… Отдаю себя ребяткам в школе… Может, у кого-нибудь что-то западет в душу… А впереди для театра у меня нет ничего, быть же без работы — и стыдно и неуютно.
А впрочем, польза была и есть!.. Хотя бы в том, что он был для меня новым и… сравнительно легким. Сердце продиктовало мне условия: либо отказаться от спектакля, либо найти средство сыграть роль вполовину физики и психики, убрав все действие вовнутрь. Играл тихо, убрал большинство взрывных моментов, и от этого оставшиеся звучали особенно сильно.
Из зрительного зала получил подтверждение этому своему заключению. Идут сольные концерты в школах.
Я с большой радостью провожу их. Мне так хочется всем им, кто меня слушает, хорошо, внимательно, а на «Русском характере» — взволнованно, передать мое пожелание, чтобы путь их был славным, гордым, светлым, нужном.
Что это за устройство головы… мозга… Читаю, рассказываю одно а в голове параллельно идут мысли, прямого отношения к рассказываемому не имеющие, и нужны специальные силы, чтобы не пропустить их и собраться на одном. Оказывается, сосредоточенность — одна из самых труднодостижимых способностей человека.
Я увлечен сейчас [желанием] отдать все, что я знаю, чем дорожу, — людям, особенно молодым, в надежде, что, может быть, и я не сразу умру. Хочется рассказать им больше, скорее, глубже.
А сегодня на мой вопрос: «Может быть, довольно?», какой-то нагловатый голос ответил: «Довольно». Зал зашумел, ученики захотели «замазать» нетактичность.
— Если все хотят слушать и лишь один считает, что он взял все от меня, может быть, логичней ему оставить зал?
Он промолчал, сник.
— Оказывается, вы не только невоспитанный молодой человек, но и… трус.
2/XI
Смотрел «Обыкновенный фашизм» М. Ромма.
Страшная, умная, талантливая картина. Удивительная картина![652]
12/XI
«МАСКАРАД»
За эти дни много горького пронеслось в жизни моей, голове, душе…
(…) Нет покоя ни днем, ни ночами… И стоит больших сил идти в театр. Не подпускаю эту муть к образу Арбенина. Но это стоит многого. Как бы уберечь его?
14/XI
Сегодня выступал с «Русским характером» во вновь открытом на ул. Горького концертном зале «Поэзия»[653].
Небольшой зал уютен и для всякого чтеца — маленький…
Читал с удовольствием, только очень душно.
Зовут повторить программу.
Мое единоборство с залом, не то единоборство с людьми, тебе не доверяющими, зритель мне давно доверился, но мне мало доверия, мне нужна душевная близость, открытое сердце, чтобы говорить по душам, а это право каждый раз надо завоевывать. Общество «СССР — Африка» предложило мне поездку в Мали.
Некогда. Набрал много работы и все интересная:
Отелло (поэма с симфоническим оркестром).
Луначарский[654].
Телевидение — хочу об Арбенине.
Документальный фильм — хочу об Отелло.
Концерты… дал согласие на Свердловск. Зарвусь, что ли?
18/XI
Вчера слушал запись Шварца[655] и слово Андроникова о его творчестве. Какой молодец, как доброжелательно говорил, даже завидно.
А Шварц — хорошо «Мертвые души» и весьма обычно — Пушкин. Для Пушкина нужно пламя души…
Андроников захотел посмотреть спектакль «Ленинградский проспект». При случае с удовольствием покажу работу.
Репетиция «Отелло» с оркестром.
Слушал черновую запись прошлого выступления. Понял, что я поддался музыкальному строю и ушел от себя. Сейчас работаю над разговорностью речи.
Как будто бы освобождаюсь от декламации.
Помощи нет — только хвалят.
А сам… увлекаюсь, слушая музыку, и, возможно, опять начинаю уходить от себя.
«Не черен — светел ваш отважный зять». Не о ревности же дикой говорить в роли сейчас, в век светлых устремлений народов, когда великолепная роль дает возможность говорить о лучшем в человеке.
20/XI
[…] Сегодня мне удалось не поддаться «музыкальной стихии», перейдя в декламацию. Я вел себя в единстве с музыкой, но не иллюстрировал ее напевностью, декламацией.
Мне больше, чем кому-либо, надо слушать свои записи, так как я с удовольствием отдаюсь стихии чувств, порою теряя контроль над собою.
О чем надо позаботиться завтра?
Действие, действие и действие.
Для Яго — скандированная, обрывистая речь, желчная, злая, нетерпимая.
Для Отелло — открытая, доверчивая, широкая, доброжелательная.
21/XI
Большой зал Консерватории.
Трагическая поэма «Отелло» с симфоническим оркестром и хором.
Трагическую поэму назвали театром одного актера. Говорят, что главным действующим лицом получился актер.
Вел я себя на сцене собранно и уверенно. Было заволновался вначале, а потом убедил себя, что волноваться мне нечего и волнение — рефлекс. К концу зрительный зал плакал вместе со мною (я видел мелькающие платки и руки у глаз).
Приняли хорошо, горячо. Слушали предельно внимательно, и оркестр жил со мной одной жизнью.
[…] Завадский долго стоял в стороне, потом подошел. Лица перевернутое, слезы на глазах: «Это очень крупно, Коля. Как интересно ты решил Яго. Надо бы играть его. Так делали великие трагики».
— Я с Денисовым[656] в Ростове так и договорился, но… жизнь предложила свое.
— Не жалко роли Отелло?
— Конечно, жалко, но что я мог сделать?
Сегодня настоящая победа, мне чрезвычайно дорогая.
1/XII
Председательствую в обществе «СССР — Африка».
3/XII
Выступление в ГИТИСе в связи с 90-летием со дня рождения Луначарского.
5/XII
«МАСКАРАД»
Ко Дню Конституции самый подходящий спектакль! А впрочем, прекрасное (я разумею произведение Лермонтова) всегда кстати.
Полторы недели на улице слякоть. Слякоть и в организме, стоит только прилечь, взять книжку, как мгновенно засыпаю. Впрочем, с кем ни поговорю, все чувствуют себя размагниченными — сонливость, упадок сил, лень…
Трудно будет играть.
Странная, неведомая машина — человек. Вдруг пошла роль, и весь спектакль играл приподнято, освежился рисунок, ожил, нашел много нового.
И зал полный — сначала покашливал, а потом замер.
16/XII
«МАСКАРАД»
Сценическое чувство при всей своей достоверности, жизненности — сценическое чувство приятное, несмотря на то, что, скажем, артист переживает горе, трагедию.
Подлинно житейское чувство допускать в роль нельзя. Чувство должно рождаться от образа и его жизни. Иначе твое собственное захлестнет тебя и ты потеряешь управление над ним, а тут недалеко и до патологии, недалеко до потери управления своим поведением. Интересно, что Шаляпин не позволял себе «терять» это управление, боясь, что это отразится на чистоте звука.
